Казанова - Кестен Герман - Страница 7

• Предыдущая
• 7/97
• Следующая

До пасхи она не могла встать с постели. С той поры три оспины остались на ее лице. Она выздоровела. Они любили друг друга, но оставались в границах. Потом он очень сожалел об этом; она вышла замуж за сапожника, который растратил ее приданное и бил ее, пока брат не забрал ее обратно.

Когда в 51 или в 52 года Казанова разыскал своего старого учителя, он нашел Беттину смертельно больной старухой, которая умерла через двадцать четыре часа после его появления.

Она была первой в галерее его возлюбленных. Он прожил с ней дольше, чем с какой-либо женщиной позднее, хотя и «не сорвал ее цветка» — как он (или его издатель) написал на поэтическом языке старомодных развратников.

Казанова пишет, что Беттина представлялась ему чудесной, как героини романов. Из романов она заимствовала свою психологию, говорит он, и советует читать хорошие романы. Это сложное любовное приключение ранней молодости, пишет он, было хорошей школой для него, однако всю жизнь женщины водили его за нос, и даже ближе к 60 он хотел жениться в Вене на легкомысленной особе. Казанова подробно изображает истерию Беттины и даже называет ее помешанной на мужчинах. Она наполовину совратила его и плохо кончила.

На пасху 1737 Дзанетта возвратилась из Санкт-Петербурга в сопровождении знаменитого арлекина. В Падуе она пригласила сына и его учителя на ужин в гостиницу и подарила Беттине рысью шкуру, а Гоцци — шубу.

Через шесть месяцев она снова вызвала сына и учителя в Венецию перед отъездом в Дрезден в придворный театр и, конечно, в объятия Августа III, тогдашнего курфюрста Саксонии и короля Польши, большого любителя комедии и комедианток. Контракт Дзанетты в театре был пожизненным. Сыну Дзанетто, которого она взяла с собой, было восемь лет и он горько плакал при прощании, тогда как его брат Джакомо равнодушно расстался с Дзанеттой и Дзанетто.

После прощания с матерью Казанова возвратился в Падую. Вскоре он поступил в университет, где завел дружбу с известными, а мы скажем — дурнейшими, студентами: игроками, пьяницами, кутилами, драчунами и развратниками. В таком обществе он научился держаться свободно. Вскоре он начал играть и делать долги. Его опыт с Беттиной предостерег его от дурных женщин. Чтобы уплатить долги, он заложил и продал все что имел, и написал бабушке просьбу о новых деньгах. Легкая на подъем, она приехала и забрала его в Венецию.

Доктор Гоцци на прощание «весь в слезах» подарил ученику реликвию, которая Джакомо «и в самом деле спасала в большой нужде, когда он относил ее в ломбард — она была оправлена в золото».

Впрочем, в университете ему пришлось много выучить, много прочесть, много увидеть. Наряду с чужими городами и женщинами он везде и всегда изучал старые и новые книги, и любил их, и со своей замечательной памятью из каждой что-нибудь да помнил. Его жажда знания и истины всегда была так велика, как и его голод по жареной и по нарумяненной плоти. Уже в молодые годы он был ученым, свободно цитировал классиков, знал Горация наизусть и всегда выглядел сведущим.

В пятнадцать лет Казанова увидел родной город Венецию словно впервые. Тысячелетняя патрицианская республика жила в зеркальном свете ушедшего величия. Еще дож надевал тиару на голову и торжественно брал в жены море. Но море уже слушало новых господ и торговля Венеции угасала.

На каждом углу стояла церковь, но прихожане приходили с игры и шли на разврат. Более четырехсот мостов было простерто через сто пятьдесят каналов. Город на сотне островков посреди лагуны в четырех километрах от материка был кипучим предместьем Европы. Шулеры в масках встречались здесь с настоящими королями. Художники и матросы были замечательно живописны. На всех улицах и во всех театрах играли импровизированные комедии. Не только в ложах играли в азартные игры, но и в салонах, казино и кофейных домиках. Весь мир казался влюбленным.

С фальшивыми окнами, с бесчисленными причалами и гондолами, с никуда не ведущими переулками, с неожиданно открывающимися кулисами, с беззвучно закрывающимися потайными дверцами, с тысячами балконов и сотнями тайных ходов Венеция была раем авантюристов и влюбленных. Каждые полгода устраивали карнавал. Sior maschera (господин в маске) — звали дожа, sior maschera — гондольера.

От церковного алтаря на площадь Риальто, от святыни к проституткам, с запада на восток, с маскарада под свинцовые крыши тюрьмы всегда был только шаг. Лестница Гигантов вела к месту флирта. Траты на искусство были колоссальны, как и любовь к жизни.

В самой реакционной из республик Европы, где бедность и богатство шествовали неприкрыто и локтями задевали друг друга, Казанова был никем и ничем, внук вдовы сапожника, наследник умершего танцора, сын комедиантки, уехавшей заграницу.

В соборе святого Марка патриарх творил отлучения, на площади танцевал народ. В театральных ложах пировали аббаты с женами аристократов и дочерьми плебса. Панталоне проказничал, Арлекино хихикал. Карло Гоцци писал сказки, Карло Гольдони поставил две сотни комедий. Гондольеры пели песни на слова Тассо и Ариосто. Сладострастие шествовало обнаженным и под маской. Сладострастие изображал Джамбаттиста Тьеполо. Бальдассари Галуппи смеялся над ним в семидесяти комических операх. Сладострастие звучало из открытых дверей церкви в тающих мелодиях церковных хоров, днем и ночью лилось в баркаролах, разносящихся над водой. В Венеции Гендель и Глюк писали оперы. Моцарт шел на карнавал.

О небесных голосах венецианских певцов мечтали Гете и Руссо, чья Джульетта вероятно была той, что обменивалась с Казановой рубашками, панталонами и поцелуями. Месье де Брос грезил о земной любви венецианских монахинь. Каналетто, Гуарди и Лонги изображали венецианские дворцы и обычаи, тающие краски вечеров и «felicissima notte» (счастливейшей ночи) этого нептунического города.

Джакомо вернулся из Падуи на краешке юбки своей бабушки. Желая стать врачом, он изучал ненавистную юриспруденцию, потому что мать и опекун хотели определить его в адвокаты. Но бабушка желала чтобы он стал проповедником. Поэтому священник Тозелло дал ему должность в своей церквушке Сан Самуэле, где когда-то его окрестил. Патриарх Венеции, бывший матрос, принял его постриг. Через двенадцать месяцев Казанова принял четыре нижних посвящения. Он был уже господином аббатом, находясь на нижней ступени длинной церковной карьеры.

Священник Тозелло ввел его в палаццо богатых сенаторов Малипьеро.

С самого начала жизни Казанова доказал свое искусство нравиться людям. У него рано опредилилась склонность к великим мира. Он искал любого случая, который вел его к богатым или влиятельным людям. Он во многом был обязан их рекомендациям. Всю жизнь он собирал рекомендательные письма. Он использовал каждый случай. Он хотел полностью раскрыться. Он не сдавался. Он не позволил вести себя на поводу. Он никогда взаправду не отдавался. Более всего он любил свободу. Полный эгоист — без жены, без семьи, без родины, принципов или законов — он искал полной независимости. Но из этого буйного кружения случайностей в конечном счете возникла профессия, качество, определенное явление, характер, точный и предопределенный жизненный путь, от которого он отказался лишь в самом конце и с чрезвычайными усилиями, и на котором с самого начала он превратил свою мнимую свободу в служение. Так сильны условности жизни, так подавляют формообразующие силы цивилизации. И так все мы находимся в заключении. Так основательно высмеивается наша мнимая свобода.

Малипьеро, беззубый подагрический холостяк семидесяти шести лет, который «отрекся от всего, кроме себя», любил молодежь за ее талант к счастью. Он заботился о молодых и учил их, как удержать счастье при помощи разума.

У Малипьеро уже были две любимицы. Августа, пятнадцатилетняя дочь гондольера Гардела, писаная как на картине, позволяла хитроумному старцу на пути к счастью учить себя танцам. Прелестная и причудливая семнадцатилетняя Тереза Имер, дочь директора театра и любовника Дзанетты Казановы, за его деньги была ученицей в театре. Ее мать, старая актриса, ежедневно утром вела ее к мессе, а после полудня к Малипьеро. Однажды при матери и Казанове Малипьеро просил Терезу о поцелуе. Тереза отказала, так как утром приняла причастие и господь наверное еще не покинул ее тела. Мать Терезы выбранила жадного старца.

• Предыдущая
• 7/97
• Следующая