Сойка-пересмешница - Коллинз Сьюзен - Страница 38

• Предыдущая
• 38/78
• Следующая

— Мне кажется, что вы переходите черту, — говорю я. — Разве такое не осуждается?

Они оба таращатся на меня — Бити с сомнением, а Гейл враждебно.

— Полагаю, не существует книги правил о том, какие действия могут считаться неприемлемыми по отношению к другим людям.

— Ещё как существует. Мы с Бити придерживаемся той самой книжки с правилами, которой пользовался президент Сноу, когда промывал мозги Питу, — говорит Гейл.

Жестоко, но в точку. Я воздерживаюсь от дальнейших комментариев. Я чувствую, что если срочно не выйду на улицу, то просто взорвусь от ярости, но я ещё не успеваю покинуть отдел Спецобороны, когда меня вылавливает Хеймитч.

— Пойдём, — говорит он. — Нам надо, чтобы ты вернулась наверх в больницу.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Они собираются кое-что попробовать с Питом, — отвечает он. — Пустить к нему самого безобидного человека из Двенадцатого дистрикта, какого только они могут придумать. Найти кого-то, с кем у Пита могли бы быть общие детские воспоминания, но ничего, тесно связанного с тобой. Сейчас они отбирают людей.

Я знаю, что задачка не из лёгких, так как общие детские воспоминания у Пита, скорее всего, с кем-нибудь из города, а почти никто из этих людей не спасся от пожаров. Но, когда мы приходим в больничную палату, превративщуюся в рабочее пространство для команды специалистов, занимающихся восстановлением здоровья Пита, то вот она — сидит и болтает с Плутархом. Делли Картрайт. Как всегда она одаряет меня такой улыбкой, будто я — ее самая лучшая подруга. Такие улыбки она раздаёт направо и налево.

— Китнисс! — кричит она.

— Привет, Делли, — говорю я. Я уже слышала, что она выжила вместе со своей младшей сестрой. А вот её родителям, у которых был обувной магазин в городе, так не повезло. Она выглядит старше в тусклой серо-коричневой одежде Тринадцатого, которая никому не идёт, и с её длинными соломенными волосами, заплетёнными в практичную косу вместо локонов. Делли выглядит немного стройнее, чем я помню, но она была одной из немногих детей в Двенадцатом дистрикте, у которых была пара лишних фунтов веса в запасе. Местная диета, стресс, горе от потери родителей — это всё, без сомнения, способствовало похудению.

— Как дела? — спрашиваю я.

— Ох, так много всего сразу изменилось, — её глаза наполняются слезами. — Но здесь, в Тринадцатом, все очень милы, ты согласна?

Делли действительно так думает. Она искренне любит людей. Всех людей, а не только тех немногих, с которыми она провела годы, составив о них собственное мнение.

— Они приложили столько усилий, чтобы мы чувствовали себя желанными гостями, — говорю я. Думаю, это честное утверждение, не перегибая палку. — Ты одна из тех, кого подобрали, чтобы показать Питу?

— Думаю, что так. Бедный Пит. Бедная ты. Я никогда не пойму Капитолий, — говорит она.

— Да уж, наверное, лучше не надо, — говорю я ей.

— Делли знала Пита долгое время, — произносит Плутарх.

— О, да! — лицо Делли сияет. — Мы вместе играли в детстве. Я привыкла говорить людям, что он мой брат.

— Ну, что ты думаешь? — спрашивает меня Хеймитч. — Есть что-нибудь, способное запустить воспоминания о тебе?

— Мы все учились в одном классе. Но никогда особо не пересекались, — говорю я.

— Китнисс всегда была такой поразительной, я никогда и не мечтала, что она заметит меня, — говорит Делли. — То, как она охотилась, ходила в Котёл и всё остальное. Все так ею восхищались.

Нам с Хеймитчем приходится внимательно вглядеться в её лицо, чтобы точно удостовериться, что она не шутит. Если послушать описание Делли, то получается, что у меня почти не было друзей, потому что я отпугивала людей своей исключительностью. Неправда. У меня практически не было друзей, потому что я не была дружелюбной. Оставим это Делли — впутывать меня в нечто прекрасное и удивительное.

— Делли всегда думает о людях только самое хорошее, — объясняю я. — Не думаю, что у Пита могут быть плохие воспоминания, связанные с ней.

А потом я припоминаю: — Подождите. В Капитолии. Когда я солгала о том, что узнала безгласую девушку. Пит прикрыл меня и сказал, что она похожа на Делли.

— Я помню, — говорит Хеймитч. — Но не знаю. Это же было неправдой. Фактически Делли там не было. Не думаю, что это может конкурировать с годами детских воспоминаний.

— Особенно с таким приятным собеседником как Делли, — говорит Плутарх. — Давайте попробуем.

Плутарх, Хеймитч и я идём в наблюдательную комнату, расположенную рядом с палатой, где держат Пита. Там уже толпится десять членов его команды по восстановлению, вооружённых ручками и блокнотами. Односторонне-прозрачное стекло и настроенный звук позволяют нам тайно наблюдать за Питом. Он лежит на кровати, его руки привязаны внизу. Он не сопротивляется сдерживающим ремням, но его руки всё время нервно подёргиваются. У него более разумное выражение лица, чем тогда, когда он пытался задушить меня, но это всё ещё не его лицо.

Когда дверь тихонько открывается, его глаза испуганно расширяются, а потом становятся озадаченными. Делли неуверенно пересекает комнату, но как только оказывается рядом с ним, то естественно расплывается в улыбке.

— Пит? Это я, Делли. Из дома.

— Делли? — кажется, горизонт чист. — Делли. Это ты.

— Да! — с явным облегчением произносит она. — Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно. Где мы? Что произошло? — спрашивает Пит.

— Начинается, — говорит Хеймитч.

— Я наказал ей избегать любых упоминаний о Китнисс или Капитолии, — говорит Плутарх. — Просто посмотрим, как много воспоминаний о доме она сможет воскресить.

— Ну, мы в Тринадцатом дистрикте. Теперь мы живём здесь, — говорит Делли.

— То же самое мне говорили те люди. Но это бессмысленно. Почему мы не дома? — спрашивает Пит.

Делли закусывает губу. — Был…. несчастный случай. Я тоже ужасно скучаю по дому. Я как раз думала о тех рисунках, которые мы раньше рисовали мелом на камнях мостовой. Твои были просто чудесные. Помнишь, как ты на каждом камне рисовал разных животных?

— Да. Поросят, кошек и всех остальных, — говорит Пит. — Ты сказала… несчастный случай?

Мне видно, как блестит от пота лоб Делли, когда она пытается обойти этот вопрос. — Это было плохо. Никто…. не мог остаться, — запинаясь говорит она.

— Придерживайся этого, девочка, — говорит Хеймитч.

— Но я знаю, тебе здесь понравится, Пит. Эти люди были по-настоящему добры к нам. Здесь всегда есть еда и чистая одежда, и в школе гораздо интереснее, — говорит Делли.

— Почему моя семья не пришла навестить меня? — спрашивает Пит.

— Они не могут, — Делли снова срывается. — Многие не выбрались из Двенадцатого. Так что нам надо построить новую жизнь здесь. Я уверена, что им бы пригодился хороший пекарь. Помнишь, как твой отец обычно разрешал нам лепить из теста мальчиков и девочек?

— Там был пожар, — вдруг произносит Пит.

— Да, — шепчет она.

— Двенадцатый сгорел дотла, не так ли? Из-за неё, — гневно говорит Пит. — Из-за Китнисс!

Он начинает натягивать привязные ремни.

— О, нет, Пит. Это была не её вина, — говорит Делли.

— Это она тебе сказала? — шипит он на неё.

— Уберите её оттуда, — говорит Плутарх. Дверь немедленно открывается, и Делли начинает медленно к ней пятиться.

— Ей и не надо было говорить. Я была… — начинает Делли.

— Потому что она лжёт! Она лгунья! Нельзя верить ничему, что она говорит! Она какой-то переродок, созданный Капитолием, чтобы уничтожить всех, кто остался! — кричит Пит.

— Нет, Пит. Она не… — снова пытается сказать Делли.

— Не верь ей, Делли, — говорит Пит голосом, полным ярости. — Я поверил, и она пыталась убить меня. Она убила моих друзей. Мою семью. Даже не приближайся к ней! Она переродок!

• Предыдущая
• 38/78
• Следующая