Вальсируя с медведями - ДеМарко Том - Страница 24

• Предыдущая
• 24/39
• Следующая

Этот фактор, как правило, сбалансирован: по сути, одинакова вероятность как позитивных, так и негативных изменений производительности.

Опасно использовать наши данные для очень малых команд, поскольку индивидуальные различия там могут не сгладиться. Например, команда из одного человека подвержена куда большему воздействию низкой или высокой производительности.

Сбалансированный риск, вроде низкой или высокой производительности, просто вносит шум в процесс. Он расширяет диапазон неопределенности без сдвига среднего ожидаемого показателя, в каком бы то ни было направлении.

Моделирование требует нескольких параметров проекта и дает возможность заменить любой (или все) из главных рисков вашими собственными данными, а затем просчитывает варианты проекта, чтобы определить, какую продолжительность проекта следует ожидать. Данный профиль является результатом 500 отдельных прогонов, даты завершения которых сгруппированы в дискретные диапазоны. Для проекта (названного здесь Amalfi), где N – примерно 26 месяцев, без замещений, результаты моделирования с помощью «RISKOLOGY» похожи на цифры, с которыми вы сталкивались в конце главы 12:

Покажем здесь, как вы могли бы интерпретировать и объяснить результат, если бы таким был ваш проект существует некоторая ненулевая вероятность завершения проекта в период между 26-м месяцем и 27-м месяцем. Значительно вероятнее, однако, что вы будете готовы между 32-м и 34-м месяцами. С 75%-ной достоверностью можно назначить сроком сдачи 38-й месяц. Около 15% прогонов заканчивается прекращением проекта. Это – честная оценка риска прекращения проекта, с точки зрения взгляда на проект с начальной его даты, но за шесть месяцев действия проекта должно стать возможным оценить риск прекращения точнее и, быть может, снять его.

Главные риски можно также использовать для оценки того, был ли процесс управления рисками осуществлен разумно. Например, если вы представили пять главных рисков, но использовали данные, отличные от наших, вы можете быть достаточно уверены, что осуществили управление рисками, причем осуществили его разумно. Но мы с большим недоверием относимся к проектам, претендующим на управление рисками, когда они не принимали во внимание эти пять главных рисков.

Вам следует беспокоиться не только о главных рисках. Может быть немало рисков, свойственных именно вашему проекту, которые нужно учесть в вашем уравнении риска. Например, может быть ключевой исполнитель, чей уход станет роковым для проекта, важный пользователь, который может решить идти своим путем или поставщик, чья необязательность может иметь ужасные последствия.

Как только вы обнаружили и количественно оценили эти риски, ими можно управлять, как и любыми другими. Но выявить их может быть нелегко. Культура наших организаций иногда не позволяет говорить о самых тревожащих рисках. Мы ведем себя, как самые дикие племена, которые пытаются не подпустить к себе дьявола тем, что отказываются произносить его имя. Хранить молчание о риске – это не способ избавиться от него. Например, при подготовке проекта запуска Ariane 5[24], никто не говорил, что есть риск ошибок, связанных с тем, что компилятор не делает проверку граничных значений, и это поставит под угрозу запускаемый спутник. Но это, тем не менее, случилось и привело к полному провалу запуска.

Обычным при обнаружении риска бывает чье-то высказывание «Знаете, если <нечто> случится, мы сильно влипнем…». Обычно говорящий уже какое-то время знал о риске и, возможно, даже самостоятельно его оценил в какой-то такой форме: «Пожалуй, я всерьез займусь своим резюме, если будет похоже, что <это нечто> может случиться». Когда все управление рисками в данном проекте происходит в голове единственного встревоженного индивида, то это говорит о сбое в коммуникации. А конкретнее, это означает, как правило, что существует некое препятствие, перекрывающее потоки важной информации.

Рассмотрим эти факторы в реальном контексте: утром 28 января 1986 гола взорвался космический корабль Challenger, что повлекло ужасающие потери человеческих жизней, материальных средств и национального престижа. Расследование показало, что резкое похолодание непосредственно перед пуском вызвало выпадение из заданного температурного режима всей первой ступени и ее компонентов. Система была предназначена для работы при температуре выше нуля, а на деле оказалось куда холоднее. Никто из персонала не думал о кольцевых уплотнителях твердотопливных ускорителей, которые и вызвали беду, но многие люди знали, что компоненты системы чувствительны к низкой температуре, и нельзя рассчитывать, что они смогут нормально функционировать при температуре ниже нуля. Почему они молчали?

У них были те же самые причины, которые не дают людям озвучивать риски в любых других компаниях. Это принимает форму неписаных правил, встроенных в корпоративную культуру:

1. Не имей привычки думать о неприятностях.

2. Не поднимай проблему, если у тебя нет готового решения.

3. Не говори, что нечто является проблемой, если не можешь доказать, что это так.

4. Не будь помехой.

5. Не озвучивай проблему, если не хочешь, чтобы на тебя возложили ответственность за ее немедленное решение.

<……>

суждаются открыто, то их никогда и не приспосабливают к изменяющимся обстоятельствам.

Нам всем велят на работе принимать менталитет «будет сделано». И в этом загвоздка. Назвать риск по имени – значит оказаться в парадигме «не могу сделать». Обнаружение риска находится в глубоком противоречии с этим фундаментальным аспектом наших организаций.

Поскольку подавление стимулов является достаточно мощным, нужен открытый, установленный и хорошо понимаемый процесс, обеспечивающий возможность высказываться. Нужен механизм, способ полного вовлечения всех и каждого при гарантированной безопасности. В основе этого механизма должны быть временные правила, позволяющие, по крайней мере, в данный момент, не повиноваться неписаным правилам. Если ваш начальник публично просит вас исполнить «роль адвоката дьявола для этой идеи», вы явно освобождены от диктата мышления «будет сделано». Это позволяет вам наслаждаться негативным мышлением типа «что если». Именно этого должен достичь наш уточненный процесс обнаружения рисков.

Предлагаемый нами уточненный процесс для идентификации рисков включает три этапа продвижения от обнаруженного риска назад, к причинам его возникновения:

Когда происходит реальная катастрофа, эти три этапа проходят в противоположном порядке, двигаясь от причины по раскручивающемуся сценарию к окончательному результату. Но слишком жутко иметь с ними дело в таком порядке. Отработка «задом наперед» пугает меньше. Она позволяет сначала сконцентрировать внимание на возможном кошмарном результате, совершенно изолированно, отдельно от причины. Но даже при этом людям нелегко высказывать такие опасения:

ТРЛ: В прошлом году мне нужно было сделать операцию на колене при полном обезболивании. Накануне моей отправки в больницу жена спросила, беспокоюсь ли я из-за этой операции. Я быстро ответил, что ни капельки, что тысячи таких операций проходят без всяких проблем. Немного позже я признался ей, что есть у меня какой-то небольшой, как мне казалось, иррациональный страх. Я боялся, что хирург прооперирует другую ногу. Жена посоветовала сказать врачу об этом. На следующее утро меня подготовили к операции, рядом была жена. Хирург вошел рассказать о послеоперационных процедурах. Жена смотрела на меня, удивленно вскинув брови. Я молчал. Прямо перед тем, как уйти готовиться к операции, хирург взял маркер и написал «Да» прямо над коленом, которое предстояло оперировать. Жена улыбнулась, а за ней и все мы.

• Предыдущая
• 24/39
• Следующая