Девятый - Каменистый Артем - Страница 29
- Предыдущая
- 29/80
- Следующая
Из подпола вылез совсем мелкий ребенок неопределенного пола, шустро скрылся в дверях.
— Пока чищу, расскажи — чего там и как у стены и что за шум такой был, что аж земля со стен осыпалась? — проявила толстуха любопытство.
Тук, похоже, очень неординарный человек — Трея вытаскивала из раны щепки без обезболивающего и не церемонясь, но горбун спокойно, будто на печи лежит и в потолок поплевывает, кратко поведал о наших героических приключениях:
— Шайка погани пожаловала к нам — бед наделала немало. Ворота бурдюк начисто снес и несколько изб порушил, что у главной стены. А как пошел к центру, так мы его с сэром стражем подкараулили — и шкуру припалили. Начал гореть в двух местах сразу, проломил стену и в реку сиганул. А мелочь сейчас сэр Флорис гоняет — увидел он, как наши стрелы сигнальные пускают, и быстро вернулся.
— И кто ж вас потрепал? — недоверчиво уточнила старуха.
— Так бурдюк и потрепал.
— Вот же язык лживый — бурдюк если кого потреплет, то ко мне они на своих ногах не приходят.
— Красивая ты и добрая, Трея, но глупая очень. Видела бы, что рядом с бурдюком делается, когда он разбег набирает, — бревна по небу будто солома на ветру летают. Вот и зацепило, когда кололи его, а меня еще и привалило — еле жив остался.
— Хороших людей сразу убивают, а таких полугнид, как ты, даже бурдюк не берет! Много там наших побило-то?
— Не ведаю, но шум был изрядный, так что ты поторапливайся — вот-вот пораненных нести начнут.
Вернулся ребенок, за ним в дом вошла все та же девушка, что меня к избе Тука провожала. Посильнее затянув платок на голове, она с равнодушным видом склонилась над горбуном, взглянула на рану, затем вопросительно уставилась на Трею.
— Йена, сейчас тряпицу, вымоченную в животворе, протяну через мясо, а ты держать будешь покрепче парой зажимов — тут шить глубоко надобно. Потом я ногой его займусь и головой глупой — там сама справлюсь, а ты посмотри сэра стража: его тоже где-то угораздило.
Женщины дружно взялись за плечо горбуна. Я неслабонервный, но вид крови и ран мне очень не нравится, так что наблюдал без искреннего интереса — просто не помешает узнать, каков здесь уровень медицины. На удивление все оказалось не столь уж примитивно — действо походило на высокопрофессиональную хирургическую операцию. Несколько светильников расставлено вокруг стола с пострадавшим на специальных подставках, а один, самый яркий, висит под потолком. Йена зажимала края раны или разорванный сосуд парочкой бронзовых зажимов, причем концы их, похоже, были изготовлены из серебра. Вычищенную рану обработали какой-то остро пахнущей мазью, полностью остановившей кровотечение, после чего Трея зашила ее тонкой кривой иглой, причем нить, если верить ее словам, в извлечении не нуждалась — сама потом рассасывалась.
Единственное, что мне не понравилось, — так это отсутствие обезболивающего. Хотя, не исключено, просто для Тука пожадничали — его в этой избе явно недолюбливали. Это подтвердилось, когда моими царапинами занялась Йена. Она, прочищая раны, смазала их чем-то, почти мгновенно превратив нарастающую боль в неприятное, но терпимое покалывание. Трея, оставив горбуна в покое, быстро зашила отметину на ноге, наложив три стежка. Лопатку шить не стала, заявив, что само затянется за пару дней, если грязь не занесу или расчесывать не стану. Ну и мазь с целебным компрессом менять надо пару раз в день.
Когда со мной заканчивали, на пороге появились новые пострадавшие: воина, неловко прыгавшего на одной ноге, помогли доставить два товарища — левая штанина у него побурела, кровь стекала на пол. Второго вообще занесли на плаще бесчувственным. Мельком его оглядев, лекарка послала ребенка за кузнецом — от удара сильно смяло шлем и снять его не получалось.
Медпомощь мне оказали. Чувствуя себя лишним, я вежливо поблагодарил за помощь и, оставив женщин хлопотать над ранеными, вышел на улицу. Здесь меня поджидал Тук:
— Сэр страж, а не пойти ли нам домой? Вы у нас не в командирах вроде как, огневикам теперь мои указания тоже ни к чему, так что нет в нас великой надобности. Зато у меня есть кое-что, против боли припасенное, а то эта живодерка все мясо разбередила своими железками — ноет сильно. Бой вроде как стих, а мы отдых заслужили — без нас там все разгребут.
Удивительно — горбун все же способен ощущать боль. Что-то не верится: на жестокой операции он вел себя более чем жизнерадостно — даже Трею за зад ущипнуть ухитрился.
— Да, Тук, отдых нам не помешает. Пойдем.
Горбун заглянул в «лазарет»:
— Трея, если меня искать кто будет или сэра стража, так пусть в избе ищут — там мы будем.
— Да кому ты нужен! Утопи себя в уборной — сделай мне приятное!
— Я тебя тоже люблю больше жизни и обязательно на приятное сподоблюсь. Как закончишь зашивать мужиков — так сразу приду с тобою спать, готовься.
Тук проворно захлопнул дверь, и какой-то твердый предмет, запущенный в него из глубины избы, с грохотом врезался в доски.
— Вот теперь точно можно уходить, а то мало ли — вдруг кому понадобимся?
Я покачал головой — горбун на себя не похож стал: болтает, шутит, даже выпить предлагает. Или он от полученной дозы адреналина с рельсов сошел?
Идти было недалеко, и по пути Тук рассказал мне о новостях, услышанных от солдат, притащивших раненых:
— Мелких в ворота не пустили — Арисат со своими воями стеной там встал. А потом, когда сэр Флорис подоспел, зажали их меж стеной и лесом. До сих пор вроде гоняют меж кольев, добивают. Говорят, не уйти оттуда погани, хотя не верю в такую удачу — темень, суматохи много, не бывает при таком, чтобы все хорошо было. Всегда глупо побитых много и другого дурного. Я бы вообще гонять их по темени не стал — пускай бегут: вой дороже, чем несколько шкур прыгунов. А вы, сэр страж, красиво тогда их провели, как цыплят глупых: проскочили они мимо вас, вот и получил бурдюк в зад подарок. Как завизжал, мелочь суету развела, кинулась назад, вот тут я и выскочил — еще один подарочек вручил. Хорошая драка получилась, и потрепали нас с вами не сильно. Могли бы и убить — дело нешуточное. Мелкие для нас погибель быстрая. Огневики ведь без доспеха в бой идут — от бурдюка он не поможет, а движение замедлит сильно. А нам это сразу смерть — если проворно не шевелиться, то в землю втопчет. Он хоть здоровый, но разворачивается на удар сразу — на месте. Чуть замешкаешься — и только чавкнешь под копытом. Даже вбей в него сразу дюжину копий — не сдохнет, бегать будет. Пока целиком не сгорит: крепкий он…
Дошли до избы. Я, по-прежнему не желая заходить в это тесное и не слишком чистое помещение, предложил:
— Может, лучше на сеновале посидим?
— А чего на сено лезть — можно сразу на завалинке.
Я не возражал — присел с удовольствием. Усталость навалилась многотонным прессом. Вроде и кровопотери нет, и воевать недолго пришлось, а придавило… Нервы — все от нервов. Этот мир твердо решил убить меня чередой непрекращающихся стрессов.
Тук выбрался из избы, присел рядом, протянул глиняную кружку:
— Извиняйте, сэр страж, но серебряной посуды не держим, а выпить с простыми мужиками, из битвы выйдя, даже королю не зазорно. Не слыхали легенду про Кенгуда Третьего и лучника Теофа?
— Нет, в другой раз ее расскажешь, наливай, что там у тебя.
— Тоже корежить начало? Так завсегда, когда в сече шкуру попортит: сперва и не чувствуешь ничего, потом только видишь, что одежка от крови вымокла. А уж после — будто тело не свое становится, и перед глазами темнеет — лечь хочется и не шевелиться. Много хороших ребят так и отходят — прилягут в кустах и исходят кровью. Не по глупости — от слабости в голове, что накатывает.
Кружка потяжелела от подозрительной бурды. Я не спрашивал, что там: вряд ли горбун станет меня травить. Банально напиваться тоже не хотел — просто расслабиться до состояния желе, потом уснуть и не просыпаться до полудня.
Захлопали крылья, и на плечо приземлился попугай. Не отвлекаясь на чистку перьев, он жадно уставился на кружку.
- Предыдущая
- 29/80
- Следующая
