Родные и знакомые - Киекбаев Джалиль Гиниятович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/80
- Следующая
Ещё раз перебрав вещи задержанной, староста приказал пялившемуся на женское исподнее Хамиту:
— Иди, приведи сюда, посмотрим-ка на неё!
Хамит с Аптуллой ввели девушку в дом. Веки у неё распухли от слёз. И, должно быть, инстинктивно стремясь скрыть это от чужих взглядов, она приспустила платок почти на самые глаза, а лицо прикрыла шалью, накинутой поверх платка. Войдя, остановилась у порога, прислонилась к дверному косяку.
— Откуда ты, сестричка? — спросил Рахмангол, решив, что ласковое обращение быстрее развяжет ей язык.
Девушка не ответила.
— Чья ты дочь? Девушка упорно молчала.
— Эй, жена! — крикнул Рахмангол. — Зайди-ка быстренько сюда!
Из другой половины прибежала старостиха.
— Что стряслось? Атак, не то лавку вы здесь открыли? Товары, деньги разложили…
— Ну, женщине только покажи товар — душу готова в обмен отдать. Не туда смотришь! Взгляни-ка вот на неё, — сказал Рахмангол, указывая взглядом на девушку.
— Аллах милостивый! Никак дочь ташбатканской Факихи? Верно, верно! Это ж Фатима!
— А Факиха — чья она жена?
— Жена Ахмади.
— Какого Ахмади?
— Да этого самого… Ну, который мочало скупает. Он ещё летом с Самигуллой, свояком Гиляж-бая, судился.
— Не-е, не с Самигуллой, а с его сватом, Вагапом, — вмешался Хамит. — Самигулла свидетелем ездил.
— Может, и так, — согласилась старостиха.
— Куда ж ты путь держала, сестрица? — спросил Рахмангол.
Фатима молча заплакала.
— Девушку никуда из дому не выпускайте, — сказал староста, обращаясь к жене. — Ты, Хамит, сейчас же скачи в Ташбаткан, скажи Ахмади, чтоб приехал за дочерью. Ты, Аптулла, постой у ворот, посторожи.
Конечно, надёжней было бы посадить задержанную в клеть, как намеревался Рахмангол поначалу, но это выглядело бы арестом и опозорило её отца, человека в округе известного и влиятельного. Поэтому намерения своего староста не осуществил.
Старостиха же, хорошо знавшая Факиху, отнеслась к девушке с сочувствием; уведя её в другую половину дома, предложила чаю. Но Фатима пить чай не стала — всё плакала и плакала.
«Всё… Пропала я, пропала! — мысленно повторяла она в отчаянии. — Теперь и шагу шагнуть из дома не дадут. Пропала… Будь проклят этот мир! Нет в нём для меня радости…»
Жандармы, закончив свои дела в Ташбаткане, собрались ехать в Гумерово. Старосте Гарифу строго-настрого наказали: буде беглый преступник Сунагат Аккулов появится в ауле — схватить и под конвоем доставить в заводской посёлок; если не появится, но станет известно, где он скрывается, кто его подкармливает, — без промедления сообщить уездной полиции; с Самигуллы, Вагапа, Адгама и — на всякий случай — с дома Ахмади глаз не спускать. С Гарифа даже взяли подписку, что всё это он в точности исполнит.
Гариф проводил грозных гостей, выражая великое почтение к ним.
За околицей аула навстречу жандармам попался всадник, который тоже в знак почтения стянул с головы шапку. Это был гумеровский десятник Хамит, посланец старосты Рахмангола.
Хамит, несколько раз оглянувшись, погнал коня к Верхней улице. Он решил вначале навестить живущую в Ташбаткане сестру, у неё и справиться, как найти дом Ахмади. «Птичка в надёжной клетке, небось не улетит, — рассудил он. — Не где-нибудь — у самого старосты в доме сидит. Пускай посидит, спешить ей вроде и ни к чему…»
Хамит подъехал к знакомым воротам. Во дворе никого не было, и из дому на его голос никто не вышел. Всё ж он спешился, привязал коня под навесом, перекинул стремена через седло, чтоб не упала с него подушка, и, помахивая плёткой, вошёл в дом. В горнице сидела старуха с обмотанной полотенцем головой.
— Здорово, сватья! А где хозяева? — спросил Хамит. — Зятёк в отъезде или вышел куда?
— Ушёл на пруд мочало драть. А килен, должно, у соседей, только что на улице её видела.
Тут прибежала запыхавшаяся сестра Хамита.
— Единственный брат в гости приехал, а ты где-то гуляешь, — пошутил он.
— Ставь, килен, самовар! — подсказала старуха.
— Не утруждайтесь. Я заглянул ненадолго, только узнать, как живёте-можете. Тороплюсь.
— Бэй-бэй! Дела твои, наверно, никуда не денутся, пока чашку чая выпьешь, — возмутилась сестра.
— Правда тороплюсь. Где тут живёт Ахмади?
— Который?
— Тот, что мочало скупает.
— А, Ахмади-ловушка. На Нижней улице живёт. Что за нужда тебя к нему гонит? Не до тебя ему сегодня.
— Почему?
— Да дочка у него сбежала. С самого утра колготятся, ищут…
— Раз она такая резвая, надо было путы на ноги наложить, а на шею колокольчик повесить, — сострил Хамит и, делая вид, будто ничего не знает, спросил:
— Куда ж она могла подеваться?..
— Люди говорят — на завод ушла. Там здешний парень, Сунагат, работает. Будто бы любят друг друга, вот к нему якобы и ушла.
«Вот оно как!» — удивился Хамит, но продолжал прикидываться ничего не ведающим.
— Только ведь всякое могло случиться. Братья её в погоню в сторону завода отправились, а тут в омутах баграми шарили, все сараи обыскали: не повесилась ли? Очень уж вчера, говорят, она горевала, думала — отдадут замуж за Талху, сына Усман-бая. Раз нигде тут не нашли — решили: ушла на завод.
— Небось Ахмади места себе не находит и тому, кто придёт к нему с хорошей вестью, отвалит богатый подарок, а?
— Ну да, отвалит, подставляй мешок! Дождёшься от этого скряги!
— Жалко! А я ведь хойенсе ему привёз. Дочка его у нас в Гумерове в доме старосты сидит.
Хамит рассказал, как они с Аптуллой поймали Фатиму, как привели к старосте Рахманголу, какие вещи обнаружили у неё в узелке.
— Вот те и на! Выходит, не только сбежала, но ещё и отца с матерью обокрала? Ну и бестия, ну и девушки в наше время пошли, спаси нас аллах!
— Порченая ныне молодёжь, — вставила сватья.
— Стало быть, Усман-бай чуть не лишился невестки, — осклабился Хамит. — Придётся ему теперь пригласить на свадьбу и меня.
— Ой, всё ж кину-ка я угольков в самовар, — засуетилась молодая хозяйка. — Я сейчас…
Она выбежала из дому — будто бы в летнюю кухню, но первым делом кинулась к ограде, поманила соседку, сообщила ей новость.
Полетела новость по аулу, обогнав гонца из Гумерова, обрастая подробностями, — тут уж досужие кумушки красок не пожалели.
— Фатиму-то в гумеровском лесу поймали!
— Правда? Где ж она сейчас?
— В Гумерове, говорят, взаперти сидит.
— Бедняжка!
— Чтоб ещё раз не сбежала, раздели донага… При ней большие деньги были — отца начисто обокрала.
— Иди ты! Выходит, к этому самому Сунагату она и направлялась?
— Куда ж ещё! Всё лето с ним путалась, это и слепой мог увидеть.
— Шайтан их свёл, не иначе. Шайтановы это проделки.
— Ночёвки в чужих домах к добру не ведут — девушки от рук отбиваются.
— Уж я теперь своей дочери не дам отбиться. Из дому — ни на шаг!
— Это урок для всех.
— Коль девчонки начинают вольничать, жди беды. Тут уж их или пороть надо, или запирать…
Новость быстро дошла и до сверстниц Фатимы. Неудача, постигшая подружку, взволновала их; они и жалели Фатиму, и восхищались ею: «Всё ж среди нас тоже нашлась одна смелая!» Говоря так, они имели в виду ещё и гумеровскую девушку, которая незадолго до этого тайком ушла с любимым в Тиряклы.
Больше всех в ауле, пожалуй, была взволнована Салиха. До этого её терзала мысль о том, что напрасно согласилась отпустить Фатиму одну. Сердцем чуяла: подведёт бедняжку неопытность. Терзания её усилились, когда узнала, чем кончилось сватовство Усман-бая. Выходит, не стоило Фатиме самой срываться с места, разумней было ждать Сунагата. Но вот выяснилось, что Сунагат попал в тюрьму и бежал оттуда. Неожиданность за неожиданностью! Не столько из-за племянника загоревала Салиха, сколько из-за несчастной доли Фатимы. А теперь ещё новость, которую привёз гумеровский десятский…
Весь аул уже обсуждал эту новость, только в доме Ахмади не знали о ней, — скорее всего потому, что подрядчик в это время был сильно занят: чинил расправу над женой.
- Предыдущая
- 43/80
- Следующая