Тень ветра - Сафон Карлос Руис - Страница 35
- Предыдущая
- 35/111
- Следующая
– Ерунда. Нужно лишь побольше христианского милосердия и пореже кидаться на людей, а то эта страна уже напоминает зверинец, – возразила Мерседитас. – Почаще бы ходили к мессе, но до Господа нашего Иисуса Христа, похоже, уже самому Господу Богу тут дела нет.
– Мерседитас, давайте не будем касаться молитвенной индустрии, это лишь часть проблемы, но не ее решение.
– Вот он, безбожник, поглядите на него! Духовенство-то вам чем не угодило, позвольте узнать?
– Давайте не будем ссориться, – вмешался отец. – А вы, Фермин, идите к дону Федерико и узнайте, не нужно ли чего, может, в аптеку сходить или на рынок.
– Конечно, сеньор Семпере. Сию секунду. Сами знаете, длинный язык когда-нибудь меня погубит.
– Что вас погубит, так это бесстыдство и дерзость, – прокомментировала Мерседитас. – Богохульник! Да вам надо душу хлоркой отмывать!
– Послушайте, Мерседитас, только потому, что я считаю вас славной женщиной (хотя, конечно, несколько узколобой в суждениях и большой невеждой, хуже любого дурака), а также в силу того, что в данный момент кое-кому в квартале необходима неотложная поддержка общественности, в связи с чем всем нам стоит определиться в приоритетах и направить наши усилия в иное русло, так вот, если бы не все это, уж я бы разъяснил вам пару основополагающих моментов…
– Фермин! – возопил мой отец.
Фермин прикусил язык и, спасаясь бегством, исчез за дверью. Мерседитас осуждающе посмотрела ему вслед:
– Этот тип однажды втянет вас в историю, помяните мое слово. Он же, по меньшей мере, анархист, масон и еврей. С таким-то носом…
– Не обращайте на него внимания. Ему лишь бы поспорить.
Мерседитас сердито покачала головой:
– Ну ладно, я вас оставляю, у меня столько дел накопилось и так мало времени… Всего хорошего.
Мы почтительно склонились, а потом смотрели, как она удаляется, гордо выпрямив спину и наказывая мостовую ударами каблучков. Отец глубоко вздохнул, словно хотел вобрать в себя вновь воцарившийся покой. Дон Анаклето побледнел, а во взгляде его сквозила осенняя грусть.
– Эта страна катится ко всем чертям, – произнес он без своего обычного ораторского пафоса.
– Не падайте духом, дон Анаклето. Всегда было так, и у нас, и везде. В мире вечно происходит что-то плохое, но когда это касается кого-то близкого тебе, все представляется в черном свете. Вот увидите, Дон Федерико скоро оправится, он гораздо сильнее, чем мы думаем.
Профессор лишь покачал головой.
– Это как морской прилив, знаете ли, – сказал он, уже уходя. – Я имею в виду подобное варварство. Оно отступает, и ты думаешь, что спасен, но все всегда возвращается, всегда… И мы, захлебываясь, идем ко дну. Я это наблюдаю каждый день в школе. Боже мой! В классах сидят не ученики, а самые настоящие обезьяны. Дарвин был наивным мечтателем, я вас уверяю. Какая там эволюция, помилуйте! На одного здравомыслящего у меня целых девять орангутангов.
Мы с отцом ограничились тем, что молча покивали в ответ. Профессор попрощался и ушел, понурив голову, словно сразу лет на пять состарился. Отец вздохнул. Мы переглянулись, не зная, что сказать. Я спрашивал себя, следовало ли рассказать ему о визите Фумеро в нашу лавку. Ведь это предупреждение нам, думал я. Знак. Для того чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений, Фумеро использовал бедного дона Федерико.
– Что с тобой, Даниель? Ты белый как мел.
Я вздохнул и, опустив глаза, рассказал ему о визите инспектора и его угрозах. Отец молча слушал, стараясь совладать с яростью, которую я читал в его глазах.
– Это я виноват, – сказал я. – Надо было предупредить…
Отец покачал головой:
– Нет, Даниель. Ты не мог заранее знать, чем все обернется.
– Но…
– Выброси это из головы. А Фермину ни слова. Неизвестно, как он себя поведет, если узнает, что этот тип снова охотится на него.
– Но должны же мы что-то делать.
– Удерживать Фермина от опасных шагов.
Я снова кивнул, не слишком разуверенный, и принялся за работу, которую начал с утра Фермин, а отец вернулся к своей корреспонденции. Время от времени он украдкой бросал на меня странные взгляды. Я старательно делал вид, что этого не замечаю.
– Как все прошло вчера с профессором Веласкесом? Без проблем? – спросил он, желая разрядить обстановку.
– Все в порядке. Он остался доволен книгами. Да, еще обмолвился, что разыскивает издание писем Франко.
– «Матаморос». Это же апокриф… Мистификация Мадарьяги[54]. Что ты ему ответил?
– Что мы ее уже ищем и дадим ему ответ, самое позднее, через две недели.
– Молодец. Поручим это дело Фермину и сдерем с профессора втридорога.
Я кивнул, и мы оба продолжали делать вид, будто увлечены нашими привычными делами. Но вот я вновь почувствовал на себе заинтересованный взгляд отца. Начинается, подумал я.
– Вчера в лавку заходила очень милая девушка. Фермин говорит, это сестра Томаса Агилара.
– Так и есть.
Отец покачал головой, словно желая сказать: «Надо же какие совпадения бывают…» – и давая мне минутную передышку, прежде чем возобновить атаку. На этот раз он сделал вид, будто внезапно вспомнил о чем-то важном:
– Кстати, Даниель: сегодня в лавке делать особо нечего, так что, если хочешь, можешь быть свободен и заняться своими делами. Мне кажется, в последнее время ты слишком много работаешь.
– Спасибо, я не устал.
Ну, а я подумываю оставить здесь Фермина за главного и сходить в «Лисео» с Барсело. Сегодня вечером дают «Тангейзера», он достал несколько билетов в партер и пригласил меня за компанию.
При этом отец делал вид, будто увлечен своей корреспонденцией. Актер он был никудышный.
– С каких пор тебе стал нравиться Вагнер? Он пожал плечами:
– Как говорится, дареному коню… И потом, с Барсело уже не важно, какую оперу слушаешь, ведь он все представление только и делает, что комментирует игру актеров да критикует их костюмы и погоду. Кстати, он меня часто спрашивает о тебе. Зашел бы ты к нему в магазин как-нибудь.
– Зайду на днях.
– Ну, значит, сегодня оставляем Фермина закрыть лавку, а сами развлечемся немного, уже самое время. И если тебе нужны деньги…
– Папа, Беа не моя невеста.
– А кто говорит о невестах? Ты сам начал. В общем, если понадобятся деньги, возьми немного из кассы, только не забудь оставить записку Фермину, а то он перепугается, обнаружив недостачу.
Сказав это, отец с фальшиво-рассеянным видом скрылся в подсобке, улыбаясь довольной улыбкой. Я взглянул на часы: половина одиннадцатого. С Беа мы условились встретиться в пять в университетском дворике, и день, казалось, обещал быть длиннее, чем «Братья Карамазовы».
Вернувшись из дома часовщика, Фермин сообщил, что целый отряд добросердечных соседок уже несет круглосуточную вахту у постели бедного дона Федерико, у которого доктор обнаружил три сломанных ребра, многочисленные ушибы и жуткого размера разрыв заднего прохода.
– Вы что-нибудь ему купили? – спросил отец.
– Таблеток и мазей у них там столько, что впору хоть аптеку открывать, поэтому я ограничился скромным букетом цветов, флаконом одеколона и тремя бутылочками персикового сока «Фруко», столь любимого доном Федерико.
– И правильно сделали. Потом скажете, сколько я вам должен, – сказал отец. – Ну а сам-то он как?
– Лгать не буду, выглядит он ужасно. Как только я увидел его, скрючившегося на кровати, стонущего и утверждающего, что хочет умереть, во мне проснулись инстинкты убийцы, представляете? Я буквально вижу эту картину: вот я, вооруженный до зубов, вхожу в криминальный отдел на Виа Лаетана и разношу в щепки все вокруг, заодно перебив одного за другим как минимум полдюжины этих молодчиков, начав, разумеется, с этого гнойного нарыва на теле человечества – Фумеро.
– Фермин, давайте успокоимся. Я категорически запрещаю вам что-либо предпринимать.
– Как прикажете, сеньор Семпере.
– А что Пепита, как она все это перенесла?
54
Видимо, Сальвадор де Мадарьяга и Рохо (1886—1978) – испанский дипломат, писатель, историк и пацифист. Был министром просвещения (1931– 1934) и министром юстиции (1934) Второй республики. После прихода к власти Франко жил в изгнании.
- Предыдущая
- 35/111
- Следующая