Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Абгарян Наринэ Юрьевна - Страница 37
- Предыдущая
- 37/60
- Следующая
Как это ни удивительно, но в лагере мы старались вести себя примерно. Одно дело родители и совсем другое — Гарегин Сергеевич, подполковник в отставке, гроза душманов и медалей полная грудь. Перед таким героем любое девичье сердце дрогнет. Поэтому, дабы не разочаровывать столь прекрасного мужчину, всю свою разрушительную энергию мы направляли на игры. И если мальчики целый день гоняли в мяч или измывались над всякой ползающей и летающей тварью, ставя эксперименты на выживание в несовместимых с жизнью условиях, то девочки под предводительством Каринки-Чингачгук играли в индейцев. Каринка строго следила, чтобы никто не нарушал правил игры, и сама определяла, кому быть краснокожим воином, а кому — конкистадором.
Меня сестра раз и навсегда определила в жены вождя, а по совместительству — в тюремщики. «Чтоб не позорила тут меня», — объяснила конспиративно. Я не обижалась, потому что сама понимала — толку от меня в подвижных играх мало. Я очень быстро набирала в росте и поэтому страдала нарушениями координации — бегала из рук вон плохо, цепляла все локтями и коленками и щеголяла вся в синяках. Так что, пока индейцы гоняли по лагерю коварных конкистадоров, преданная скво наводила порядок в вигвамах и стерегла пленных.
А еще преданная скво отвечала за бесперебойные поставки обмундирования. Под обмундированием подразумевалась рухлядь растительного происхождения, которой щедро сдабривался экстерьер воинов, а также листья лопуха «длиной от одного уха до другого». По краям такого листа проделывались прорези, и лист напяливался на уши. Получалась эдакая импровизированная маска, которая защищала глотку орущего индейца от большого количества разномастных насекомых, роящихся в воздухе. Иначе любая попытка на скаку проорать боевое улюлюканье заканчивалась тем, что в распахнутый рот на полной скорости залетал какой-нибудь непрошенный жучок или паучок. И воинственный клич обрывался внезапным «кха-кха-кха», похлопыванием по спине и тревожным: «Съела или успела выплюнуть?» Воины рассказывали, что в целом насекомые на вкус ничего, но иногда попадаются такие экземпляры, что лучше прямо сразу сдохнуть, чем еще раз напороться на такую гадость.
Иногда к нам на поклон приходила мелочь из пятого отряда, семилетние девочки и мальчики. Каринка великодушно посвящала их в краснокожих охотников и отправляла за добычей. Охотники, сделав символический круг по лагерю, возвращались, сгибаясь под тяжестью невидимой ноши.
— Чего приволокли? — ворчала я тоном Ба.
— Медведя (кабана, лося)!
— Положите туда, в угол, будет вам сегодня жаркое!
Когда взмыленные индейцы возвращались после тяжелого боя, я первым делом кормила их «ужином». А потом, подкрепившись, они скрупулезно казнили всех пленных и дезертиров. Казнью, само собой, руководила Чингачгук Абгарян.
Несмотря на богатую событиями жизнь, мы с нетерпением ждали воскресенья — домой хотелось ужасно. Но в очередной переговорный день мама огорошила нас известием, что приехать они не смогут.
— Девочки, папа с дядей Мишей уезжают завтра в Шамхор.
— Зачем?
— У дяди Миши однокурсник умер, понимаете? И им надо ехать на похороны.
На мой вопрос, а нельзя ли умершего однокурсника похоронить не в воскресенье, а, например, в понедельник, мама возмутилась:
— Наринэ, ну что ты такое говоришь?! У людей большое горе, страшное горе!
— У нас тоже горе, — вырвала у меня трубку Манька, — Тетьнадь, у нас тоже страшное горе! Мы домой хотим!
— Девочки, миленькие, — вздохнула мама, — потерпите до следующих выходных. Я вам обещаю, что к родительскому дню мы обязательно к вам выберемся!
Это было уже слишком! Остаток дня мы провели в унылых раздумьях и даже чуточку всплакнули. Ладно, не чуточку, а вполне себе конкретно. И пока мы с Манькой орошали окрестности нашего домика потоками горьких слез, Каринка сидела, нахохлившись, на своей кровати и смотрела в одну точку.
— Небось снова что-то замышляет, — причитала Манька, заглядывая в окно.
— Ага, — кивала я. Задумчивое выражение Каринкиного лица ничего хорошего не предвещало. Если сестра долго молчала, уставившись в одну точку, то это заканчивалось какой-нибудь катастрофой вселенского масштаба. Мы старались в такие минуты не отвлекать ее — в раздумьях она была раздражительной донельзя и легко могла покалечить нас одной левой.
К тому моменту, когда мы выплакали годовой запас слез, у Каринки созрел план.
— Пойдем, поговорить надо, — вышла она из домика.
— Чивой?
— Пойдем сказано. — И сестра непринужденным шагом направилась к забору. Мы с Манькой скорбно последовали за ней.
— Завтра уходим домой, — огорошила нас Каринка, когда наша троица надежно спряталась от чужих глаз в яблоневом саду.
— То есть как уходим? — заволновались мы.
— Вот так и уходим. Сбегаем.
— Да лааадно!
— Вы со мной или как? — рассердилась сестра.
— Конечно, мы с тобой, ты чего спрашиваешь?
И мы принялись совещаться, как нам лучше осуществить столь коварный замысел. Бежать решили прямо сразу после полдника. Потому что кто дурак пропускать утреннее купание в речке, а в тихий час не уйдешь — твое отсутствие сразу заметят вожатые.
— Вещей с собой не возьмем, — инструктировала нас Каринка.
— Почему?
— Вы что, совсем не соображаете? Чтобы не вызывать подозрений.
— Ааааа!
— Беееее!
Как мы дожидались часа Икс — об этом я лучше умолчу. До сих пор вспоминаю с содроганием. Скажу коротко — не спалось, не елось, не дышалось, не какалось. Зато сразу после полдника мы развели бурную деятельность — выкопали из тайника Каринкины рогатки и набили карманы галькой — идти безоружными мимо озера Цили, где водятся двухголовые змеи, было небезопасно. Потом мы прошлись непринужденной иноходью по лагерю — выведывали обстановку. Обстановка была расслабленной, вожатые что-то тихо обсуждали, рассевшись на лавочке напротив штабной, из сторожки деда Сако раздавались возмущенные стенания:
— Ферзя взял? Ничего-ничего, мы тебя сейчас слоном прижмем!
— Пошли, — скомандовала Каринка. Мы нырнули в кусты и через лаз в заборе выбрались к речке. Путь к свободе был открыт!
Какое-то время мы бежали, не останавливаясь. Потом пришлось сбавить скорость — выдохлись.
— Пока идем по лесу — питаться будем ягодами, — инструктировала нас Каринка, — а дальше пойдут картофельные поля, я их точно запомнила, когда мы ехали сюда. Так что от голода не помрем.
— Подожди, — заволновалась я, — у нас ведь спичек нет. Мы что, картошку сырой будем есть?
— Конечно, сырой! Сырая картошка, хоть и невкусная, зато очень полезная. Все нормальные люди ее сырой едят.
— Придумываешь, штоль? — не вытерпела Манька.
— Есть маленько, — кивнула сестра.
Но мы немного подумали и таки согласились, что раз другого выхода нет, то и сырая картошка вполне себе приемлемая еда.
Потом мы долго шли по краю леса, но вглубь благоразумно не заходили, чтобы не заблудиться. Кругом стояла невозможная красота: пели птички, летали бабочки, светило солнышко, в высоких кронах деревьев шумел ветер.
— Вот ведь как все придумано, — вздыхали мы с Манькой.
Каринка свое восхищение выражала несколько иначе.
— Стоишь? — хлопала она по стволу очередного могучего дерева. — Ну стой, стой, а мы домой идем!
А потом мы совершенно неожиданно набрели на одинокого осла. И это в глухом необитаемом лесу! Сначала, завидев среди деревьев что-то серое, мы очень испугались, потому что подумали, что это волк. Каринка тут же схватилась за рогатку, а мы спрятались за ее спину. Спасло волка от неминуемой смерти только то, что он вовремя подал голос.
— Иаааааа! Иаааааа!
— Это же осел! — изумились мы.
Это действительно был осел, притом совершенно приличный такой домашний осел. Стоял он при полном параде — на спине красовалось небольшое рукодельное седло, состоящее из диванной подушки и сложенного вчетверо старого паласа, с морды уныло свисала уздечка из пеньковой веревки. Кто-то заботливо привязал животное за поводья к дереву и ушел.
- Предыдущая
- 37/60
- Следующая
