Предначертание - Смит Лиза Джейн - Страница 16
- Предыдущая
- 16/38
- Следующая
Но вдруг рана у юноши затянулась, и кровь перестала течь.
Все ахнули. Арно не мог поверить своим глазам. Он поднял копье и ударил снова. А затем глядел, раскрыв рот, как и новая рана побледнела, а потом затянулась. Он стал наносить удар за ударом. Но только те раны, в которые копье погружалось вместе с частью древка, оставались открытыми.
– Он демон… – прошептала одна из женщин.
Все были перепуганы. Но никто не двинулся с места. Оставить чужака и позволить ему уйти было слишком опасно.
Хана заметила, что с людьми что-то произошло. На их лицах появилось что-то новое, устрашающее. Страх перед неизвестным изменил их, сделав жестокими. Люди ее племени прежде никогда не мучили даже животных, добивая раненых сразу. Но сейчас их трудно было узнать… Они издевались над человеком.
– Может, он и демон, но он истекает кровью, – прошептал один из охотников, нанеся очередной удар. – Он чувствует боль.
– Принесите факел, – сказал кто-то. – Посмотрим, станет ли демон гореть!
То, что произошло дальше, превратилось в кошмар. Хане показалось, что она попала в центр урагана; она видела все, что происходит вокруг, пыталась бороться, но не могла ничего сделать. Отовсюду сбегались люди. Они тащили факелы, каменные топоры, кремневые ножи… Племя превратилось в одно огромное существо, единое стадо, упивающееся собственной жестокостью. Оно потеряло разум и стало неуправляемым.
Хана с отчаянием взглянула в сторону пещеры, где Старая Мать осталась лежать на своей подстилке. Помощи от нее ждать было нечего.
Люди кричали, жгли чужака огнем, бросали в него камни. Он упал, истекая кровью, с дымящимися от ожогов ранами, не в состоянии сопротивляться. Но он не умирал. Он пытался уползти.
Хана тоже кричала… она все время кричала и плакала, колотила охотников по плечам, а они отшвыривали ее в сторону. И это все продолжалось и продолжалось… Даже маленькие мальчики, расхрабрившись, выбегали вперед и бросали в чужака камнями.
Но он все не умирал.
Ханна почти теряла сознание. Ее горло разрывалось от крика, а в глазах стоял туман. Она больше не могла всего этого видеть, не могла выносить запаха крови и горящей плоти, слышать звуки ударов… Но деваться было некуда. Выбраться отсюда не было никакой возможности. Это была ее жизнь… Она должна была оставаться здесь и сходить с ума…
Глава 8
Задыхаясь, Ханна сидела в кровати. Некоторое время она не могла вспомнить, где находится. Через щель в занавесках проглядывал бледный рассвет – почти как тот, который видела Хана, – и она подумала, что ее кошмар все еще продолжается. Но постепенно предметы в комнате стали видны отчетливее. Книжный шкаф, набитый книгами и увенчанный окаменелым трилобитом на подставке. Туалетный столик, загроможденный всякой всячиной. Плакат с изображением велоцираптора и тиранозавра.
«Это я. Я помню себя».
Никогда еще Ханна не была так счастлива от этой мысли и никогда так не радовалась пробуждению.
Но этот сон… только что приснившийся ей, – он был о том, что с ней произошло… Конечно, это случилось давным-давно, но ничего в ее сне не напоминало те давние времена, когда, скажем, жили тиранозавры, о которых она столько читала.
А о трилобитах и упоминать нечего. Несколько тысяч лет назад – это всего лишь позавчерашний день для Матери-Земли.
Но все это произошло на самом деле, Ханна теперь это знала. Она примирилась с этим. Когда она заснула, ее подсознание отодвинуло завесу прошлого и позволило ей увидеть, что произошло с Ханой дальше.
«Тьерри!.. Люди моего племени мучили его. И бог знает, как долго это продолжалось… Как хорошо, что мне не пришлось увидеть, что произошло дальше. И разве это не меняет положения вещей?»
Ханна все же не знала, чем все закончилось. И она не была уверена, что хочет это знать. Но теперь обвинять Тьерри за все, что бы ни случилось впоследствии, было трудно.
Она чувствовала себя виноватой.
«Боже мой, что же я наговорила ему – это просто ужасно… Почему я все это сказала? Я так разозлилась… и совершенно вышла из себя. Меня охватила такая ненависть, что захотелось «достать» его как можно сильнее. Я действительно думала, что он может быть опасен, очень опасен. Я крикнула ему, чтобы он убрался навсегда. Но как же я могла? Ведь мы – родственные души, он мой духовный супруг!»
Ханна ощущала внутри странную пустоту – будто дерево, выжженное молнией.
«Ты чувствуешь опустошенность, – смутным дуновением прошелестел холодный внутренний голос, – но ты сказала Полу, что Тьерри продолжал убивать тебя снова и снова. Разве это можно оправдать? Он вампир, хищник, опасный по своей природе. Может, он сам ничего и не может с этим поделать, но это не значит, что ты вновь должна погибнуть. Ты что, собираешься позволить ему убить себя и в этой жизни?»
Ханна разрывалась между жалостью к Тьерри и глубоким инстинктивным страхом перед опасностью. Похоже, холодный внутренний голос был голосом разума.
«Продолжай жить как прежде; можешь жалеть его сколько хочешь, – наставлял он Ханну, – но держись от него подальше».
Она чувствовала, что нужно принять какое-то решение, хотя при мысли об этом ее сердце цепенело. Оглядев комнату, Ханна взглянула на часы, стоявшие у кровати…
«О боже мой… школа!»
На часах уже четверть седьмого, и сегодня пятница. Школа сейчас казалась ей чем-то далеким, чем-то из прошлой жизни…
«Но ведь это не так! Ведь это моя жизнь, настоящая жизнь, единственная, которую можно считать реальной. Нужно отбросить всю эту чепуху о перевоплощениях, вампирах и Царстве Ночи. Нужно забыть о нем. Я прогнала его, и он ушел. А мне нужно вернуться к нормальной жизни».
От этих мыслей Ханна вдруг почувствовала себя подтянутой и свежей, будто только что приняла холодный душ. Она действительно приняла душ, надела джинсы и простую рубашку и уселась завтракать с мамой, которая то и дело бросала на нее внимательные взгляды, но не задала ни единого вопроса, пока завтрак не подошел к концу. А затем спросила:
– Вчера вечером, когда ты была у доктора Уинфилда, все прошло нормально?
Разве это было всего лишь вчера? Казалось, прошла целая неделя. Ханна прожевала кукурузные хлопья и наконец произнесла:
– М-м… А что такое?
– Он звонил, когда ты была в ванной. Мне показалось, что он… – мать Ханны умолкла, подыскивая нужное слово, – озабочен. Более того, встревожен. Правда, до истерики дело еще не дошло.
Ханна взглянула в лицо матери – умное загорелое лицо. Взгляд ее голубых глаз – а не серых, как у Ханны, – был прямым и проницательным.
Ханне хотелось рассказать маме всю историю – но позже, когда будет время, и после того, как она сама обдумает случившееся. Особой срочности в этом не было. Сейчас все уже позади, и, пожалуй, она не нуждалась в совете.
– Пол вообще много о чем беспокоится, – рассудительно произнесла Ханна. – Думаю, поэтому он и стал психологом. Вчера он попытался провести со мной нечто вроде сеанса гипноза, но это не совсем сработало.
– Гипноз? – Брови матери взлетели вверх. – Ханна, я не уверена, следовало ли тебе…
– Не волнуйся. Все уже закончилось. Мы не собираемся больше этим заниматься.
– Понимаю… В общем, он просил, чтобы ты позвонила ему и договорилась о новой встрече. Думаю, он хочет поскорее увидеться с тобой. – Мать неожиданно взяла Ханну за руку. – Милая, тебе хотя бы немного лучше? Ночные кошмары еще продолжаются?
Ханна отвернулась.
– Ну… У меня было что-то наподобие этого сегодня ночью. Но, мне кажется, сейчас я понимаю эти сны гораздо лучше. Они больше не пугают меня, как раньше. – Ханна сжала руку матери. – Не волнуйся, все уже налаживается.
– Хорошо, но…
В этот миг на улице прозвучал сигнал автомобиля.
– Это Чесс. Мне пора.
Ханна проглотила остатки апельсинового сока, затем бросилась к себе в спальню и схватила рюкзак. На долю секунды она заколебалась, взглянув на корзину для бумаг, но потом покачала головой.
- Предыдущая
- 16/38
- Следующая
