Манюня - Абгарян Наринэ Юрьевна - Страница 61

• Предыдущая
• 61/63
• Следующая

Папа был единственным человеком, который осмеливался возражать Ба. Такая беспрецедентная храбрость объяснялась его профессией. Когда ежедневно через твой кабинет проходит десяток женщин, каждая из которых готова скончаться в стоматологическом кресле, но не открывать своего рта, то это, конечно, сильно тренирует волю.

Например, одна обезумевшая от страха монументальная тетенька, увидев в папиных руках шприц с обезболивающим, вырвалась из кресла, схватила лоток со стерилизованными инструментами и, прикрываясь им, как щитом, выбежала на улицу. А вечером муж этой тетеньки вернул папе лоток, наполненный доверху… пирожками с мясом.

— Жена напекла, — виновато дергал он острым кадыком, — доктор, можно ей завтра прийти, а то зуб как болел, так и продолжает болеть?

— Можно, если она обещает больше не трогать инструменты, — смилостивился папа.

А другая тетенька, когда папа навис над ней со шприцем в руках, вцепилась ему в карман халата и вырвала его с мясом. Чем вогнала отца в ступор. И пока он из этого ступора выходил, тетеньки и след простыл.

— Через два дня пришлось лечить ей зуб вживую. Десна загноилась, и анестезия уже почти не действовала, понятно? — рассказывал нам папа и для пущей убедительности грозно шевелил бровями.

— Понятно, — пискнули мы и побежали чистить зубы. По двенадцать раз с каждой стороны вдоль и поперек.

Вот почему отец, натренированный ежедневным общением с непредсказуемыми тетеньками, не робел перед Ба. Да и Ба признавала в нем если не равного, то хотя бы полноправного собеседника и относилась к нему с большим уважением. Поэтому она не стала ругаться, а просто всплеснула руками:

— Ииии, шлимазл!

— Я тоже тебя люблю, Роза, — засмеялся отец.

— Раз ты меня любишь, купи мороженое.

— Ура, мороженое, — обрадовались мы.

— Уно моменто, — накинул на плечи рубашку папа.

Он вернулся через десять минут с ягодным мороженым в картонных стаканчиках.

— В такую жару лучше кисленькое есть, — объяснил.

Мы с большим удовольствием полакомились мороженым, а картонные стаканчики сложили в длинную стопочку. «На обратном пути выкинем», — сказала Ба и убрала стаканчики в сумку.

Настало время идти учить маму плавать.

— Надя, ты не волнуйся, за Сонечкой и Гаянэ я пригляжу, — успокоила ее Ба.

— Если что, зовите меня.

— Всенепременно!

— Пошли, — скомандовал папа и поволок маму к берегу. Мама слабо упиралась и причитала: «Да что же это такое».

Далее повествование делится на два акта. Они происходят одновременно в разных концах пляжа.

Как только мы скрылись из виду, Гаянэ подошла к Ба, сложила ладошки домиком и зашептала ей на ухо:

— Ба, посмотри, что я с дядей Мишей сделала!

Ба глянула на сына и не смогла удержаться от смеха — дядя Миша спал на животе, подвернув под щеку локоть. Вся его спина и ноги были засыпаны песком, а на голове красовалось голубенькое пластмассовое ведерко.

— Это чтобы он не сгорел на солнце, — похвасталась Гаянэ, — Ба, скажи, я умничка?

— Деточка, ты даже умнее, чем я, — погладила Гаянэ по голове Ба, — молодец, теперь можешь поиграть со своей сестрой.

Маленькая Сонечка ползала по красному надувному матрасу и остервенело с ним ругалась:

— Это ты мне вава деяй? Яцем ты мне вава деяй?

Никто не мог взять в толк, почему ребенок выясняет отношения с матрасом. Но, как только мы его надували, Сонечка начинала ползать по нему и бесконечно выясняла отношения с каждым его квадратным сантиметром.

— Пяхой! — отчитывала она его. — Сонуцке вава деяй. Яцем???

Матрас в ответ хранил недоуменное молчание. Гаянэ порылась в пляжной сумке и достала разноцветные кубики:

— Сонечка, будешь в кубики играть?

— Буду, — пнула на прощание матрас Сонечка и пересела к Гаянэ.

Ба щедро намазала кремом нос, достала из сумки журнал «Здоровье» и, перед тем как приступить к чтению, окинула взглядом вверенное ей хозяйство. Дядя Миша мирно спал с голубеньким пластмассовым ведерком на голове, Сонечка с Гаянэ возились с кубиками.

Ба потянулась убрать ведро с головы сына, но потом передумала.

«От сглазу», — решила она, нацепила на нос очки и погрузилась в чтение.

— Простите, а можно расположиться рядом с вами? — прервал ее чтение какой-то мужчина.

Ба отложила журнал и недобрым взором уставилась на нарушителя спокойствия. Нарушитель спокойствия выглядел вполне благообразно — это был невысокий, полноватый мужчина в светлой панаме, льняной сорочке навыпуск и сандалиях на босу ногу.

— Да пожалуйста, — неожиданно для себя приветливо отозвалась Ба, — я смотрю, вы человек вполне порядочный и интеллигентный.

— Ой, спасибо, — обрадовался дядечка. Он вытащил из целлофанового пакета с надписью «С Новым годом» пляжное полотенце, постелил его почти впритык к полотенцу Ба и стал поспешно раздеваться. Казалось — он боялся, что Ба передумает и ему придется искать себе новое свободное место.

— Евгений Петрович Колокольников, — оставшись в очках и плавках, учтиво представился он.

— Роза Иосифовна Шац, — буркнула Ба.

— О! — заклокотал Колокольников. — Урожденная Шац?

— Если вы надеетесь, что я урожденная Иванова, а меня совершенно случайно назвали Розой Иосифовной, то я должна вас сильно разочаровать, — нахмурилась Ба.

— Нет-нет, ну что вы, —  у Евгения Петровича от волнения запотели очки, — я просто хотел уточнить… то есть попросить… то есть чтобы знать… черт! не будете ли вы так любезны, Роза Иосифовна, посмотреть за моими вещами, пока я поплаваю? Я отлучусь совсем ненадолго.

— Буду любезна, — оттаяла Ба.

Евгений Петрович потоптался на месте, потом наклонился к Ба.

— Я в некотором роде тоже Шац, — сообщил он ей конспиративным шепотом.

— Да ну? — Ба поправила на переносице очки и внимательно оглядела Евгения Петровича с ног до головы. — А по вам не скажешь.

— Ну, — замялся Евгений Петрович, — у меня бабушка по материнской линии была… хмхм… Гольданская.

— Знала я одну Гольданскую, она у моей тети Мирры жениха увела, — хмыкнула Ба, — а потом Мирра столкнулась с ней в мясной лавке и чуть не порешила подвернувшимся под руку ножом для разделки туши. Нож у нее в последнюю минуту отобрал помощник мясника, но тетушка все равно не растерялась и выдрала у разлучницы часть косы да исцарапала ей лицо так, что потом остались шрамы. У вашей бабушки на лице шрамов не было? — полюбопытствовала Ба.

— Нет, ну что вы, — испугался Евгений Петрович, — ни одного шрама.

— Ну и ладно, — смилостивилась Ба.

Евгений Петрович нерешительно сел на полотенце и повернулся к девочкам.

— Это ваши дочки? — кивнул он в сторону Сонечки и Гаянэ. И забегал сконфуженно глазками.

Ба сняла очки и прожгла его насквозь огненным взором.

— Это мои внучки, — отрезала она, — идите уже окунитесь в воду, Евгений Петрович, а то вы меня утомили своей учтивостью. И смотрите не утоните.

— Да-да-да, — затрепетал Евгений Петрович и потрусил к морю.

— Мам, — подал голос дядя Миша, как только Евгений Петрович скрылся в толпе отдыхающих, — да ты та еще вертихвостка, я смотрю.

— Давно проснулся?

— Вот как только этот «в некотором роде Шац» подошел к тебе, так и проснулся.

— А чего ведро с головы не снял? — съязвила Ба.

— Не хотелось мешать тебе глазки строить, — потянулся дядя Миша и сел, — а где остальные?

— Пошли учить Надю плавать. Давно уже их нет, видимо, хорошо у нее получается.

— Пойду, посмотрю как они там, — встал дядя Миша, — и это, пока меня нет, не смей больше ни с кем кокетничать.

— Тебя забыла спросить, — хмыкнула Ба.

— Сонечка, а где красный матрас? — наклонился поцеловать мою сестру дядя Миша.

— Пяхой матлась, — встрепенулась Сонечка, — вава деяй Сонуцке.

— Прааавильно, — засмеялся дядя Миша, — плохой матрас, прощать его ни в коем разе нельзя.

Ба дождалась, пока сын скрылся из виду, полезла в мамину сумку, достала пудреницу и глянула на себя в зеркальце.

• Предыдущая
• 61/63
• Следующая