Семь дней творения - Леви Марк - Страница 24

• Предыдущая
• 24/41
• Следующая

– Почему вы это говорите, Рен?

– Потому что я знаю, как ты благородна и застенчива. Для женщины моего возраста радости и печали любимых людей подобны километрам, отнятым у надвигающейся ночи. Ваши надежды, ваши желания напоминают нам, что и после нас путь продолжится, что содеянное нами в жизни наделено смыслом, пусть ничтожным, это оправдывает наше существование. А теперь ты мне расскажешь, что тебя гнетет.

– Я не знаю!

– То, что ты чувствуешь, зовется тоской.

– Я столько всего вам рассказала бы, если бы могла.

– Не волнуйся, я сама догадываюсь… – Рен ласково приподняла Софии подбородок кончиком пальца. – Не прячь от меня свою улыбку! Достаточно крохотного зернышка надежды, чтобы засеять целое поле счастья. Нужно только немного терпения, чтобы оно сумело прорасти.

– Вы кого-нибудь любили, Рен?

– Видишь все эти старые фотографии в альбомах? Так вот, от них нет никакого проку! Большинство запечатленных на них людей уже давно умерли, но для меня они сохраняют важность. Знаешь, почему? Потому что все эти фотографии я сделала сама! Знала бы ты, до чего сильно мне хочется, чтобы ноги снова, хотя бы разок, перенесли меня туда! Пользуйся случаем, София! Беги, не теряй времени! Наши понедельники порой изнурительны, наши воскресенья бывают унылы, но как добр Господь, дарующий нам неделю за неделей!

Рен раскрыла ладонь, взяла Софию за указательный палец и провела им по своей линии жизни.

– Знаешь, кто такой Башер? – София молчала. Голос Рен стал еще ласковее. – Это тот, кого для тебя предназначил Бог, твоя вторая половинка, твоя настоящая любовь. Все свои способности надо направить на то, чтобы его найти и, главное, распознать.

София молча смотрела на Рен. Потом она встала, нежно поцеловала ее в лоб и пожелала спокойной ночи. Прежде чем выйти, она задала последний вопрос

– Среди ваших альбомов есть один, который мне очень хотелось бы посмотреть…

– Какой? Ты все их пересмотрела по десятку раз!

– Ваш собственный, Рен.

Дверь за ней беззвучно затворилась.

Она уже поднялась наверх, но вдруг передумала, бесшумно спустилась, вышла и разбудила старый «Форд». Город был почти пуст. Она поехала вниз по Калифорния-Стрит. Красный сигнал светофора заставил ее остановиться перед входом в здание, где она ужинала. Служащий стоянки дружески помахал ей рукой, она перевела взгляд на никогда не спящий Чайнатаун слева от нее. Еще через несколько кварталов она поставила машину у тротуара, пешком пересекла улицу, нажала ладонью на панель в восточной стене башни-пирамиды и оказалась в холле.

Поприветствовав Петра, она села в лифт и поехала на верхний этаж. Когда двери открылись, она сказала, что хочет видеть Михаила. Секретарь ответила, что очень сожалеет, но восточный день уже начался, и ее крестный-наставник трудится на другом конце света.

София неуверенно спросила, может ли она побывать у Господина.

– В принципе, да, хотя это может оказаться нелегко. – Секретарь не выдержала и, видя недоумение

Софии, объяснила: – Вам я могу об этом рассказать! У Господина есть свой конек, хобби, если хотите: ракеты! Он с ума от них сходит. От мысли, что люди запускают их в небеса, Он хохочет до упаду. Никогда не пропускает запуски: запирается в кабинете, включает все экраны – и никто не может к Нему обратиться. Не скрою, с тех пор, как этим занялись еще и китайцы, положение стало гораздо серьезнее.

– Сейчас как раз запуск? – невозмутимо спросила София.

– Если не возникнет технических проблем, взлет должен состояться через тридцать семь минут двадцать четыре секунды. Может, хотите, чтобы я что-то передала Господину? Это важно?

– Нет, не надо Его беспокоить. Просто хотела задать один вопрос… Ничего, я зайду позже.

– Где вас искать? Когда я готовлю для Него незаконченные записки, то имею право добавить в уголке собственное мнение.

– Наверное, прогуляюсь в порту. Спокойной западной ночи или доброго восточного дня, не знаю, что для вас предпочтительнее!

София покинула башню. Под моросящим дождем она не спеша дошла до машины, села за руль и поехала к пристани № 80, в другое место города, служившее ей убежищем.

Ей требовался свежий воздух, необходимо было оказаться среди деревьев. Поэтому она сменила направление, въехала в парк «Золотые ворота» по аллее Мартина Лютера Кинга и остановилась у центрального озера. Фонари, окруженные световыми нимбами, не позволяли разглядеть в небе звезды.

Свет фар вырвал из ночи павильон, где в хорошую погоду гуляющие брали напрокат лодки. На стоянке было пусто. Она вышла из машины, побрела к скамейке под фонарем, присела. Крупный белый лебедь, подгоняемый легким ветерком, скользил с закрытыми глазами по воде мимо лягушки, дремлющей на листе кувшинки. София вздохнула.

На аллее появился Он. Господин шел рассеянной походкой, засунув руки в карманы. Перешагнув через низенькую решетчатую ограду, Он зашагал прямо по лужайке, огибая цветочные клумбы. Подойдя к скамейке, Он сел рядом с Софией.

–Тебе понадобилось меня увидеть?

–Я не хотела Вас беспокоить, Господин.

– Ты Меня никогда не беспокоишь. У тебя проблема?

– Нет, вопрос.

Глаза Господина засияли еще ярче.

– Слушаю тебя, дочь Моя.

– Мы только и делаем, что проповедуем любовь, но у нас, ангелов, на вооружении одни теории. Что такое настоящая земная любовь, Господин?

Он посмотрел в небо и обнял Софию за плечи.

– Это прекраснейшее Мое изобретение! Любовь – крупица надежды, постоянное обновление мира, дорога к Земле Обетованной. Я создал разнообразие, дабы человечество пестовало разум: однообразный мир был бы смертельно тосклив! И потом, смерть – всего лишь мгновение в жизни того и той, кто умел любить и быть любимым.

София начертила кончиком туфли круг на гравии.

– А Башер – это правда?

– Неплохо придумано, да? Тот, кто отыщет свою вторую половинку, становится совершеннее всего человечества, вместе взятого. Человек уникален не сам по себе – если бы Я хотел сделать его таковым, то создал бы человека в единственном числе; но нет, он становится таким, только когда начинает любить. Возможно, одно человеческое существо несовершенно, но нет на свете ничего более совершенного, чем два любящих друг друга существа.

– Теперь я лучше понимаю… – проговорила София, прочерчивая прямую линию посередине своего круга.

Он встал, опять засунул руки в карманы и уже собирался уйти, как вдруг возложил руку на голову Софии и сказал ласковым, заговорщическим тоном:

– Я доверю тебе большой секрет. Единственный вопрос, который Я Себе задаю с самого первого дня: сам Я изобрел любовь или любовь изобрела Меня?

Удаляясь легким шагом, Бог взглянул на Свое отражение в воде, и до слуха Софии донеслось Его ворчание:

– Все «Господин» да «Господин»… Пора Мне назваться каким-нибудь именем. И так они Меня старят, да еще эта борода… – Он оглянулся и спросил Софию:

– Как тебе такое имя: «Хьюстон»?

Сбитая с толку, София смотрела ему вслед. Заложив за спину Свои прекрасные руки, Он бормотал Себе под нос:

– «Мистер Хьюстон»… Нет, просто «Хьюстон», отлично!

Голос Его растаял за стволом могучего дерева.

София долго сидела одна. Лягушка на кувшинке, не сводившая с нее вытаращенных глаз, дважды квакнула. София нагнулась к ней:

– Ква-ква?

После этого она села за руль и уехала из парка «Золотые ворота». На холме Ноб Хилл часы пробили одиннадцать раз.

Передние колеса замерли в нескольких сантиметрах от края пристани, передний бампер «Астон-Мартина» навис над водой. Лукас вылез из машины, оставив открытой дверцу. Он рке поставил ногу на задний бампер, приготовился к толчку, сделал глубокий вдох – и убрал ногу. Он отошел на несколько шагов, чувствуя головокружение, наклонился над водой. Его вырвало.

– Как я погляжу, дела обстоят неважно! Лукас выпрямился. Старый бродяга протягивал ему сигарету.

• Предыдущая
• 24/41
• Следующая