Дар Шаванахолы. История, рассказанная сэром Максом из Ехо - Фрай Макс - Страница 15
- Предыдущая
- 15/70
- Следующая
— Брось монетку, — посоветовал я.
Я бы, скорее всего, милосердно проболтался, поскольку сознательно мучить людей — не мое призвание. Но тут сверху спустились Хейлах и Хелви, а в дверь постучала их сестра Кенлех, которую я не так давно собственными руками выдал замуж за Мелифаро; впрочем, она, как ни странно, была совершенно этим довольна. Заполучив столь заинтересованную и благодарную аудиторию, Мелифаро снова завел трагическую песнь о входящих в моду погремушках, не жалея цветистых, как его гардероб, подробностей. Девочки внимательно слушали, кивали и ахали с деланым сочувствием, но выглядели скорее заинтересованными, чем шокированными. Зная их, я не сомневался, что нынче же вечером на лоохи Хейлах появится первая, очень скромная погремушечка, Хелви, как всегда, посмеется над сестрой, но завтра же нашьет себе, как минимум, дюжину. А бедняжка Кенлех еще немного потерпит из солидарности с мужем. Возможно, целых два дня. Все-таки они — очень дружная пара.
Так они общими усилиями, чего доброго, действительно введут в моду эти грешные погремушки, — подумал я. — И вот тогда шеф придет в ужас, покается и навеки заречется тырить мои идеи. Или нет?
Словом, вечер начался просто отлично. И продолжился соответственно. Как всегда.
Я уже говорил, что в те дни коллеги старались по мере возможности не оставлять меня в одиночестве. Они ходили в Мохнатый Дом, как на работу, и, я уверен, охотно являлись бы сюда вместо нее, с утра пораньше, если бы нашим начальником был не сэр Джуффин Халли, а какой-нибудь другой, более мягкосердечный человек.
Сказать, что я был бесконечно благодарен друзьям за эти вечеринки, — пустой звук, жалкий лепет, бессмысленное бормотание в сравнении с тем чувством, которое я испытывал. Однако в этот вечер я то и дело ловил себя на том, что с нетерпением жду, когда они наконец отправятся по домам, а я смогу спуститься в подвал, где обитает Гюлли Ультеой. Вчера призрак обещал рассказать мне, почему в Мире нет художественной литературы, и я погибал от любопытства, предвкушая встречу.
Теперь, задним числом, я понимаю, что это был переломный момент. Тягостное существование, которое я влачил без Теххи, внезапно закончилось. Жизнь снова стала интересной, и это оказалось важнее привязанностей, потерь и прорех, которые они оставляют в ткани бытия. «Мне интересно» — именно так выглядит моя персональная формула счастья, точнее, формула необходимой мне дыхательной смеси; весьма вероятно, что именно поэтому я до сих пор жив и, если верить моим ощущениям, вполне бессмертен. Или почти.
А тогда я, конечно, обо всем этом не думал, а просто ждал наступления ночи, еще не осознавая, но уже ощущая себя счастливым. То есть, бескомпромиссно живым.
Наконец-то.
Меж тем, все шло своим чередом. Хелви и Хейлах понемногу начали зевать и наконец, распрощавшись со всеми, отправились к себе; Мелифаро и Кенлех ушли домой, так что со мной остался только Нумминорих Кута. И, конечно, Шурф Лонли-Локли — как всегда, в подвале, среди старых книг. Именно сегодня это было чертовски некстати, и я понятия не имел, как его оттуда выкурить. Зато избавиться от Нумминориха было легче легкого. Он, собственно, и сам уже давно хотел ехать домой, но только после отправления важнейшего ритуала — прогулки с Друппи по ночному городу. Мой пес весь день ждал этого выхода втроем. Меня он просто бескорыстно любил, как положено хорошей собаке, а Нумминориха, похоже, считал своим лучшим другом и идеальным товарищем для игр. Для того, чтобы составить с ними совсем уж гармоничное трио, мне явно недоставало природной жизнерадостности, однако и так получалось неплохо: я неторопливо шагал по улице в сопровождении двух небольших, но разрушительных условно разумных смерчей, которые носились вокруг меня, сметая на своем пути если не все, то очень многое, включая немногочисленных прохожих. Сбитые с ног бедняги даже рассердиться толком не могли — такова была сила обаяния этих двух обалдуев.
Сегодняшняя прогулка ничем не отличалась от прочих, но, конечно, показалась мне самой долгой из всех. Библиотечные тайны тянули меня домой, как магнитом. Впрочем, прогулка все-таки закончилась — когда я уже практически потерял надежду.
Оказавшись дома, Друппи тут же завалился спать, даже не добравшись до своей миски — немудрено, после таких-то скачек. А я вернулся в гостиную и принялся думать, что мне делать с засевшим в моем подвале Шурфом Лонли-Локли. Я не раз говорил, что с радостью умер бы ради него, и был при этом вполне искренен, но, конечно, совершенно не предполагал, что в один прекрасный день придется подтвердить слова делом. И уж точно не был готов к мучительной смерти от любопытства.
От природы я прямодушен — на мой взгляд, излишне — и совсем не хитер. Однако, оказавшись в по-настоящему безвыходной ситуации, становлюсь чрезвычайно ловким интриганом; к счастью для окружающих, очень ненадолго, а то даже и не знаю, как бы они выкручивались. Вот и сейчас спасительная идея посетила мою бедную голову, не дождавшись, пока я опустошу кружку камры, которую машинально себе налил.
Я взял под мышку мемуары укумбийского йожоя и отправился в подвал, вознося по дороге молитвы всем милосердным богам, чьи имена успел вспомнить, чтобы хозяин книжной лавки не соврал, и мой экземпляр действительно оказался уникальным, единственным из полудюжины сохранившихся, выставленных на продажу.
Сэр Шурф как раз рылся в содержимом одной из книжных полок и не был похож на человека, внезапно обретшего вожделенное сокровище. Это увеличивало мои шансы на успех.
— Смотри, что у меня есть, — сказал я. И сунул ему под нос мемуары Гохиэммы Фиаульфмаха Дрёя.
Дальнейшее может вообразить только человек, который не раз видел, как разгораются старые уличные фонари в городе, где я, если верить моим воспоминаниям, родился и вырос. Свет в таком фонаре сперва дрожит, как пламя свечи на ветру, постепенно бледнея и тускнея, а когда наблюдатель окончательно убеждается, что фонарь снова погас, вдруг вспыхивает, да так ярко, что весь синий сумеречный мир за пределами освещенного круга кажется погруженным в непроницаемую тьму.
Вот именно так обстояли дела с моим другом. Поначалу он недоверчиво разглядывал книгу: ну-ка, что тут у нас? Это?!. Да нет, не может быть. Откуда бы. Или все-таки?.. Наконец, убедился, что разноцветные буквы, от руки написанные на обложке неизвестным типографским художником, ему не мерещатся и действительно складываются в те слова, которые он прочитал с самого начала: «Правдивое жизнеописание Гохиэммы Фиаульфмаха Дрёя, Изначального Йожоя и Великого Магистра Ордена Пьяного Ветра, составленное им самим».
И вот тогда глаза Лонли-Локли вспыхнули, да так, что я до сих пор не понимаю, как от этого пламени не загорелись книги на ближайшей полке — я-то стоял совсем рядом и не мог не почувствовать, каким горячим стал воздух.
Впрочем, голос его остался таким же спокойным, как всегда. Даже не дрогнул, когда сэр Шурф строго спросил меня:
— Где ты это взял?
Интересно, что он ожидал услышать? Что я ограбил библиотеку Ордена Семилистника? Или отправился на тот свет и разыскал там автора, у которого совершенно случайно оказался при себе лишний экземпляр? Не сомневаюсь, что сэр Шурф в любом случае и бровью не повел бы. Он всегда готов ждать от меня чего угодно — подозреваю, гораздо большего, чем я хотя бы теоретически способен натворить. И это, честно говоря, очень воодушевляет.
Мне даже неловко было признаваться, что я просто купил книгу в лавке, как распоследний дурак. Но пришлось.
— В «Дедушкиных книгах» на улице Акробатов. Ты же сам мне вчера эту лавку присоветовал.
— И она там просто стояла на полке? — продолжал допытываться Шурф.
— Ну, по крайней мере, не висела под потолком на веревочке. И не была прибита гвоздями к стене. Стояла… Нет, знаешь, все-таки лежала под стеклом, в такой специальной закрытой на замок витрине. Неудивительно, она же каких-то страшных денег стоит. Хозяин сказал, единственный из сохранившихся экземпляров, оказавшийся в свободной продаже. Но мне было плевать. Лишь бы интересно.
- Предыдущая
- 15/70
- Следующая
