Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Шляхов Андрей Левонович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/58
• Следующая

— Гони! — это Петровичу.

Вера и без Данилова знала, что ей делать, пока он несколько раз с силой нажал на грудную клетку умирающего обеими руками, все было готово для укола в полость сердца. Адреналин, призванный запустить остановившийся мотор, Вера набрала в шприц, на который надела толстую и очень длинную иглу.

Это в фильме «Криминальное чтиво» два придурка чуть ли не десять минут готовятся сделать внутрисердечную инъекцию. У кинематографа свои законы, у жизни — свои. Счет идет не на минуты — на секунды.

Разорвал на безжизненном теле футболку, нащупал нужную точку в межреберном промежутке (о ребро игла если не сломается, то погнется) и с маху, так же, как бил кулаком, засадил шприцем.

В нужный момент рука сама остановилась. Легкое движение поршнем назад, в шприц поступает кровь. Это — здорово, это означает — точное попадание. Игла — в полости сердца.

Нажатием на поршень шприца Данилов ввел адреналин в полость сердца и мгновенно выдернул иглу обратно. Медлить нельзя — запущенное сердце может порваться об иглу.

Еще несколько энергичных нажатий на грудную клетку. Глубокий выдох воздуха из своих легких в полуоткрытый рот умирающего. Еще один. Пятнадцать качаний — два выдоха, пятнадцать качаний — два выдоха!

— Атропин внутривенно!

И самое радостное в тяжелой и грязной работе врача — забилось остановившееся сердце, задышали уже спавшиеся, было, легкие, поползли вверх веки.

— Мне гнать или как? — спросил Петрович.

«Или как» означает «если в машине труп, то я поеду помедленнее, спешить ведь уже некуда».

— Гнать! — ответил Данилов, задвигая в гортань пациента трубку.

На радостях руки его так и летали. Что ни говори, а душевный настрой — великое дело!

— Ты будешь жить! — пообещал мужчине Данилов, фиксируя пластырем подключичный катетер. — Вера, глюкозу!

— Уже! — секундой позже ответила Вера…

То же реанимационное отделение, где они были несколько часов назад.

— Без родственников? — уточнил доктор Беляев, глядя на кардиограмму, снятую в поликлинике.

— Без, — ответил Данилов.

— Слава тебе, господи…

— Что, дочка предыдущего пациента достала? — улыбнулся Данилов.

— Не то слово! — покраснел от воспоминаний реаниматолог. — Я ему аритмию купировал и с ходу в отделение перевел. Пусть там изгаляется!

Уже на подстанции, получив долгожданный обед, по времени практически превратившийся в ужин, Данилов вспомнил, что у него начинала болеть голова и как-то сама собой прошла. Он даже не понял где — в поликлинике или позже — в машине.

— Вера, а как звали нашего реанимированного? — спросил Данилов у фельдшера, с упоением поедавшую банан.

— Борис Николаевич, как бывшего президента, — с трудом оторвавшись от своего занятия, ответила оголодавшая Вера. — А что?

— Да так, — пожал плечами Данилов. — Приду со смены домой, расскажу матери, что спас человека, а она спросит: «Кто он?» А я так ничего о нем и не знаю. Скажу хоть, как зовут.

— Он электриком на НПО «Молния» работает, — Вера доела банан и могла спокойно беседовать.

— Откуда знаешь?

— На карте прочла, в поликлинике, пока вы его осматривали. Дату рождения сказать?

— Не надо. Какое сегодня число, я и так помню, — пошутил Данилов.

— Что, Вова, опять кого-то спас? — поинтересовался только что вошедший на кухню Чугункин. — Изведал момент истины?

— Да, изведал, — скромно ответил Данилов, рассматривая бутерброд со своей любимой сырокопченой колбасой, словно примериваясь половчее вонзиться в него зубами. — А что — заметно?

— Да ты светишься ярче лампочки! — засмеялся Чугункин, подсаживаясь со своей чашкой за стол к Данилову. — Давай, рассказывай!

Специализированные психиатрические бригады всегда готовы к любым неожиданностям. Оно и ясно, ведь им постоянно приходится иметь дело с психически больными людьми, да вдобавок находящимися в состоянии сильного возбуждения. К спокойным психам «скорую» вызывать не принято, а «психбригаду» и подавно.

Народ на психбригадах тертый, бывалый. Вечно спокойные, даже немного меланхоличные. На вызовы идут в «полуштатском», накинув поверх «скоропомощной» формы «гражданские» плащи или пальто, чтобы не возбуждать пациента своей профессиональной принадлежностью к миру медицины и не провоцировать лишнюю агрессию. Заранее готовят «путы» и шприцы с антипсихотическими средствами. Как говорится — на всякий «пожарный случай». Береженого и бог бережет…

Они умеют слушать. Невозмутимо выслушают любой бред: как очередную версию пленения пациента инопланетянами, так и признание в сожительстве с собственным хомячком. При этом, излучая дружелюбие и понимание, без единого лишнего слова, помогут собеседнику проследовать в машину, а из нее также внимательно и мягко проведут в приемный покой.

Когда-то, в стародавние времена, когда по кисельным берегам текли медовые реки, сотрудники психиатрических бригад московской «скорой помощи» отличались страстной любовью к футболу и даже занимали первые места на «междусобойных» чемпионатах.

«Психиатрия» в дословном переводе с греческого языка означает — «исцеление души», это Данилов запомнил еще с институтской поры. С той же поры засела в его голове формулировка, гласящая, что «восприятие есть психический процесс отражения предметов и явлений в целом, в совокупности их свойств, который не зависит от воли индивидуума».

Данилову никогда не хотелось стать психиатром. Больно уж расплывчаты, относительны и условны были психиатрические критерии. Зыбкой и призрачной казалась граница между патологией и нормой, и никогда невозможно было понять — помог ли ты пациенту на самом деле или он симулирует выздоровление, чтобы его оставили в покое и отпустили домой.

Чужая душа, впрочем, как и собственная, представлялась Данилову слишком сложной и непостижимой субстанцией, чтобы, ничтоже сумняшеся, браться за ее исцеление и тем более ожидать от этого каких-то результатов. В его восприятии психиатрия была сродни алхимии. Наука, пытающаяся постичь непостижимое.

Даже если больной много лет наблюдается у психиатра и состоит на учете в психоневрологическом диспансере, родственники, вызывая к нему «скорую помощь» при обострении шизофрении, скорее всего укажут какой-нибудь нейтральный повод, вроде «плохо с сердцем» или «болит голова», и вместо психиатра к больному приедет обычный выездной врач или, что бывает очень редко — специализированная кардиологическая бригада. Причин тому несколько. Во-первых, если сказать правду, то вызов могут и не принять — врач-консультант посоветует, не откладывая, обратиться в диспансер или же пригласить психиатра на дом. Во-вторых, обычная бригада приезжает куда быстрее специализированной психиатрической. И в-третьих, разве не может родственник человека с расстройством психической деятельности искренне заблуждаться, считая нынешнее ухудшение следствием плохой работы сердца или подъема артериального давления.

— На что жалуетесь? — спросил Данилов, присаживаясь на стул, заранее поставленный возле кровати.

Ничто не вызвало его подозрений. Обычная квартира, в меру взволнованная супруга больного. Можно понять и объяснить ее волнение — ни с того ни с сего прихватило сердце у сорокалетнего мужа. Да и сам муж ничем не выделялся среди легионов себе подобных — спокойно, даже малость безвольно, лежал на спине, слегка закатив глаза, и тихо постанывал.

У Данилова был свой метод распознавания симулянтов и тех, кто склонен преувеличивать тяжесть своего состояния. На пороге комнаты, в которой лежал пациент, Данилов имел обыкновение задержаться на несколько секунд и прислушаться. Те, кто стонет, «играя на публику», начинают делать это лишь при появлении врача.

Этот стонал не напоказ. От боли стонал. Стонал с достоинством, по-мужски — негромко и терпеливо.

— Сердце прихватило, — ответил больной. — Тяжесть в груди какая-то…

• Предыдущая
• 31/58
• Следующая