Похититель теней - Леви Марк - Страница 17
- Предыдущая
- 17/36
- Следующая
– Где они?
– В отеле неподалеку, ждут моих указаний. Я будущий педиатр, а не ветеринар. Если бы ты просветил меня насчет дальнейших действий, мне бы это очень помогло.
– Позвони им, пусть придут в отделение «Скорой помощи», я их встречу.
– В три часа ночи?
– По-твоему, есть шанс наткнуться в коридоре на главврача в три часа ночи?
Софи нашла телефон отеля в черной записной книжечке, которую всегда носила в кармане халата. Я побежал в отделение «Скорой помощи».
У родителей маленького пациента был растерянный вид. Просьба подняться среди ночи, чтобы принести в больницу кролика, удивила их не меньше, чем Софи. Зверек был спрятан в кармане пальто матери. Я провел их в приемный покой и представил дежурной регистраторше: дядя и тетя из провинции, проездом в городе, зашли меня навестить. Час, конечно, странный для семейного визита, но человека, работающего в отделении «Скорой помощи «городской больницы, не так легко удивить.
Я повел родителей коридорами, стараясь избегать дежурных сестер. По дороге я объяснил матери мальчика, что от нее требуется. Мы дошли до входа в крыло педиатрии, там нас уже поджидала Софи.
– Я послала дежурную сестру принести мне чаю из автомата. Не знаю, что ты собираешься делать, но давай побыстрей. Она скоро вернется. У нас самое большее двадцать минут, – сообщила Софи.
В палату со мной вошла только мать. Она села на кровать и погладила лобик спящего сына. Мальчик открыл глаза и, верно, решил, что мать ему снится. Я сел с другой стороны.
– Я не хотел тебя будить, но мне надо показать тебе кое-что, – сказал я ему.
Его кролика, заверил я, не съели, он жив-живехонек. У него родился малыш, а этот паршивец взял и сбежал к другой крольчихе. Некоторые отцы, к сожалению, так поступают.
– А вот твой отец ждет тебя в коридоре, один за этой дверью, среди ночи, потому что он любит тебя больше всего на свете, да и твою маму тоже очень любит. Ну вот, если ты мне не веришь, смотри!
Мать достала крольчонка из кармана и опустила на кровать сына, удерживая двумя руками. Мальчик во все глаза уставился на зверька. Он медленно протянул ладошку, погладил его по голове, мать разжала руки, контакт был установлен.
– У этого крольчонка нет никого на всем свете, ты ему нужен. И если ты не наберешься сил, он погибнет. Тебе надо есть, чтобы заботиться о нем.
Я оставил мальчика с матерью и, выйдя в коридор, пригласил в палату отца. Можно было надеяться, что мой план сработает. Сурового вида крестьянин обнял меня и крепко прижал к себе. На короткий миг мне захотелось стать этим маленьким мальчиком, чтобы вновь обрести отца.
Когда через день я пришел в больницу, мне передали записку от секретаря заведующего отделением: меня просили немедленно явиться к нему в кабинет. Такое было впервые, и я прежде поговорил с Софи. Дежурная сестра нашла кроличью шерсть в постели маленького пациента из палаты 302, и тот выдал секрет за стакан фруктового сока и тарелку каши.
Софи все объяснила сестре и, поскольку результат был налицо, умоляла ее молчать о чудодейственном средстве. Увы, некоторым ревнителям правил не хватает ума иной раз их нарушить. С ума сойти, как держатся за соблюдение правил те, кому недостает воображения.
Что ж, я, в конце концов, пережил достаточно наказаний от мадам Шеффер – шестьдесят два за шесть лет учебы, то есть каждую четвертую субботу. В больнице я работал девяносто шесть часов в неделю: что хуже этого могло со мной случиться?
Мне не пришлось идти в кабинет профессора Фернштейна – заведующий сам совершал утренний обход в сопровождении двух ассистентов. Я присоединился к окружавшей их группе студентов. Софи еле держалась на ногах, когда мы вошли в палату 302.
Фернштейн изучил листок, вывешенный в изножье кровати; пока он читал, стояло гробовое молчание.
– Итак, к мальчику сегодня утром вернулся аппетит, хорошая новость, не правда ли? – обратился он к сопровождающим.
Психиатр поспешил расхвалить плюсы своего лечения: он-де уже несколько дней успешно работает с больным.
– А у вас, – Фернштейн повернулся ко мне, – нет никаких других объяснений этому внезапному улучшению?
– Никаких, профессор, – ответил я, опустив голову.
– Вы уверены? – настаивал он.
– Я не успел изучить карту этого пациента, я больше работаю в отделении «Скорой»…
– Стало быть, мы должны заключить, что команда психологов преуспела в своей работе, и приписать всю заслугу ей? – перебил он меня.
– Я не вижу причин думать иначе.
Фернштейн отложил листок и подошел к мальчику. Мы с Софи переглянулись – она была вне себя. Старый профессор погладил ребенка по голове.
– Я рад, что тебе лучше, малыш. Теперь мы будем постепенно тебя подкармливать и, если все пойдет хорошо, через несколько дней вынем иглы из твоей руки и вернем тебя родителям.
Обход продолжился. Когда он был закончен, студенты разошлись каждый по своим делам.
Фернштейн окликнул меня, когда я уже уходил:
– На два слова, молодой человек!
Софи тотчас подошла и встала между нами.
– Я полностью разделяю ответственность за происшедшее, профессор, это моя вина.
– Я не знаю, о какой вине вы говорите, мадемуазель, так что лучше вам помолчать. У вас наверняка есть работа, вот и ступайте.
Дважды повторять Софи не пришлось, она оставила меня наедине с профессором.
– Правила, молодой человек, – сказал он мне, – существуют для того, чтобы вы приобрели опыт, не убив слишком много пациентов, приобретенный же опыт позволяет вам от них отступать. Я не знаю, как вам удалось совершить это маленькое чудо и что натолкнуло вас на верный путь, буду признателен, если когда-нибудь вы со мной поделитесь, мне ведь история известна только в общих чертах. Но не сегодня, иначе мне придется вас наказать, а я из тех, кто считает, что в нашей профессии важен результат. Пока же советую вам подумать о педиатрии, когда будете выбирать интернатуру. Если у человека дар, жаль зарывать его в землю, право, жаль.
С этими словами старый профессор повернулся и ушел, не простившись со мной.
Сменившись с дежурства, я вернулся домой озабоченный. Весь день и всю ночь меня не покидало ощущение незавершенности, оно тяготило, хоть причины его я понять не мог.
Неделя выдалась адская, отделение «Скорой помощи» было переполнено, и мои дежурства затягивались много дольше положенных суток.
С Софи я встретился в субботу утром; глаза у меня к тому времени совсем ввалились.
Мы назначили встречу в парке у пруда, где дети пускали кораблики.
Софи пришла с корзинкой, в которой лежали яйца, соленья и паштет.
– Держи, – сказала она, протягивая ее мне, – это фермеры принесли для тебя вчера в больницу, ты уже ушел, и они попросили меня передать.
– Ты можешь поручиться, что паштет не кроличий?
– Нет, свиной. Яйца прямо из-под курицы. Приходи сегодня ко мне, я приготовлю тебе омлет.
– Как твой больной?
– Розовеет с каждым днем, скоро совсем выздоровеет.
Я откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке, и подставил лицо теплым солнечным лучам.
– Как ты ухитрился? – спросила Софи. – Три психолога ничего не смогли добиться, а тебе за несколько минут в саду удалось…
Я слишком устал для логического объяснения, которого она от меня ждала. Софи хотела разумных доводов, которых у меня сейчас просто не было. Я даже не успел задуматься, слова вырвались сами собой, словно какая-то сила заставила меня сказать вслух то, в чем я не смел признаться даже самому себе.
– Мальчик ничего мне не сказал, я узнал, отчего он страдает, от его тени.
В глазах Софи я вдруг увидел то же скорбное выражение, с каким посмотрела на меня мама однажды на чердаке.
– Вовсе не учеба мешает нашим отношениям, – сказала она, и губы ее дрогну ли. – Наш плотный график – только предлог. Истинная причина в том, что ты мне не доверяешь.
– Возможно, дело и правда в доверии, иначе ты поверила бы мне, – ответил я.
- Предыдущая
- 17/36
- Следующая
