Карнавал страха - Кинг Джордж Роберт - Страница 32
- Предыдущая
- 32/62
- Следующая
Добежав до могилы, Гермос оттолкнул могильщиков и встал на колени перед телом. Как раз в эту минуту большая соленая слеза покатилась по его худой щеке, но рабочий, оправившийся от неожиданности, кинулся к Гермосу и схватил его за плечи, чтобы оттащить от могилы. Великан ударил его локтем в лицо, второй отступил сам. Гермос снова повернулся к могиле, но тут над ним склонился Кукольник. Теперь великан поднялся в полный рост и посмотрел на Кукольника сверху вниз.
– Его надо перевернуть, – повторил он.
Могильщики опасливо приблизились.
– Переверните его, – приказал Кукольник, – и положите голову на место.
Гермос вернулся к Марии, пока успокоившиеся могильщики занялись телом.
– Ему надо поставить памятник или камень, – добавил Гермос, беря слепую за руку.
– Посмотрим… Посмотрим… – угрюмо отозвался Кукольник.
В тот день новость о смерти Моркасла и неприлично скомканных похоронах распространилась по всему Карнавалу Л'Мораи. Вечером все фонари и лампы в квартале артистов были зажжены, а двери в палатки и вагончики крепко заперты. Несмотря на то, что зрителей было немало, боковые аллейки Карнавала были пустынными, а пояса артистов оттягивали ножи и кинжалы.
Единственным людным местом была палатка-столовая, где артисты искали убежища в ярком свете и тысячеглазой толпе. То и дело из-за столиков раздавался напряженный гневный смех, как будто именно им хотели отпугнуть убийцу карлики и уроды.
Но везде – на главной аллее и в столовой – густой пеленой в воздухе висел страх. И как будто материализовавшись из этого дыма, выполз ужас.
– Он здесь, – сказал великан. Он махнул рукой куда-то в сторону и бросил на Марию долгий взгляд. Хотя она крепко держалась за его руку, но с каждым шагом отставала все больше и больше. Гермос нежно посмотрел на ее маленькое лицо и крепко сжал губы, подавив желание подхватить ее на руки и понести по посыпанной песком дорожке, как ребенка.
– Еще немного, – повторил он в четвертый раз.
Мария покачала головой и задыхаясь пробормотала:
– Иди вперед, я догоню.
Гермос кивнул. Они добрались до людного района Карнавала и пробились через толпу зрителей. Дальше начиналась улочка лавочек: татуировщик, галантерея, пивоварня… Они миновали несколько палаток, задернутых полотняными занавесами, на которых яркими веселыми красками были изображены их обитатели: мальчик-леопард, женщина с головой козы, карлики…
– Он здесь, – сказал Гермос, но они обошли еще с десяток заведений и эстрад, пока великан не остановился.
– Что это? – спросила Мария. – Кто там?
– Это он, – ответил Гермос, глядя на человека, появившегося на сцене перед ним. – Мясник. Доминик.
Мария покрепче ухватила великана за руку.
– Он сбежал из города?
– Нет, – ответил Гермос. – Теперь он один из нас.
Доминик сидел на помосте, но он больше не был тем бесстрашным мясистым чудовищем, который боролся с Гермосом в палатке прорицателя. Не был он и тем наводящим ужас девятипалым убийцей, который умертвил Панола, Банола и шпагоглотателя Борго.
Доминик переменился. Отовсюду из его большого тела торчали, блестя в огнях, острые лезвия. Все – от крупной головы до больших ног – ощетинилось кинжалами, острыми шпагами, кривыми саблями и кухонными ножами. Сотни острых колющих предметов кровавили его кожу, будто огромный арсенал изнутри пробивался наружу к свету.
– Великий Каррик – человек тысячи ножей, – выкрикивал зазывала на возвышении, указывая на Доминика. – Единственный человек в мире, который растит внутри себя ножи и сабли…
Мария отшатнулась, будто ее ударили по лицу, и схватила Гермоса за руку.
– Да-да, смотрите, господа, – продолжал клоун, – как ножи прорастают сквозь кожу…
И действительно, отовсюду из кровоточащих ран росли лезвия, некоторые показались на несколько дюймов, другие – уже вылезли целиком, и все неумолимо – небыстро, но заметно – продолжали вылезать и вылезать, пробивая кожу в новых и новых местах.
– Отличные ножи, как и положено мяснику, – продолжал зазывала. Он приблизился к Доминику, ухватился за один из выросших кинжалов, потянул его на себя, заставляя мясника скривиться от боли, и вынул его наружу. Доминик задрожал, глаза, как у безумного, заметались по его мясистому лицу.
Высоко подняв окровавленное оружие, маленький человечек улыбаясь закричал:
– Нож, который может перерезать горло или вонзиться в живот, он и кость может перерубить. – А потом для пущего эффекта сделал вид, что хочет заколоться, и приставил нож к своей впалой груди. Показав зрителям маленькую пантомиму, он вытер острие об уже окровавленную тунику. – Десять лоринов и грош за большой нож, – объявил он.
Гермос отвел Марию в тень.
– Что его могло так изменить? – громко спросила она.
Гермос, качая головой, не мог отвести глаз от чудовища на помосте. Сине-черный ошейник опоясывал шею Доминика. Узкие полосы черно-серой кожи разбегались от него вниз по груди и вверх к подбородку.
– Ошейник. Тот, о котором говорил Моркасл, – шепотом объяснил он. – Он сжег его.
Выражение лица Марии стало жестоким. – Это волшебство.
– Везде, где они ранили его, теперь выросли ножи и сабли, – добавил Гермос.
– Помнит ли он, кто он? – удивилась Мария дрогнувшим голосом. – Может ли он говорить?
Услышав ее вопрос, карлик-зазывала покинул гудящую от любопытства толпу зрителей и приблизился к слепой, неся перед собой нож.
– Уверен, что он вырастит еще не один, и получше, – произнес он. – Между прочим, он был совершенно ошарашен, когда его привезли сюда. Он настоящая находка. Кстати, ты не хочешь купить этот очаровательный нож?
Уводя женщину из толпы, Гермос подхватил ее на руки. Она не замечала ничего вокруг – ни его, ни зрителей, опасливо отступивших, чтобы дать им дорогу. Ее невидящие глаза были широко открыты и белы, как у кролика в клетке.
Гермос вновь вышел на широкую главную аллею.
– Не волнуйся, Мария, – приговаривал он, – он не может причинить тебе боль. Все позади.
Мария с нервной улыбкой, покусывая губы, ответила:
– Это другое, – она покачала головой, ее подбородок начал дрожать. – Это совсем другое. Разве ты не видишь, Гермос?
Великан заглянул в ее белые глаза.
Как будто она могла видеть его внимательный взгляд, Мария отвернулась и сказала:
– Он стал одним из нас. Вот – приговор, а вовсе не пытка и казнь. Он был убийцей, поэтому они приговорили его к ссылке – к ссылке в Карнавал.
– Я защищу тебя…
– Да нет! – настаивала она напряженным голосом. Оттолкнув великана слепая встала на землю, а потом держась за его ноги, подняла покрасневшее лицо вверх. – Такое, наверное, случалось и раньше. Они пытали Доминика, а потом бросили его к нам. Интересно, сколько здесь еще бывших преступников. Не убийца ли и сам хозяин Карнавала?
С трудом переварив слова Марии, Гермос потрясенно уставился на нее, не веря своим ушам и отталкивая от себя страшные подозрения. Мимо прошел какой-то добрый крестьянин с семьей, пронеслась, подняв тучу пыли, повозка, запряженная несколькими кентаврами.
– Может быть, доказав, что Доминик невиновен, мы найдем настоящего виноватого, – продолжала Мария, – и тогда магический приговор утратит силу. Это был не его след в моей комнате. Другая рука. Кто-то отрубил ему палец. Кто-то порезал ему спину. Мы должны узнать, кто это сделал.
Глаза великана потемнели, пока он вглядывался в ее лицо.
– Как?
Выражение лица слепой стало мрачным.
– Не знаю. Это мог быть кто угодно. Настоящий убийца мог находиться в толпе возле моего вагончика, пока я разговаривала с жандармами. Это мог быть один из жандармов. Им может оказаться и Кукольник. Убийца знал, какие улики ведут нас к преступнику. И… – она едва смогла выговорить дальнейшее:
– зная все, он, наверное, уже знает и то, что мы сейчас обнаружили.
– Великий Кин-са! Так мы никогда его не найдем, – простонал Гермос.
- Предыдущая
- 32/62
- Следующая