Золушка и Дракон - Михалкова Елена Ивановна - Страница 59
- Предыдущая
- 59/71
- Следующая
– К чему это причислить, как считаешь? – спросил он, вынимая следующие снимки. – К порнухе или к эротике?
– Изображение половых органов? Да еще в таком виде? Порнография, конечно. Интересно, с какого ракурса это снято?
– Извращенец! Мне вот совсем не интересно.
Они просмотрели все фотографии. Некоторые заставили Бабкина поморщиться.
– Что ж, одной загадкой меньше, – заключил Макар, возвращая карточки в альбом. – Значит, учитель раздевал девчонок, фотографировал их интимные места и, может быть, совершал над ними какой-то обряд. Почти наверняка, судя по свечам. Потом собрал свои сокровища и замаскировал невинными цветочками. Кстати, неплохая метафора. Как думаешь?
– Думаю, что рано помер учитель, – с сожалением сказал Бабкин. – Ушел безнаказанным. Протянуть бы еще лет пятнадцать старому козлу – и остаток жизни провел бы в лечебнице для таких вот педофилов!
Он потер виски и поморщился.
– Все, уходим! – Илюшин поднялся, взял фонарь. – Об остальном поговорим в машине.
По ночной дороге Макар ехал осторожно, крадучись. На въезде в лес перед машиной прыгнул заяц, замер, будто оглушенный светом фар, и бросился наутек, стоило Илюшину приоткрыть дверь.
– Жаркое убежало… – Бабкин проводил его голодным взглядом и обернулся к Макару. – Теперь выкладывай, как обещал: откуда ты узнал, что Чайка болен шизофренией?
– Когда ты рассказывал о тех, прежних, исчезновениях, то обронил, что учитель повсюду ездил на машине. Это была первая зацепка. Вторая – что он вел в школе кружок в летнее время. А третья – что его считали человеком со странностями. Сами по себе эти детали ничего не значат, но если сложить их вместе, картина меняется. Чем-то опоить или уколоть девочек мог только человек, которому они доверяли. Учитель – идеальная кандидатура. А энтузиаст Валентин Петрович не вызывал никаких подозрений, катаясь туда-сюда на своей машинке, потому что все знали, чем он увлечен. Не сомневаюсь, что на заднем сиденье у него всегда что-то лежало: ящики, коробки… Закрыть это богатство тряпкой – и никто не догадается, что под тряпкой не коробки, а девчонка без сознания.
– Или в багажник их засовывал, затейник.
– Тоже возможно. Наверняка он встречал их в лесу, чем-то одурманивал, запихивал в машину и вез к себе. Беспрепятственно заезжал во двор, а там дело было лишь за тем, чтобы незаметно перетащить жертву в дом.
– Крыльцо! – осенило Бабкина. – И палисадник! Его приятель упоминал, что за глухой заросший палисадник Чайку ругали еще при жизни. А крыльцо специально построено так, чтобы никто с улицы не видел, что там происходит. Продумал все, старый извращенец! Затаскивал дурочек в дом, а потом вывозил в лес и там оставлял… Как думаешь, он их насиловал?
– Вряд ли, – покачал головой Макар. – Иначе девчонки обнаружили бы это и хотя бы одна подняла шум. Серега, пойми: Чайка – не классический насильник, он больной человек. Ты же видел снимки! Думаю, он только фотографировал их. Наверняка долгое время обходился куклой, а потом что-то случилось, и его понесло.
Справа мелькнул указатель: «Дом отдыха „Рассвет“».
– За поворотом – налево, – Сергей отвел взгляд от деревьев на обочине, чувствуя, что от их мельтешения начинает болеть голова. – Если Чайка не насильник, зачем изнасиловал убитую Курехину?
– Ты слишком многого от меня хочешь! Я же не специалист по психологии шизофреников. Может, это такая форма мести. Кстати, допускаю, что Чайка был импотентом. Это вписывается в общую картину и объясняет, почему с Курехиной он использовал бутылку.
– Но не объясняет, почему он ее убил!
– У меня есть одно предположение… То, что Чайка убил ее в лесу и ударил не ножом, а тем, что первое попалось под руку, говорит о том, что убийство он не планировал. Может, его средство не подействовало?
Бабкин задумался.
– Рассчитал неправильно дозировку или девчонка оказалась слишком выносливая, – пояснил Макар. – Вместо того чтобы уснуть, бросилась бежать, догадавшись, что дело нечисто. Учителю нужно было любым способом остановить ее, вот он и выбрал самый кардинальный из них. Что уж он потом делал с телом – это второстепенный вопрос. Но случившееся его жутко перепугало, и он снова вернулся к своей кукле, потому исчезновения и прекратились.
– Логично, – согласился Бабкин. – Могу представить, в каком страхе пребывала эта сволочь! Но ты не ответил, как догадался о его шизофрении.
– С другого конца. Ты упомянул, что его племянник при тебе постоянно вертел в пальцах какую-то бумажку…
– Фантик, – подтвердил Сергей. – Ну и что? Художественное верчение, хоть оно меня порядком раздражало…
– А то, что такая забава – один из симптомов шизофрении. Нам сейчас куда?
– Налево и метров двести вперед, выедем прямо у коттеджа. Откуда ты знаешь про симптомы?
– Незадолго до нашего разговора мне попалась книжка, где они перечислялись. Я, как водится, нашел у себя половину и запомнил их. Получилось как с учителем: незначительные детали собрались в один рисунок. Стоило мне лишь задуматься о том, что Олег Чайка может быть шизофреником, как ровно на такое же предположение стал напрашиваться его дядюшка. Поэтому я и просил тебя узнать, как он умер. То, что ты описал – типичная смерть для человека, страдающего шизофренией.
– Черт, мне же его приятель прямо говорил, что Чайка слышал голоса! – Бабкин хлопнул себя по лбу. – А девчонки упоминали про хихиканье без повода.
– Беспричинный смех, угу. Тоже один из симптомов.
– И чтение мыслей из его головы… Вот, значит, почему ты решил забраться к нему в дом?
– Да, я подозревал, что с учителем все обстоит вовсе не так радужно, как рассказывают в поселке. Рисунки, которые остались после него, не просто говорят – они кричат о болезни во все горло! Ты заметил, что Чайка бесконечно повторял одно и то же? Все эти зловещие расчлененные растения, похожие на разобранный механизм, полное неправдоподобие изображенного… А цвета! Черный, желтый, фиолетовый…
– Странно, что никто не обратил внимания на это раньше.
– Растения для каталогов зарисовывал его племянник, а сам Валентин Петрович вряд ли показывал соседям свои творения.
– Приехали, – сказал Сергей, увидев свой коттедж. – Заезжай справа, там полно места…
Он зашел в дом с таким ощущением, будто не был здесь неделю. С каждым шагом на него все сильнее наваливалась усталость. Бабкин бросил сумку под ноги и тяжело опустился на кровать. Надо было еще многое узнать… Многое узнать… Он заставил себя напрячься и собрать разбегающиеся мысли:
– Получается, сначала ты заподозрил шизофрению у художника…
Макар с любопытством оглядывался вокруг.
– А тут уютно, – заметил он. – Что ты спросил? А, про художника! Да, сначала у него. И в итоге круг у меня замкнулся.
– В каком смысле?
– От Олега Чайки я перешел к дяде. И утвердился в мысли, что мое предположение о психическом заболевании – верное. Но шизофрения – болезнь, передающаяся по наследству, пусть не всегда, но довольно часто. Поэтому я вернулся к тому, с кого начал: к Олегу Чайке. Творчество пациента – хорошее подспорье для диагноста, и я попросил тебя сфотографировать его картины. Врач, которому я показал снимки, весьма заинтересовался ими и даже спрашивал, нельзя ли ему познакомиться с их автором.
– Я так понимаю, его не сами полотна заинтересовали, – хмыкнул Бабкин.
– Правильно понимаешь. Цвета, расположение объектов в пространстве, копирование самого себя без малейшего изменения – все это, по его словам, очень нехорошие признаки.
– И еще картотека… – протянул Сергей, вспомнив каталоги Валентина Петровича. Вот что они напомнили ему!
– Какая картотека?
– В мансарде Олега я видел коробки с карточками, в которых его жена записывает все данные о каждой картине, включая размеры кистей и то, какие краски использовались. Я еще тогда поразился, зачем нужно собирать и систематизировать тонну бессмысленной информации. Выходит, у племянника с дядей была склонность к составлению каталогов…
- Предыдущая
- 59/71
- Следующая