Буря столетия - Кинг Стивен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/61
• Следующая

Темно и в офисе констебля, где за решеткой Линож сидит все в той же позе, с голодным лицом в раме чуть расставленных коленей. Он собран и сосредоточен, но на лице его все та же тень улыбки.

Хэтч в другом углу открыл переносной компьютер, и на его экране мерцает программа кроссворда, которой Хэтч поглощен. Он не замечает Питера, который сидит под доской объявлений с обвисшим лицом и смотрит на Линожа расширенными пустыми глазами. Он загипнотизирован.

Мы видим лицо Линожа крупным планом, и его улыбка становится шире. Глаза темнеют до черноты, и в них снова вертятся те же красные змеи.

Питер, не отрывая взгляда от Линожа, протягивает руку за спину и снимает с доски старое объявление Департамента рыболовства. Переворачивает другой стороной. В нагрудном кармане у него ручка. Сейчас он щелкает ею и прикладывает перо к бумаге. И ни разу не глядит на то, что делает, – его взгляд прикован к Линожу.

– Слушай, Пит, – спрашивает Хэтч, – что бы это могло быть: «Насест йодлера». Четыре буквы.

Крупный план: на улыбающемся лице Линожа губы шевельнулись, будто глотательным движением.

– Альп, – говорит Питер.

– Да, конечно, – соглашается Хэтч и вписывает буквы в сетку. – Классная программа. Дам тебе тоже попробовать, если хочешь.

– Конечно, – говорит Питер голосом вполне нормальным, но глаз от Линожа не отрывает. И перо его тоже не останавливается. Даже не замедляется.

И на обратной стороне объявления видны написанные неровными печатными буквами снова и снова слова:

ДАЙТЕ МНЕ ДАЙТЕ МНЕ ДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТО Я ХОЧУ ДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТО Я ХОЧУДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТО Я ХОЧУ

А вокруг слов, как украшения вокруг рукописи монаха, много тех же фигур, что мы видели над дверью гостиной Марты. Трости.

И снова крупным планом лицо Линожа. Черные звериные глаза полны вертящейся красной мути. И видны самые кончики клыкообразных зубов.

На мысе Литтл-Толл-Айленда завывает ветер, гнутся под вьюгой деревья, стукаются и трещат ветви.

С птичьего полета – накрытый ночью и бурей остров; обе улицы забиты снегом. Огней совсем мало. Это город, отрезанный от внешнего мира. Полностью.

Камера ждет, чтобы до нас это дошло, и – Затемнение. Конец акта шестого.

Прав был Джек Карвер – островитяне, у кого нет очагов для тепла, или кто живет там, где может достать штормовой прибой на приливе, уже стягиваются к мэрии. Кто на вездеходах, кто на аэросанях или снегоходах. Некоторые даже на лыжах или снегоступах. И даже сквозь вой ветра слышен гул городской сирены.

По тротуару приближаются Джонас Стенхоуп и жена его Джоанна. Они не юнцы, но вид у них здоровый, даже спортивный – как у актеров из рекламы. Идут они на снегоступах, и каждый тянет веревку. За ними – кресло, установленное на детских санках, превращенных таким образом в одноместную повозку. В кресле, облаченная в просторные одежды и неимоверной величины меховую шапку, сидит Кора Стенхоуп, мать Джонаса. Ей около восьмидесяти, и по величественности она не уступит королеве Виктории на троне.

– Как ты себя чувствуешь, мама? – спрашивает Джонас.

– Как роза в мае, – отвечает Кора. – А ты, Джо?

– Выживу, – отвечает Джоанна довольно мрачно.

Они сворачивают на автостоянку перед мэрией. Стоянка быстро заполняется разными машинами, которые умеют бегать по снегу. Лыжи и снегоступы торчат парами, воткнутые в сугроб перед домом. Сам дом освещен – спасибо большому генератору – как океанский лайнер в штормовом море, остров безопасности и относительного комфорта в эту бешеную ночь. Наверное, так смотрелся «Титаник», пока не налетел на айсберг.

Народ идет к ступеням, голоса возбужденные, весело-взвинченные. Мы уже набрали целый список персонажей, и теперь это окупается: мы узнаем старых друзей из тех, что толпились у дома Марты и были покупателями в магазине.

Вот из вездехода вылезают Джилл и Энди Робишо. Джилл отстегивает своего пятилетнего Гарри от сиденья (он был одним из ребятишек в доме у Молли), а Энди тем временем весело окликает Стенхоупов.

– Привет, ребята, как жизнь? Ничего себе ночка?

– И не говори! – откликается Джонас. – А жизнь – отлично.

Но Джоанна, хотя и далеко еще не при смерти, не сказала бы, что чувствует себя отлично. Она запыхалась и, пользуясь передышкой, приседает, взявшись за собственные бахилы.

– Тебе помочь, Джоанна? – предлагает Энди. Кора – Ее Императорское Величество – произносит:

– Джоанне не нужна помощь, мистер Робишо. Ей нужно только перевести дыхание. Верно, Джоанна?

Джоанна улыбается свекрови так, что совершенно ясно, что она хочет сказать: «Да, конечно, спасибо, и с каким бы удовольствием я заткнула твою старую задницу жетоном для парковочного автомата!» Энди это видит.

– Джилли была бы не против, если бы ты ей помогла с ребенком. Ты можешь, Джо? А я встану в упряжку вместо тебя? Ладно?

– Ради Бога, Энди, – с глубокой благодарностью отвечает Джоанна.

Энди берется за ее гуж, Джоанна отходит к Джилл, а Кора бросает ей вслед взгляд, громко и отчетливо произносящий: «Дезертир!»

Из большого старого вездехода вываливаются Дэви Хоупвелл, его родители и миссис Кингсбери.

– Ну как, Энди, готов? – спрашивает Джонас.

– Погоняй! – отвечает Энди, благослови его Господь. И они тащат старую даму к мэрии. Кора едет, царственно подняв тонкий новоанглийский нос. Джилл и Джоанна идут сзади, оживленно болтая. Гарри, укутанный до вида плюшевого медведя, трусит рядом с мамой, держа ее за руку.

В мэрии Урсула, Тесе Маршан и Тавия Годсо регистрируют прибывших, давая им листы бумаги и прося записать всех членов семьи, которые рассчитывают ночевать в подвале мэрии. У них за спиной – четверо мужчин, имеющих важный вид, но не слишком занятых работой. Это – Робби Билз, городской менеджер, и трое городских советников: Джордж Кирби, Берт Соамс и Генри Брайт. Генри – муж Карлы Брайт, и сейчас у него на руках их сын Фрэнк – его мы тоже видели в детском саду у Молли. Фрэнк крепко спит.

И снова входят знакомые лица; остров – община маленькая. Детей старше детсадовского возраста сейчас нет – они застряли на той стороне пролива на материке.

Урсула совсем забегалась.

– Все записывайтесь! Нам надо знать, кто здесь есть, так что записывайтесь, пока не ушли вниз!

Она кидает неодобрительный взгляд на четырех мужчин, которые только стоят и сплетничают.

– И что он? – спрашивает Берт Соамс.

– А что он мог сказать? – пожимает плечами Робби Билз. – Кто к северу от Каско-Бэй не знает, что Питер Годсо на каждый фунт омаров продает девять фунтов травы?

Он кидает взгляд на Урсулу и Тавию, которая в это время бежит в кладовую за подушками – работа, до которой Робби снизошел бы только под дулом пистолета, – и продолжает:

– Да я его и не виню. Черт возьми, ему же полный дом баб надо содержать!

Билл Соамс фыркает, но Джордж Кирби и Генри Брайт обмениваются неловкими взглядами. Им не нравится излишне злобный тон сплетни.

– Вопрос в том, – говорит Джордж Кирби, – откуда тот тип знал это, Робби?

Робби закатывает глаза, будто говоря: «ну и олух!»

– Наверняка они в одном бизнесе, – отвечает он. – Вообще, зачем кому-то убивать такую безвредную старуху, как Марта Кларендон, если он не накурился в доску? Вот что ты мне скажи, Джордж Кирби!

– Это не объясняет, откуда он знал насчет Кэт Уизерс, будто она в Дерри ездила на аборт, – возражает Генри Брайт.

– Урсула! Есть еще одеяла? – доносится женский голос.

Урсула не выдерживает:

– Робби Билз! Генри Брайт! Вы не могли бы, ребята, сходить вниз и притащить одеяла из задней кладовой? Или вы еще свои политические разговоры не кончили?

Робби и Генри направляются к выходу – Робби с презрительной улыбкой. Генри с пристыженным лицом, что сам не догадался ничем помочь.

• Предыдущая
• 22/61
• Следующая