Нити разрубленных узлов - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 12

А вот шляпу незнакомец не снял, несмотря на присутствие дамы. Интересную такую шляпу, с полей которой свисало черное кружево, совершенно не позволяющее рассмотреть лицо. Виллита знала, что похожие головные уборы были в ходу лет эдак сорок назад, когда она сама еще не родилась, а носили их по большей части знатные люди, желающие остаться неузнанными, когда отправлялись в сомнительные места за сомнительными приключениями.

Все увиденное вкупе с прочими странными обстоятельствами появления гостя свахе не очень-то понравилось, и она подчеркнуто сухо осведомилась:

– Что вам угодно?

– Жениться, конечно. Что же еще?

Услышанное успокоило Виллиту, но лишь слегка.

Обычно в поисках невест сюда приходили не сами женихи, а их доверенные лица, снабженные всеми необходимыми сведениями. Так было спокойнее и самой свахе, и ее заказчикам. Личная встреча происходила в одном-единственном случае: если никто из заочно отобранных эрте Брен невест не получал одобрения. К тому же, надо отдать Виллите должное, такое случалось редко. Да и не любила она вести переговоры прежде, чем узнавала хоть что-то о холостяке, решившем остепениться.

– Как пожелаете. Извольте представиться.

Сваха хотела дать понять, что не станет разговаривать с незнакомцем, и считала, что это у нее вполне получилось. Вот только незваный посетитель совершенно невинно ответил:

– Не изволю.

Виллита недовольно поджала нижнюю губу.

Можно было указать нахалу на дверь, но что-то подсказывало свахе: поступать таким образом ни в коем случае не стоит. Непохоже было поведение незнакомца на юношескую браваду, хоть тресни.

– Не будет имени – не будет работы.

Посетитель усмехнулся. Или фыркнул – из-за кружева было не разобрать.

– Совсем недавно это правило звучало иначе: нет монет – нет работы. Неужели мир успел так быстро измениться?

Намек был кристально прозрачен и предлагал свахе пожалеть о поспешности в выставлении условий, но эрте Брен только уверилась в правильности своих действий. Деньги деньгами, но за ними всегда стоят имена, не все из которых она согласна была бы произнести даже мысленно.

– Мое правило таково.

Он помолчал, о чем-то раздумывая, потом встал с кресла, подошел к Виллите, положил на стол перед женщиной плоский кусочек тусклого металла, и сваха едва не поперхнулась, разглядев, чем именно предлагают оплатить ее услуги.

Толстая, с неровно обрубленными краями и пятнами патины на полустертом рельефе монета вышла из употребления давным-давно. Она помнила времена становления Логаренского Дарствия и сегодня одна стоила целого состояния. Правда, нужно было еще найти того, кто сможет обменять эту древность на золото и серебро…

– Что это?

– Логаренский ортан.

– Вы знаете, сколько он стоит?

– Думаю, достаточно, чтобы найти мне хорошую жену. Или я ошибаюсь?

Незнакомец крутанул в пальцах еще одну монету – родную сестричку той, что ждала своей участи на столе, и Виллита едва не задохнулась от волнения.

Вот он, шанс, о котором сваха просила Провидение не далее как сегодня утром. И на один ортан можно было вести безбедную жизнь до самой смерти, а за два… За два эрте Брен готова была продать посетителю всех невест скопом, пусть забирает! Но приличия требовали другого ответа:

– Нет, если вы и ошиблись, то самую малость.

– Значит, мы можем договориться?

Виллита глубоко вздохнула и придвинула к себе папку для записей.

– Что за женщина вам нужна?

– Молодая. Здоровая. Хорошей наружности. С родословной, в которой нет сумасшедших или чудаков. Счастливо осиротевшая.

Прозвучавшие пожелания были разумны, но неполны. А не хватало в них самого главного:

– Каков должен быть ее характер? Покладистый? Упрямый? Вспыльчивый? Тихий?

Посетитель с минуту внимательно смотрел на сваху, будто не верил, что все это она спрашивает всерьез, а когда наконец понял, что заданный вопрос имеет для эрте Брен большое значение, сказал равнодушно, почти холодно:

– Неважно. Я не собираюсь с ней жить.

И сейчас…

По-настоящему мне было жаль лишь одного: что под рукой нет никакого дела, которое можно было бы поставить преградой на пути вопросов неугомонного Натти. Оставалось уповать только на случай в лице кого-то из дольинцев, но то ли время было слишком раннее, то ли Смотрителя никогда не тревожили по мелочам… В общем, сторонняя помощь не подоспела. Зато рыжий неторопливо, по-хозяйски последовал за мной на кухню.

Он долго смотрел, как я набираю воды в кружку, как выпиваю прохладную влагу одним медленным глотком, как обшариваю полки в поисках съестного и нахожу остатки пирога. Смотрел, как я отщипываю румяное тесто по крохотному кусочку и кормлю встрепенувшегося и слетевшего с моей груди на стол жука. Смотрел и молчал, хотя должен был повторять и повторять свой дурацкий вопрос.

Насытившись, жук взлетел мне на плечо, но не задремал снова, а пристроился у самой шеи, щекоча кожу щеточками усов. Выражал благодарность, наверное. А вот во взгляде человека, находящегося по другую сторону стола, чувств пока не проявлялось.

– Сегодня тебе разве не нужно спасать мир?

– Мир подождет, – равнодушно ответил Натти.

Два слова, произнесенные без малейшего намека на шутку, почему-то кольнули меня куда-то совсем рядом с сердцем. Я до сих пор ничего не знал о своем собеседнике, никаких особых подробностей, да и не хотел узнавать, но сказанного сейчас оказалось достаточно, чтобы понять: передо мной стоит не человек.

По крайней мере, не человек в эту самую минуту. И хотя его волосы по-прежнему отливали только золотом без вкрапления прочих цветов, что-то изменилось. Существенно. Он сейчас немного походил на золотозвенника, но тот, пожалуй, все же никогда не терял человечности полностью, а на меня смотрел карими глазами кто-то чужой. Кто-то, кто действительно способен заставить мир подождать.

– Что тебе нужно?

– Я уже говорил. Помощь.

– Какая?

– Раньше ты бы не стал спрашивать об этом.

Больше всего происходящее походило на то, что мне сейчас начнут выкручивать руки. На дыбе. До тех самых пор, пока я, глотая сопли и кровь, не буду нижайше умолять принять мои услуги.

– Ответишь?

Он пожал плечами, как мне показалось, немного устало, а ржаво-карий взгляд вдруг дрогнул и поплыл, теряя прежнюю мертвенную уверенность:

– Частично ты уже помог. С размышлениями про старуху.

– Это слишком просто. Любой сопроводитель умеет так делать на первом же году службы.

– Тебе виднее.

– Стоило расспрашивать меня ради такой малости, когда под рукой много других достойных помощников?

Натти усмехнулся:

– Не знаю, какова была твоя прежняя служба, но есть кое-что, ставящее тебя на ступеньку выше всех прочих сопроводителей. И ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ты был там. В этих… Как ты их называешь? В обстоятельствах.

– Они завершились. Других пока не наступило. И большего я предположить не могу.

– А предполагать и не надо.

– Ты же сказал, что старуха сбежала неизвестно куда.

– Не говорил.

– Но…

Карие глаза вновь лукаво сощурились.

– Я сказал, что никто не отправился по следу.

Захотелось стукнуть по лбу. По своему конечно же. Ну я и дурак! Нагреб кучу всяких умствований, а самое главное, лежащее на виду, обошел стороной. Неужели это конец? Да, способность сосредотачиваться должна была начать ослабевать, но не так же скоро… И не так же сильно, Боженка меня побери!

– Почему?

– На то было несколько причин. – Натти сел на скамью, достал из-за пазухи потертую фляжку и плеснул темно-красной, почти черной жидкости мне в кружку. – Выпьем? В знак примирения?

От таких предложений не принято отказываться. Вот и я не отказался, хотя глушить вино с утра не хотелось вовсе. Впрочем, вкус у подношения оказался вполне приятным, хотя и излишне терпким, с заметной горчинкой. Рыжий в свою очередь поднес к губам фляжку, сделал большой глоток, а потом как ни в чем не бывало продолжил беседу: