Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера - Цепов Денис - Страница 28

• Предыдущая
• 28/32
• Следующая

Медсестра Хилари, видимо от души отсмеявшись за дверью, с серьезным «профессиональным» лицом вошла в кабинет. Увидев меня, пилящего металлическое зеркало канцелярскими ножницами, она быстро развернулась и опять вышла. Я понял, что остался один. Оставить миссис Джефферсон лежащей на кресле с застрявшим зеркалом и уйти искать острые ножницы по клинике было совершенно невозможно. Единственным способом позвать на помощь было нажать красную кнопку «Остановка сердца», которая подает общегоспитальный сигнал тревоги и немедленно привлекает в комнату реанимационную бригаду в количестве семерых человек с кислородной маской, дефибрилятором и носилками. «Мм-да… низкий сорт, нечистая работа», — подумал я, вспоминая классика.[35] Положение становилось безвыходным. Миссис Джефферсон стала прозрачно намекать, что сегодня вечером она собиралась играть в бридж с миссис Тоуз, и поэтому ей было бы очень важно оказаться дома хотя бы до захода солнца и, если это только меня не затруднит, без металлических конструкций во влагалище.

На этом интересном месте в кабинет вернулась Хилари.

— Ножницы! Острые ножницы! — взмолился я.

Медсестра кивнула и побежала их искать. Единственные острые ножницы были найдены только в операционной, да и то в составе набора для чревосечения, состоящего из зажимов Кохера, Гуиллама и Зеппелина, крюков Лангенбека, скальпелей, ранорасширителя Балфура и штопора для извлечения миоматозных узлов. Чтобы, не терять времени, Хиллари принесла весь набор для чревосечения в смотровую. Развернув набор, я извлек из него долгожданные, острые как бритва ножницы Мак-Индо. Миссис Джефферсон с ужасом смотрела на страшную коллекцию хирургических инструментов. Ранорасширители и зажимы тускло поблескивали в свете электролампы. На лбу у пациентки выступил пот. Заверив, что я не собираюсь ее расчленять, легким движением я пересек застрявшую шевелюру и вытащил проклятый инструмент из насмерть напуганной англичанки. Гинекологическое зеркало было непригодно более к эксплуатации и поэтому полетело в корзину. Так как осмотр все же нужно было закончить, я взял другое зеркало и спросил разрешения у миссис Джефферсон продолжать осмотр. На ее лице отразилось внутреннее борение, но она, посмотрев на часы и сделав глубокий вдох, ответила утвердительно. Так как с волосами было покончено, бояться было больше нечего, и я, ободряюще улыбнувшись, установив контакт глазами с миссис Джефферсон и с чувством огромного облегчения продолжил разговор о погоде в Южном Девоншире, бережно вставляя зеркало для осмотра.

То, что случилось потом, заставило меня нервно закашлять и побледнеть. А случилось страшное. Пока я устанавливал контакт глазами с миссис Джефферсон, параллельно вставляя инструмент для осмотра и завинчивая гайку, в механизм зеркала завинтился мой новый галстук от «Гермеса». Над Южным Девонширом садилось солнце. В приемной клиники меня ждали еще восемь пациенток. Хиллари, увидев, в чем дело, быстро вышла из комнаты.

Прежде чем обследовать и лечить пациентку, нужно с ней немного побеседовать, иначе не всегда понятно, отчего же ее надо лечить. Ну так вот, присылают к нам как-то в антенатальную клинику молодую беременную девушку по имени Элеонор с подозрением на преэклампсию[36] в тридцать семь недель. Девушка волнуется — все-таки диагноз серьезный и потенциально чреват массой осложнений. Начинаю спрашивать: какое было давление до беременности, шевелится ли беби, нет ли болей в правом подреберье, не болит ли голова? Нет, отвечает, все нормально, просто пошла к доктору на плановую проверку и давление оказалось слегка повышенным, вот он и забеспокоился, направил к специалисту… А нет ли каких нарушений зрения, спрашиваю? Дело в том, что при тяжелой преэклампсии, вследствие отека сетчатки, мозга и повышенного артериального давления, могут возникать разные зрительные симптомы: белые вспышки света в глазах, мелькание черных точек и, реже, проплывание перед глазами таких прозрачных «сосисочек» с кружочком посредине, в английском простонародье называемых «floaters», от слова «float» — плавать. Они, эти самые флоутерс, случаются время от времени и у абсолютно здоровых людей, но в случае преэклампсии зачастую принимают несколько навязчивый характер.

Видя, что Элеонор нервничает, пытаюсь немного успокоить ее непринужденной беседой, параллельно выясняя нужную мне клиническую информацию. Двадцать девять лет, работает пресс-секретарем в крупной компании, мечтала о карьере актрисы, но вовремя одумалась… Так вот, говорю, не случаются ли у вас, Элеонор, флоутерс? Элеонор почему-то смутилась и спросила, как ЭТО связано с преэклампсией. Объясняю про сетчатку, артериальное давление и отек. Элеонор смотрит с недоверием и иронией.

— Доктор, вы уверены, что вам необходима эта информация?

Не совсем понимая причины смущения и иронии пациентки, продолжаю спрашивать про флоутерс — так видите вы флоутерс или не видите?

— Вижу! — наконец с усмешкой признается Элеонор. — Но в большинстве случаев это не мои, а моего бойфренда!

Тут я совсем потерял смысловую нить…

— Вы видите флоутерс своего бойфренда???!!!

— Да, и, честно говоря, это не очень романтично, вы не находите?

В полной растерянности я посмотрел на Элеонор, пытаясь понять, шутит она или это начальные проявления энцефалопатии…[37] Элеонор выглядела абсолютно адекватно. У нас, похоже, возникло взаимное чувство, что консультация зашла в тупик. Обстановку несколько разрядила акушерка Лиз, которая сообщила, что анализы крови и мочи в норме, и преэклампсии у Элеонор, скорее всего, нет.

Закончив обследование, я попрощался с Элеонор и попросил ее обратиться к врачу, если она почувствует себя плохо. Перед уходом она еще раз выразительно и странно посмотрела на меня и, подняв слегка правую бровь, сказала: «Бай-бай, док».

В душе остался осадок. Не то чтобы неприятный, но странный. То ли я что-то недопонял, то ли она…

Акушерка Лиз пила чай и заполняла чью-то историю родов. Я сел с ней рядом за стол.

— Liz, can I ask you something? Do you see floaters now and again?[38]

— Do you mean the little transparent thingies which sometimes fly by in your eyes or those hard to flush unsinkable pieces of shit in the toilet after you've been to Chinese restaurant on a Friday night?[39]

Сердце мое оборвалось.

Нам в этот раз, похоже, просто так не уйти, в этот раз, похоже, плотно прижало. Похоже, что это та самая «плацента перкрета» — детское место, проросшее в тело матки, которой нас пугали учебники. Льет и льет, зараза. Мы уже на восьмом пакете крови, а она все льет и льет. Мы льем, и она льет. Мы ей в вену, она из артерий. Круговорот кровяной колбасы в природе.

Я уже сорок минут сижу с рукой по локоть в тетеньке, сжимая матку изнутри и снаружи. У меня по животу из тетеньки течет чистая донорская кровь, своей у нее уже не осталось. Хирургический костюм промок, мои трусы в горошек тоже, похоже, насквозь. «Интимиссимо», блин.

Я просто сижу и сжимаю матку. Фаза отрывистых команд, напоминающих торпедную атаку на подводной лодке, уже прошла: синтометрин, карбопрост, мизопростол, гелофузин, кровь, плазма, фактор восемь, бакри баллон, гематологическая бригада, готовить к чревосечению, все на помощь, все на помощь, все на помощь, ебись оно все конем…

Мы готовимся к чревосечению, а я сижу и сжимаю матку, чтоб ее. Рука устала, болит. Если руку отпустить, так, для разнообразия, — сразу же опять зальет. Опять пульс за сто шестьдесят, давление в ноль, фибрилляция желудочков и асистолия. А асистолия — это неприятно и скучно. Поэтому решительно держу тетеньку за матку, а смерть за яйца. Жду, пока Франческа, операционная сестра, развернет мне самый чистый в Лондоне набор для экстирпации матки.

• Предыдущая
• 28/32
• Следующая