Время моей Жизни - Ахерн Сесилия - Страница 11

• Предыдущая
• 11/75
• Следующая

Наконец он остановился.

Я повернулась к нему, он улыбнулся и тут же снова забарабанил по клавишам.

— Это становится скучно.

— Я вас утомляю?

— Честно говоря, да.

— Значит, теперь вы знаете, каково приходится мне. — Он бросил печатать и объявил: — Мелани.

Моя лучшая подруга.

— Что Мелани?

— Затаила обиду, когда вы так рано ушли.

— Чушь какая. И вообще, кто так говорит — «затаила обиду».

— Цитирую. «Ну хоть бы раз она осталась до конца». Конец цитаты.

Мне было досадно это слышать, я была уверена, что сто раз оставалась до конца.

— На ее двадцать первый день рождения.

— Было — что?

— Было то, что вы не ушли раньше времени с ее вечеринки. Вы тогда вообще никуда не ушли, а провели всю ночь на диване.

Шлеп-шлеп-шлеп по клавишам.

— С ее двоюродным братом.

Шлеп.

— С Бобби.

Я застонала.

— Ей на это было наплевать.

Шлеп-шлеп-шлеп.

— Цитирую. «Как она могла так со мной поступить, в мой день рождения? Здесь бабушка с дедушкой, и все теперь знают. Я обиделась». Конец цитаты.

— Она мне ничего не сказала.

Он только пожал плечами.

— Почему мы вообще об этом говорим? Что, это так важно?

— Именно.

Шлеп-шлеп-шлеп.

— «Зря она ушла так рано. Мам, не огорчайся. Хочешь, я как-нибудь поговорю с ней?» Это ваш брат Райли.

— Да, я догадалась.

— «Не надо, милый. Я уверена, что ей необходимо было туда пойти». Конец цитаты. Вчера вы ушли с обеда у родителей на тридцать две минуты раньше и не самым вежливым образом.

— Вчера был особый случай.

— Почему?

— Потому что они меня предали.

— Как?

— Подписали бумаги на аудит моей жизни.

Он улыбнулся:

— Да, это хорошая аналогия. Но не сделай они этого, вы бы сейчас тут со мной не сидели.

— Угу. Так все замечательно вышло.

Молчание.

— Значит, суть в том, что я рано ухожу с обедов и вечеринок. И вы позвали меня об этом поговорить. Ну тогда ничего страшного, с этим я могу справиться и объяснить в каждом конкретном случае, почему и куда я так торопилась. Похоже, нам удастся разобраться быстрее, чем я думала.

Он расхохотался:

— Черт возьми, нет. Я просто зашел с этой стороны.

Он посмотрел на часы.

— У нас маловато времени, больше мы ничего сегодня не успеем обсудить. Договоримся насчет следующего раза?

— Еще полчаса осталось.

— Не больше пяти минут, исходя из вашей обычной манеры смываться.

— Тогда давайте живее.

— О'кей. Итак, чем вы занимаетесь?

— В каком смысле? Сижу тут с вами, время зря трачу, вот чем я занимаюсь.

Больше он в свои записи заглядывать не стал, обошелся и без них.

— Каждый день вы встаете в семь утра, а в субботу и воскресенье в час.

— Ну и что?

— Вы съедаете диетический батончик мюсли, потом пьете кофе в «Старбакс» на углу вашего дома, покупаете газету и едете на работу — либо на машине, либо на метро — и отгадываете кроссворд. В офисе вы оказываетесь в девять-полдесятого, но раньше десяти к делу не приступаете. В одиннадцать у вас дополнительный перерыв, на кофе и сигарету, хотя вообще-то вы не курите. Но считаете, что это несправедливо — давать курильщикам дополнительный перерыв. В час ланч. И до двух вы сидите в буфете, одна за столиком, и разгадываете кроссворд. С ланча вы всегда опаздываете. С половины третьего вы снова трудитесь и, в отличие от утренних часов, делаете все старательно, а порой даже блестяще. В шесть заканчиваете.

— Зачем рассказывать мне то, что я и так отлично знаю?

Я старалась говорить равнодушно, но, по правде говоря, мне было неприятно. Неприятно, что все мои мелкие секреты кто-то старательно записывал, заносил в компьютер, чтобы какой-нибудь долбаный зануда мог это читать, сидя в офисе, когда устанет раскладывать пасьянс.

— Каждый день после работы вы ходите в тренажерный зал. На беговую дорожку вам отведено двадцать минут, но вы всегда бегаете семнадцать. Потом еще полчаса занимаетесь гимнастикой. Иногда ужинаете где-нибудь с друзьями, но вам не терпится домой, и вы всегда уходите первой. Ложитесь в кровать, отгадываете кроссворд. В семь утра вы встаете.

Он помолчал.

— Улавливаете мысль?

— Я люблю разгадывать кроссворды? И что? Не пойму, чего вы добиваетесь.

Он молча, не мигая смотрел мне в лицо.

— Ничего. Вопрос в том, чего добиваетесь вы?

Я проглотила большой колючий ком в горле.

— Ну, это слишком глобальная тема.

— Нет, вопрос как вопрос. О'кей, почему бы не сказать проще. Вот как все произойдет. Вы уйдете отсюда через полчаса, строго вовремя. Затем постараетесь забыть все, о чем мы здесь говорили. И это у вас получится. Я буду низведен до уровня мелкого раздражающего зануды, на которого вы зря потратили полвоскресенья, и вы будете жить точь-в-точь как и жили.

Он умолк. Я ждала, что он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Я растерялась. Не может же он и вправду так думать. Потом до меня дошло.

— Это ложь.

— Почему? Если в итоге все сходится, значит, не ложь.

Нет, я не хочу задавать этот вопрос. Но должна.

— А что… в итоге?

— В итоге вы будете такая же одинокая, унылая и несчастная, как до встречи со мной, но вам станет еще хуже, потому что вы будете это осознавать. Каждый день и каждый миг.

И тут я встала, схватила сумку и ушла. Ровно на полчаса раньше, как он и предсказывал.

Силчестеры не плачут. Так сказал мне отец, когда в пять лет я упала с велика — от него впервые открутили боковые колесики. Я ехала по гравиевой подъездной дорожке, а он шел поодаль и руководил. Мне хотелось, чтобы он был рядом, но я не сказала об этом, ведь тогда он во мне разочаруется. Я знала это уже в пять лет. Нет, я не поранилась, но сильно испугалась, когда мне в коленку впились острые камешки, а ноги запутались в велосипеде. Инстинктивно я протянула руки к отцу, но мне пришлось подняться самой, а он ограничился четкими указаниями. До сих пор помню его слова: «Отодвинь велосипед в сторону. Теперь вставай и прекрати свои вопли. Вставай, Люси». Я встала и скрючилась так, будто пострадавшую ногу придется ампутировать, пока мне не было велено выпрямиться. Я хотела, чтобы он обнял и утешил меня, но знала, что это проявление слабости, которое уронит меня в его глазах. Он так устроен, и это я понимала всегда. Уже в пять лет. Я плакала очень редко, с детства отучилась. Только когда ушел Блейк и вот сегодня, когда моя Жизнь напомнил мне о нем.

Под конец все произошло очень быстро. Пять лет мы были вместе. Жили весело, насыщенно и со вкусом. Мы иногда говорили о свадьбе, о браке и, хотя еще не были к этому окончательно готовы, оба понимали, что когда-нибудь это случится. Когда мы повзрослеем.

Но в процессе взросления я его потеряла. Где-то по дороге. Не сразу, не в один день, а постепенно. Он исчезал потихоньку, отдаляясь все больше и больше. То есть физически он присутствовал, мы все время были вместе, но я чувствовала, что он куда-то уходит, даже если сидит в соседнем кресле. А потом он попросил меня его выслушать. И у нас состоялась дружеская беседа. Но до того у нас был очень важный разговор.

Он только что подписал контракт на новое тревел-шоу и начал ездить один, без меня. Подозреваю, что это была пробная попытка, этакая дегустация вольной жизни, а может, и нечто большее. Может, он искал что-то, чего ему не хватало в нашей бывшей пекарне. Сейчас мне иногда кажется, что он встречался с другими девушками, но никаких реальных поводов, кроме моей паранойи, для таких мыслей нет. Он съездил в Финляндию и вернулся оттуда другим человеком, как будто побывал на Луне или пережил духовное откровение. Безостановочно говорил о мире, тишине и покое, о полном своем единении со всеми тамошними гребаными пространствами и их обитателями, способными выжить при минус сорока. Твердил, что я даже представить себе не могу, даже приблизительно вообразить, как там волшебно. Я говорила, что могу. Что я способна осознать, что такое покой, первозданность и полное слияние с природой. И я на самом деле способна. Я не совсем так это тогда выразила, и глаза мои не заблистали ярко-голубым светом, точно в них отразились высокие небеса с райскими вратами, но я правда понимала его чувства.

• Предыдущая
• 11/75
• Следующая