Закон девяток - Гудкайнд Терри - Страница 22

Он гнал от себя эти страхи, всеми силами старался не дать им овладеть его разумом, чтобы не угодить в силки собственного воображения. Да, мать больна, однако это вовсе не значит, что то же самое приключится и с ним.

Мать не произнесла ни слова с прошлого дня рождения, когда посоветовала бежать и прятаться, когда предупредила о существовании людей другого сорта, которые ломают шеи своим врагам. Иногда Алексу приходило в голову, что ее слова каким-то образом породили в его сознании образ Джекс вместе с ее историей — так сказать, он сам себе сочинил помешательство.

С одной стороны, он понимал, что не мог выдумать Джекс. Однако иногда казалось, что проще считать ее игрой воображения — как его любимые пейзажи, например. Впрочем, может быть, в нем говорила обида — ведь Джекс с тех пор так и не появлялась. Он простить себе не мог, что так много думает об этом.

В сказки Джекс хотелось верить. Это желание подстегнул и номер научно-популярного журнала, попавшийся ему на глаза в магазине. На обложке было изображено звездное небо. Заголовок гласил: «Наша Вселенная и теория множественности миров: что, если мы не одни?»

Тем же вечером Алекс, сидя в своем тихом доме, проштудировал серию статей о гипотетических вселенных, существующих за границей так называемого «светового горизонта». Этим космологическим термином обозначается предел, доступный для наблюдения в телескоп. Поскольку свет от источника, находящего за световым горизонтом, до нас еще не успел дойти, мы не можем сказать, какой размер в действительности имеет Вселенная или хотя бы что находится за этим порогом. Если, конечно, там вообще что-то есть.

Вселенная, состоящая из пространства, времени и материи, теоретизировали астрофизики, в результате самопроизвольных завихрений может образовывать некие «кротовые норы», в результате чего наиболее далекие участки космоса оказываются на расстоянии одного шага. Ученые шли еще дальше, предполагая множественность вселенных. Разрабатывая гипотезы, касающиеся черных дыр, темной материи, темной энергии, нелинейных искажений пространственно-временного континуума, теории струн и суперструн, применимой к десятимерному пространству, физики рассчитывали, что им в конечном счете удастся понять, имеются ли иные вселенные помимо нашей, и если да, как именно они функционируют.

Некоторые астрофизики утверждали, что Вселенная — это нечто вроде пузыря, и что события, породившие этот вселенский пузырь, этим не ограничились; вселенных может быть очень много, причем каждая из них растет и расширяется, порождая новые и новые пузыри. Другие ученые полагали, что Вселенная, напротив, представляет собой своего рода лист из пространства, времени и материи: четырехмерный континуум, который плаваете пятом измерении вместе с другими вселенными, другими четырехмерными листами пространства, времени и материи.

Эти физики считали, что, помимо четырех знакомых нам измерений, имеются и другие. Дополнительные измерения — это мембраны, которые в момент соприкосновения вбрасывают материю в известный нам четырехмерный континуум. Другими словами, создают вселенные, плавающие в этом пятом измерении.

Предполагалось даже, что другие измерения обусловливают существование порталов, или точек перехода из одной вселенной в другую.

Алекса не отпускала мысль, что Джекс могла прийти из подобного параллельного мира — вернее, из параллельной вселенной, — воспользовавшись вратами другого измерения. От возможностей, которые при этом открывались, по коже бежали мурашки, однако Алекс был уверен: все это лишь фантазии, призрачные надежды, объясняющие существование Джекс и оправдывающие ее слова.

Он нуждался в такой надежде, иначе рассыпалось все впечатление от этой девушки — от ее ума, пылкой жажды жизни и самого ее образа. Алекс не хотел верить, что она пришла из другого мира. Как вообще это возможно?

Но если она лгала, то дело обстояло совсем худо.

В ее рассказы не верилось, но чтобы Джекс оказалась мошенницей, бессовестной лгуньей — тоже не хотелось!

Однако девушки и след простыл. Вряд ли она вернется. Алекс знал, что упустил свой шанс узнать больше, решить эту головоломку.

Когда он закончил читать журнал, на улице совсем стемнело и мрак комнаты рассеивал лишь торшер, стоявший возле кресла. На Алекса накатило чувство безысходного одиночества. Вопреки ожиданиям почерпнутые из статей сведения ни в чем его не убедили. Если на то пошло, они каким-то извращенным образом подкрепили уверенность в невозможности всех этих сказок. Алексу казалось, что физики сами поддались соблазну фантастических заумных теорий. Такая наука — если, конечно, она была наукой, а не проекцией личных взглядов, — находилась за пределами его разумения.

Жизнь брала свое, и Алекс мало-помалу утратил интерес к научно-популярным статьям. Ему надо было разбираться с повседневными делами.

Через неделю после кремации деда Алекс вернулся к живописи. Поначалу ему казалось, что он это делает лишь ради заполнения пустоты. Уж слишком вялым, мертвым и унылым выглядел мир. Раньше Алекс почти каждый день разговаривал с дедом. Во многих отношениях именно Бен делал призрачный мир Алекса живым и настоящим.

Шло время. Молодой художник обнаружил, что искусство по крайней мере уносило его мысли в другие места, другие миры; помогало отвлечься от скорби. Он почти ни с кем не встречался, предпочитая погружаться в собственные творения, возникавшие на холсте, — и такое существование его устраивало.

Пожалуй, какое-то утешение можно было найти в том, что дед прожил яркую, насыщенную жизнь. Он радовался каждому новому дню, на что, кстати говоря, способен далеко не каждый. Большинство людей вечно находятся в ожидании: то ли праздника, то ли отпуска, то ли выхода на пенсию, когда наконец-то заживут всласть. А вот дед ничего не ждал. Он каждый день брал как быка за рога.

По прошествии нескольких недель, когда Алекс решил, что времени минуло достаточно, он позвонил мистеру Мартину в надежде получить разрешение вновь выставить кое-какие свои картины. Владелец художественного салона рассыпался в извинениях, но дал понять, что такой шаг нежелателен. Категорически. Алекс не стал настаивать. Тут ничего не поделаешь.

Вместо того чтобы изводить себя мыслями, он решил самостоятельно отыскать выход и обошел салоны, в которых, как ему казалось, можно было бы выставить его работы. В конце концов удалось отыскать лавочку в старом торговом квартале, где у него согласились взять на пробу несколько пейзажных миниатюр. Здешние магазины были не столь фешенебельными, привлекали множество людей, и где-то через неделю одна из картин была продана за девятьсот долларов. Хозяев лавочки успех воодушевил, и они предложили Алексу принести еще парочку картин, побольше размером — может быть, удастся продать подороже.

Ближе к концу месяца Алекс связался с «Ланкастером, Бакманом и Фентоном», юридической фирмой из Бостона, и спросил, не возьмутся ли они за оформление наследства и перевод земельного надела на его имя. Адвокаты заверили, что готовы взять на себя все формальности, тем более что по условиям завещания только их фирма имела право вести дела, связанные с этим участком земли.

Выяснилось также, что за переоформление прав собственности потребуется заплатить весьма приличный гонорар, однако с учетом денег, вырученных за шесть проданных, а затем изуродованных картин, а также возмещения, которое еще предстояло получить от страховой компании, Алекс не видел проблем с оплатой. Он перечислит адвокатский гонорар, земля перейдет в его собственность, и на этом с вопросом будет покончено.

Алекс до сих пор не определился, продавать ли землю. Стоило ли торопить события, коль скоро на принятие решения у него имелась целая жизнь? Мистер Фентон из бостонской юридической конторы заверил, что купчая от имени Даггетского треста может быть оформлена в любой момент. Алекс поинтересовался мнением мистера Фентона о финансовой состоятельности треста: действительно ли они могут заплатить рыночную цену за столь внушительный земельный участок? Адвокат уверил, что Даггетский трест прекрасно финансируется и способен заключить такую сделку без каких-либо затруднений.