Тихая гавань - Спаркс Николас - Страница 28

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая

— Нужно было сказать, что ты меня тоже любишь, — прошептал он, целуя ее в щеку.

Она обняла его за шею, чувствуя, как он давит всем телом, зная, чего он хочет, и сказала:

— Я люблю тебя.

Его рука поднялась к ее груди, но вместо обычных болезненных щипков Кевин принялся нежно ласкать ее. Несмотря ни на что, сосок напрягся, и Кэти, при всем отвращении к себе, ничего не могла поделать. Обжигающее дыхание Кевина было пропитано перегаром.

— Господи, какая ты красивая! Ты всегда была красивая, с самой первой минуты, как я тебя увидел. — Он прижался теснее, и она почувствовала его эрекцию. — Давай-ка отложим стейки, подождут они своей духовки, — решил он.

— Я думала, ты голодный, — сказала Кэти, изобразив игривую интонацию.

— Сейчас у меня разыгрался иной аппетит, — прошептал он, расстегивая и распахивая ее блузку. Он взялся за молнию джинсов.

— Не здесь, — попросила она, откидывая голову и позволяя целовать себя. — В спальне, ладно?

— Может, на столе? Или давай здесь, на кухонной стойке!

— Пожалуйста, милый, — пробормотала она, стоя с закинутой головой, пока Кевин целовал ее шею. — Это неромантично.

— Зато сексуально, — возразил он.

— Ну, вдруг нас увидят через окно?

— Какая ты скучная, — сказал он.

— Пожалуйста, — просила она. — Ради меня. Ты же знаешь, как ты заводишь меня в постели.

Он поцеловал ее снова, расстегивая лифчик. Застежка находилась спереди: он не любил бюстгальтеров с застежкой на спине. Холодный сквозняк коснулся ее груди. Кэти видела похоть на лице Кевина. Он лизнул ее губы и повел в спальню.

Он почти обезумел, когда они вошли, и рывками стащил с нее джинсы сперва до колен, затем до щиколоток. Он сжал ее груди, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Потом он повалил ее на кровать. Кэти задыхалась, стонала, повторяла его имя, зная, что Кевин так любит, потому что не хотела, чтобы он рассердился, не хотела пощечин, тумаков или пинков, не хотела, чтобы он знал о телефоне. Почку все еще простреливало болью, но Кэти маскировала крики от боли сладострастными стонами, произнося слова, которые он хотел слышать, заводя его, пока он не начал содрогаться. Когда все закончилось, Кэти поднялась, оделась и поцеловала мужа, а затем вернулась в кухню и поставила стейки в духовку.

Кевин ушел в гостиную и выпил еще водки. За столом он рассказывал о работе, а после ужина сел смотреть телевизор, пока жена убирала на кухне. Потом он захотел, чтоб Кэти посидела с ним и посмотрела телевизор, пока не пришло время ложиться спать.

В спальне он захрапел буквально через минуту, безразличный к молча плачущей Кэти, безразличный к ее ненависти, к ее отвращению к себе. Не подозревающий о деньгах, которые она крала у него и откладывала почти целый год, о краске для волос, которую незаметно подбросила в тележку с продуктами месяц назад и спрятала в шкафу, о сотовом телефоне, спрятанном под кухонной раковиной. Не ведающий о том, что всего через несколько дней, если все пойдет так, как она рассчитывает, он никогда больше ее не увидит и не ударит снова.

Кэти и Алекс сидели рядом. Небо казалось бескрайним черным шатром, усеянным светящимися точками. Много месяцев Кэти запрещала себе вспоминать, думая только о страхе, от которого удалось избавиться. Она не хотела помнить Кевина, не хотела думать о нем. Она хотела стереть его из памяти, словно он не существовал. Но воспоминания не уходили.

Весь рассказ Алекс слушал молча; их кресла была развернуты друг к другу под углом. Кэти говорила, не замечая, что плачет. Она говорила без эмоций, почти как в трансе, словно все это происходило с кем-то другим. Когда она закончила, Алексу было физически дурно. За свою жизнь он слышал много подобных рассказов, но на тот раз все было иначе. Она была не просто жертвой, она была его другом, женщиной, которую он полюбил.

Она не решалась поднять на него глаза. Алекс заправил выбившуюся прядку ей за ухо. От прикосновения Кэти слегка вздрогнула, но тут же расслабилась. До Алекса донесся вздох, на этот раз усталости. Она устала говорить. Она устала от прошлого.

— Ты правильно сделала, что ушла от него, — сказал он. Его голос был мягким. Понимающим.

— Да, — ответила она после паузы.

— Твоей вины в этом нет.

Она смотрела в темноту.

— Нет, — возразила она. — Я виновата. Я сама его выбрала. Я вышла за него. Я позволила этому случиться один раз, второй, а потом стало слишком поздно. Я готовила для него, убирала дом для него. Я спала с ним, когда бы он ни захотел, делала все, что он желал. Я позволила ему думать, что мне это нравится.

— Ты делала это, чтобы выжить, — сказал он ровно.

Она снова замолчала. Сверчки пронзительно пели, цикады стрекотали в деревьях.

— В жизни не думала, что попаду в такую ситуацию. Мой отец был пьяницей, но руки никогда не распускал. Я оказалась… слишком слабой. Не знаю, как я могла такое допустить.

Голос Алекса стал еще мягче.

— Потому что прежде ты любила его. Потому что верила, когда он обещал, что это не повторится. Потому что он постепенно становился все более жестоким и все сильнее ограничивал твою свободу, но делал это достаточно медленно, поддерживая впечатление, что все еще может измениться. Ты поздно поняла, что этого никогда не произойдет.

От его слов Кэти всхлипнула и опустила голову. Плечи затряслись. При виде ее страданий у Алекса сжалось горло от гнева на жизнь, которой она жила, и от печали, что она по-прежнему живет ею. Он хотел обнять ее, зная, что сейчас, в этот момент, сделает все, что она захочет. Она была хрупкой, уязвимой. Она была в отчаянии.

Лишь через несколько минут Кэти справилась со слезами. Веки покраснели и опухли.

— Зря я столько тебе рассказала, — сказала она дрожащим голосом.

— Я рад, что ты выговорилась.

— Потому что ты и так уже все знал.

— Догадался.

— Тебе незачем знать такие подробности.

— Ничего страшного.

— Я ненавижу его, — произнесла Кэти. — Но и себя ненавижу. Я же говорила, мне лучше жить одной. Я не та, которой ты меня считал. Я не та женщина, которую, как тебе казалось, ты знаешь.

Кэти готова была разрыдаться снова, и тогда Алекс поднялся и потянул ее за руку. Она встала, не глядя на него. Он подавил гнев на ее муженька.

— Слушай, — тихо сказал он, пальцем приподняв ее лицо за подбородок и дождавшись, что она наконец на него взглянула. — Не существует ничего, что может изменить мое к тебе отношение. Потому что это не ты. Раньше это была не ты. Ты — женщина, которую я узнал. Женщина, которую я люблю.

Кэти жадно слушала, желая верить, чувствуя, что Алекс говорит правду. Что-то внутри нее подалось. И все же…

— Но…

— Никаких «но», — возразил он. — Потому что нет никаких «но». Ты смотришь на себя как на женщину, которая не могла убежать. Я вижу смелую женщину, которая спаслась. Ты считаешь, что должна мучиться стыдом и виной, потому что допустила подобное, а я вижу добрую, красивую женщину, которая должна гордиться, остановив зло раз и навсегда. Немногие женщины находят в себе мужество сделать то, что сделала ты. Вот что я вижу и всегда видел, глядя на тебя.

Она улыбнулась:

— Похоже, тебе нужны очки.

— Знаешь, не суди по моей седине — глаза меня еще не подводят. — Алекс медленно наклонился к ней, внимательно наблюдая за реакцией, и, увидев, что Кэти не против, наклонился и поцеловал ее, нежно и коротко. Ласково. — Мне очень жаль, что тебе пришлось столько вынести.

— Я до сих пор это несу.

— Думаешь, он тебя ищет?

— Я не думаю, я знаю. Ищет и никогда не остановится. — Кэти помолчала. — У него не все в порядке… Он… тронутый.

Алекс подумал:

— Это, конечно, не мое дело, но ты никогда не обращалась в полицию?

Кэти чуть сникла.

— Отчего же, — ответила она. — Позвонила однажды.

— И они ничего не сделали?

— Они приехали к нам домой, поговорили со мной и убедили не выдвигать обвинений.

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая