Мыслитель действует - Нёстлингер Кристине - Страница 3
- Предыдущая
- 3/26
- Следующая
– Вот и беги за ним, да побыстрее!
Туз пик направился к двери, да, видимо, не достаточно поспешно, потому что учительница крикнула ему вдогонку:
– Еле двигаешься!.. Спишь на ходу!..
Потом она уставилась в умывальник, очевидно полагая, что от пристального взгляда вода поднимется горой над раковиной.
Мыслитель, который сидел в первом ряду, вынул палец изо рта и сказал:
– Дело в том, что вода натекает быстрее, чем вытекает, потому что сифон засорен.
– И уже черт его знает сколько времени, – добавил Ферди Бергер.
– Почему никто об этом не заявил? – уже в голос орала фрау Майер. – Почему вы тут сидите, словно идолы какие-то, и ждете наводнения? Вы что, совсем ополоумели?
Лоб фрау Майер был теперь весь в клеточку, так его расчертили поперечные и продольные складки. Ее трясло, а от гнева или от беспомощности, решить было трудно.
– Сосуд!.. Несите какой-нибудь сосуд!.. – Фрау Майер огляделась по сторонам. – Надо вычерпывать!.. Что же вы не вычерпываете?
Регина Хаберзак неуверенно подняла руку с маленькой вазочкой для цветов, которая стояла у нее на парте, вазочка эта была не больше рюмки.
– Хаберзак, оставь свои глупые шутки! – рявкнула на нее учительница. – Если вода прольется на пол, вы все будете отвечать за это!
Сэр наклонил голову набок, прищурил один глаз и, проверив уровень воды в раковине, сказал:
– Еще три миллиметра, и надо будет подавать сигнал бедствия.
– Нет, еще пять миллиметров, – возразила ему Лилибет.
– Организуйте же, в конце концов, какой-нибудь сосуд, – простонала фрау Майер. – Надо немедленно начать вычерпывать.
– Да нету у нас никакого сосуда, – сказала Лилибет. – И в других классах тоже нет. Вот разве что вазы, но ведь они уже с водой...
– Где-нибудь в этом проклятом здании должно же быть какое-то вместилище для воды, – не унималась фрау Майер.
Вот тут-то Мыслитель встал и медленно подошел к умывальнику. Он открыл жестяную дверцу в стене под раковиной и что-то там повернул. Вода из крана тут же перестала течь.
– Это главный вентиль, – кротко пояснил он.
Учительница, шатаясь, подошла к своему стулу и рухнула на него. Уровень воды в раковине медленно опускался, однако сетка на лбу фрау Майер не исчезала.
– Даниэль, – спросила она дрожащим голосом, – ты с самого начала знал, что таким способом можно остановить воду?
Мыслитель кивнул.
– Я только ждал, не догадается ли еще кто-нибудь, – объяснил он.
Фрау Майер набрала полную грудь воздуха, чтобы начать долгую речь, и, судя по перекрестьям складок на лбу, речь эта не обещала быть дружеской, но тут отворилась дверь, и в класс вошли завхоз и Туз пик.
– Опять пожар? – спросил завхоз. – Где?
– Не пожар, а наводнение, господин Штрибани, – сказала учительница. – Но, – и она гордо указала на раковину, – мы повернули главный вентиль, и опасность миновала.
Господин Штрибани был, наверно, самым склочным завхозом во всем городе. Он злобно зыркнул на фрау Майер и произнес:
– И вы погнали меня наверх, оторвав от обеда, чтобы рассказать эту увлекательную историю?
– Дорогой господин Штрибани, – извиняющимся тоном начала фрау Майер, – когда я послала за вами, мы были в абсолютно бедственном положении! Тогда мы еще не...
– Ясно, ясно. Ни во что не вникнув, ни в чем не разобравшись, все первым делом бегут за завхозом. Это куда проще, чем самим пошевелить мозгами.
Завхоз повернулся к двери, и, так как в эту минуту зазвонил звонок, его последних слов никому расслышать не удалось. Кое-кто в классе утверждал, будто он проворчал: «Ну, вот и урок кончился». (Этим, мол, он указал лишь на то, что прозвенел звонок.) Другие утверждали, будто слышали, как он выругался: «Проклятая развалюха!» (Этим самым он подверг критике скверное состояние здания гимназии.) Однако Туз пик, а он стоял ближе всех к завхозу, давал голову на отсечение, что господин Штрибани сказал: «Вот паршивая вошь!» (И слова эти не могли относиться ни к кому другому, как только к фрау Майер.)
Когда последние капли воды с хлюпаньем исчезли в трубе и фрау Майер с горьким чувством покинула класс, 3-й «Д» прежде всего радостно обсудил, как удачно на этот раз прошел урок латыни.
– Она даже не спросила домашнего задания! – торжествующе прокричала Ханзи Дональ и запрыгала на одной ножке между партами. – И уроков тоже не задала!..
Туз пик пришел от этого в такой раж, что кинулся обнимать только что вернувшегося Купера Томаса, который, как известно, терпеть не мог Туза пик и отнесся к его объятиям с таким же отвращением, как к чиханию Мартины Мадер.
Тут снова зазвонил звонок, оповещая о конце перемены. Следующим уроком была математика, а учитель математики любил, чтобы к моменту его появления все ученики сидели на своих местах. Такую важную персону, как учитель математики, не следует раздражать, это ясно, а тем более когда вскоре предстоит контрольная, и 3-й «Д» решил на сей раз уважить эту причуду, так что все нехотя разбрелись по своим партам. А Ферди, который сидел ближе всех к двери, встал у порога, чтобы приветствовать педагога наклоном головы и шарканьем ножкой, а затем притворить за ним дверь.
Мыслитель передвинул палец в самый уголок рта и шепнул Лилибет:
– До чего же осточертели эти удары в тамтам при появлении нашего математического фельдфебеля!
Критические замечания такого типа Мыслитель отпускал перед каждым уроком математики, и обычно Лилибет поддакивала ему. Но на этот раз Лилибет промолчала. Она держала на коленях свою школьную сумку и сосредоточенно в ней рылась.
– Что ты ищешь? – спросил Мыслитель.
– Не могу найти кошелька, – шепнула в ответ Лилибет, продолжая рыться в сумке. Она не прервала этого занятия, даже когда в класс строевым шагом вошел математик и Ферди, почтительно склонившись, закрыл за ним дверь. Все вскочили и стали по стойке «смирно!». Только Лилибет не могла стоять как положено, потому что держала в руках сумку.
– Садитесь! – крикнул математик.
Ученики сели, громко задвигав стульями. При этом Лилибет уронила сумку на пол, и из нее вывалились тетради, учебники и много всяких мелких вещей, не имеющих никакого отношения к занятиям. Лилибет села на корточки и принялась собирать свое добро.
– Что ты там делаешь под партой? – спросил учитель.
– У меня упала сумка, – объяснила Лилибет.
– Чего только человек не таскает с собой! – пробормотал Мыслитель.
– Почему ты вынула сумку из парты? Если бы она там лежала, ничего бы не случилось, – сказал математик.
– Потому что я искала кошелек, – оправдывалась Лилибет. – Он пропал.
– Что это значит?
И математик строго посмотрел на Лилибет. Он засунул руки в карманы брюк и подошел вплотную к ее парте.
– Перед латынью кошелек еще лежал в сумке, честное слово, – сказала Лилибет. – Я его видела. А теперь его нету. Правда нету...
Учитель математики вынул руку из кармана, поднял ее и широким жестом обвел всех учеников.
– Значит, ты обвиняешь своих товарищей в краже?
– Нет, что вы! – воскликнула Лилибет, замотала головой и густо покраснела.
– Ты уверена, что кошелек действительно был в сумке? – Математик наклонился к Лилибет. – Безусловно уверена, на сто процентов?
– Может, ты оставила его дома? – прошептал Туз пик ей в спину.
– В таких вещах легко ошибиться, – сказал Мыслитель.
– Сколько там было денег? – спросил Сэр.
– Ну, что же ты молчишь? – Математик раскачивался с пятки на носок и не сводил глаз с Лилибет.
Лилибет совсем смешалась.
– Не знаю... Я, право, не знаю... – пробормотала она, сунула сумку в парту и села.
– Весьма, я бы сказал, разумный ответ, дорогая Шмельц. Нельзя с такой готовностью обвинять своих соучеников. – Математик вернулся к своему столику, раскрыл классный журнал и спросил: – После латыни кто-нибудь ушел или пришел?
- Предыдущая
- 3/26
- Следующая
