Первый угленос - Ласки Кэтрин - Страница 17

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая

Да-да, я очень скоро перестал отделять себя от яйца и даже мысленно рассуждал сам с собой о «нас с малышом». Сама судьба связала нас воедино, словно я был отцом будущего птенца. Мне предстояло не просто заменить ему родителей, а стать настоящим наставником, ведь если предчувствия не обманывали меня, судьба всего совиного мира очень скоро будет зависеть от этого птенца… Что-то подсказывало мне, что таинственный Совиный уголь тоже как-то связан с сыном Сив. Мне этот уголь оказался не под силу, у меня просто не оказалось Га… Но я чувствовал, что у нерожденного птенца есть все, чего недоставало мне. У него был Га, и именно эта великая сила духа сияла внутри белоснежной скорлупы яйца.

Все мои страхи о предстоящих заботах и хлопотах казались ничтожными, когда я думал об ответственности, которая очень скоро ляжет на крылья юного наследника Сив и Храта. Тем временем сроки подходили, и малыш со дня на день должен был появиться на свет. Мне предстояло запастись терпением и оставаться настороже.

Я никогда не улетал далеко от дерева, но со временем стал разводить костры не в дупле, а на земле, между камнями. Каждый день я делал новые открытия. В краю Далеко-Далеко земля богата медью, золотом и серебром, там попадаются даже слитки чистых металлов. Здесь таких богатств не было и в помине, кроме того, я не мог отправиться на поиски, поскольку не хотел далеко отлетать от дупла. Приходилось довольствоваться тем, что находилось поблизости. Вскоре я разыскал какую-то красноватую породу, в которой, судя по виду, могли содержаться крупицы металла.

Но тут я столкнулся с новым препятствием. Оказалось, что от уголька-живца, принесенного мною из Далеко-Далеко, можно поджигать лишь обычные угли, не дающие большого жара. Разжечь с его помощью второго живца у меня так и не получилось. Живца нужно ловить на лету, он рождается в сердце самого горячего пламени. В этом заключалась главная трудность, ибо для выплавки металла требовался сильный жар, а у меня его не было.

Я долго ломал голову над тем, как повысить температуру пламени, не прибегая к углям-живцам. Именно в ходе этих многочисленных опытов я придумал обзавестись особым местом для разведения огня. Около дерева, где находилось наше дупло, лежал огромный камень, рассеченный почти надвое широкой трещиной, оставшейся на память о каких-то грозных катастрофах, сотрясавших землю в далекой древности. Трещина эта давно притягивала меня, и я долго приглядывался к ней. Я заметил, что ветра, пролетавшие по острову, со свистом всасываются в черное основание разлома, а затем вырываются из вершины. Такой ток воздуха должен был создавать сильную тягу, необходимую для разведения доброго огня. Мысль показалась мне интересной, и я начал разводить костры внутри трещины.

Это была тяжелая и грязная работа. Яркие белые пятнышки на моем оперении вскоре потемнели от копоти, а когти стали черными, как угли. На какое-то время я отложил попытки выплавить металл из руды и с головой ушел в эксперименты с разными видами пламени. Я был так увлечен своими кострами и опытами с различной интенсивностью пламени, что почти не заглядывал в огонь и не читал его. А зря… Посмотри я в пламя, я увидел бы в нем совсем не Сив, а то самое пятнышко, которое заметил несколько дней назад. Но я был так увлечен своими опытами, что и думать забыл об осторожности!

Я опомнился только тогда, когда стал чувствовать на себе чей-то невидимый взгляд, наблюдавший за каждым моим движением. Вот тогда я, наконец, всполошился и бросился к огню. Что же я там увидел? На самом кончике пламени трепетал образ молодого виргинского филина! Хуже всего было то, что этот самый филин, только из плоти и крови, сидел на высокой голубой ели у меня за спиной. Я обернулся — и изумленно захлопал глазами. Незваный гость смотрел прямо на меня.

Желудок у меня сжался от страха.

— Я хочу учиться.

Это были первые слова, с которыми Тео обратился ко мне.

«Как много он уже успел увидеть? — пронеслось у меня в голове. — И знает ли он о яйце? Каким же я был идиотом, почему не придал значения тени, увиденной в пламени?! Как я мог поверить, будто нахожусь в полной безопасности и совершенном одиночестве, в то время как этот юнец без труда сумел подобраться ко мне на расстояние выплюнутой погадки? Кстати, как давно он появился на острове?»

— Ч-чему ты хочешь научиться? — пробормотал я.

— Обращению с огнем! — выпалил он и бесстрашно слетел с ветки на камень.

Я только перья распушил, не зная, что и сказать.

— Ты… ты слишком молод. Обращение с огнем требует терпения, зрелости и твердости. Не думаю, что у тебя хватит воли, дружок.

— Откуда вы знаете? Вы же впервые видите меня. Вы даже не знаете, как меня зовут, а уже рассуждаете о моей воле!

«Каков наглец!» — подумал я, а вслух сказал:

— Ты — виргинский филин.

— И что из этого?

— Вы слишком порывисты и нетерпеливы.

— Это несправедливо и обидно! Нельзя отвергать кого-то только на основании пристрастных суждений о его родне. И вообще, это нечестно. Я не виноват, что молод. И не виноват, что родился виргинским филином. Этого я никак не могу изменить, но во всем остальном вы можете на меня положиться. Я зрелый, серьезный и совсем не порывистый.

Он замолчал, видимо ожидая моего ответа. Но я повернулся к нему спиной и уставился в огонь, пытаясь найти ответ в пламени своего костра. Как назло, я так и не увидел ничего, кроме лица моего незваного гостя.

— Неужели вы не хотите даже узнать, как меня зовут? — спросил он.

— Нисколько не хочу, — отрезал я.

— Меня зовут Тео, а вы… знаете, кто вы такой? — запальчиво крикнул он и, не дожидаясь ответа, выпалил: — Вы грубиян, вот!

Я уже понял, что легко мне от него не отделаться.

— Давай говорить серьезно. Чему именно ты хочешь научиться, и почему ты думаешь, что у тебя это получится?

— Я хочу научиться искусству огня и крошению.

— Чему-чему?

— Крошению, чего тут непонятного? Колотьбе, крошению твердого льда.

В самом деле, я давно не слышал этого старинного слова, распространенного в заливах.

Жители узких заливов и фьордов любят такие диковинные словечки. Они бережно хранят их, собирают и полируют, как драгоценные камни.

— Откуда ты взялся такой?

— Из залива Сильнобрыззген.

— Так я и думал, — буркнул я.

— Вы считаете сов из глубинки неотесанными дураками? — с вызовом спросил он.

— Я этого не говорил. Однако может быть, тебе будет интересно узнать, что я занимаюсь крошением камня, лед меня не интересует.

— Вы неправильно произносите это слово. У вас получается «крошанием».

— А ты, я вижу, эксперт по лингвистике?

— Я этого не утверждал. Просто я знаю, как говорить на старом кракише, вот и все.

— Какое самодовольство! — саркастически воскликнул я.

— Кажется, я не говорил, что доволен собой? — фыркнул настырный филин. — Будь это так, я бы не просил вас взять меня в ученики. Самодовольные совы обычно полагают, будто знают все на свете.

Удар попал точно в цель. Я растерянно захлопал глазами.

— Знаете что, — продолжал Тео, подходя ближе. — У меня был дядя. Он погиб во время осады Клыков, его убили хагсмары. Так вот, он считал познание священным долгом каждой разумной совы. Еще он говорил, что знание — любое знание, не обязательно магическое — есть единственный способ победить хагсмаров. — Он замолчал, а я растерянно разинул клюв, не находя слов. Что и говорить, это был весьма необычный юнец. — Дядя часто повторял: «Я учу других, потому что меня учили другие».

Желудок мой дрогнул.

— Никто не учил меня этому, — проговорил я, кивая на свой костер. Я знал, что оправдания мои звучат жалко. Разумеется, юнец не замедлил сообщить мне об этом.

— Я ожидал более мудрого ответа, — вздохнул он, но на этот раз в его голосе не было вызова. Он был разочарован. Я посмотрел в его грустные карие глаза и сдался.

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая