Виновата только я… - Лэм Шарлотта - Страница 12

Ответил он неохотно, испытывая большой соблазн вообще не отвечать на звонок:

— Да?

— Закери, в конце концов, ты приезжаешь на следующей неделе или нет?

Он сразу узнал безапелляционный тон сестры, ей даже не надо было представляться. Флора жила со своим мужем-французом в Провансе. Ив был человеком с безграничным терпением и неплохим чувством юмора, иначе бы он, конечно, не выдержал с его сестрой десяти лет.

— Я же говорил тебе… — начал было Закери, но Флора не дала ему закончить, такую вольность она редко ему позволяла. Те пять лет, на которые она была старше, как ей казалось, давали ей превосходство над ним, право перебивать и постоянно поучать его, как и когда ей заблагорассудится.

— Не можешь же ты там остаться на Рождество! У тебя наверняка ужасно холодно. И, как я подозреваю, ты не запасся достаточным количеством еды, а магазины на праздники, к твоему сведению, закрываются. Отсюда простой вывод — ты должен быть с семьей. Какое Рождество без семьи?

— Как какое? Спокойное!

Флора ничуть не смутилась.

— Я забронирую тебе билет до Марселя; ты сможешь забрать его в Хитроу. Лучше тебе приехать двадцать третьего, чтобы быть с нами в канун Рождества.

— Нет, — упрямо настаивал он. — Я не приеду, Флора. Не трать деньги на билет, которым я все равно не воспользуюсь.

— Закери, послушай…

— Нет, Флора! — Его голос чуть не сорвался от раздражения. — Это решено, я не еду.

Его рассерженный тон на какое-то время заставил ее замолчать, поэтому он уже мягче продолжал:

— Я ценю твою заботу, но пойми, я вряд ли составлю вам приятную компанию. Я не в том настроении, чтобы быть для Сэмми и Клода веселым дядюшкой, — просто испорчу праздник, а я не хочу этого. Поэтому веселитесь. Поздравь от меня детей, Ива и его родных, и…

— Дана приедет к родителям, — поспешно вставила Флора, чувствуя, что он уже собирается повесить трубку. — Я сказала ей, что ты приезжаешь. Она умирает, так хочет снова увидеть тебя, несмотря на то, как ты с ней обошелся в больнице. Это такая добрая душа; она говорит, что понимает, почему ты не разрешил ей тогда навестить тебя, а теперь она готова дать тебе еще один шанс. Надеюсь, ты не выставишь меня в глупом виде, не явившись сюда?

— Флора, прекрати, наконец, вмешиваться в мою жизнь! Просто оставь меня в покое! — Затем Закери с силой бросил трубку, взял свой кофе и направился в студию. Там он взглянул на огромные красные кляксы, покрывавшие весь холст, — они как нельзя лучше соответствовали его настроению.

Флора опять хотела видеть его с Даной. Закери бы предпочел, чтобы она больше не вмешивалась в его жизнь, но она делала это уже так давно, что, скорее всего, считает его неспособным самому выбирать себе судьбу. Она так и не поняла, почему они с Даной расстались.

Восхитительная блондинка, певица — да к тому же хорошая певица, он вынужден был признать, — она зарабатывала кучу денег. Практичная Флора это очень ценила.

— Почему ты порвал с ней? — продолжала она интересоваться, но Закери никогда не отвечал. Из принципа он никогда ничего не говорил сестре. Так он экономил время и, кроме того, давал Флоре обширное поле для домыслов — из нее получился бы отличный детектив.

А правда заключалась в том, что у Даны была связь с кем-то еще, Закери обнаружил это, и у них произошла ужасная сцена. Он сказал ей, что не хочет ее больше никогда видеть, и это были не просто слова, оброненные в ссоре, он действительно так решил.

Тем не менее Флора в очередной раз вмешалась. После его первой пластической операции, когда он стал немного походить на человека, она позвонила Дане, выступавшей в лондонском ночном клубе, чтобы та приехала навестить его.

Дана изо всех сил старалась не вздрогнуть, когда впервые увидела его, но Закери успел прочитать ужас в ее глазах, хотя она и прятала его за широкой улыбкой.

— Как ты, мой бедненький? — заворковала она. — Я бы приехала раньше, но Флора сказала, что ты еще не окреп, чтобы видеть кого-либо. Как только она сообщила, что тебе лучше, я сразу примчалась.

Он наблюдал за ее болтовней, которой она пыталась скрыть свой испуг, делая его этим только еще более заметным.

— Какая уютная маленькая комнатка! Ты выглядишь отлично, дорогой, правда очень хорошо! Когда ты вернешься домой, как ты думаешь?

— Без понятия, — отрезал он. — Тебе лучше уйти, Дана. Флоре не следовало просить тебя приезжать. Я не хочу никого видеть.

Осеннее солнце золотило ее волосы, покрывало таким же золотом ее светлую кожу, делало ее зеленые глаза похожими на глаза кошки. На ней был костюм — самый простой из тех, что он когда-либо видел на ней, но который наверняка стоил целое состояние: голубая шелковая блузка с короткими рукавами и глубоким вырезом и коротенькая юбочка, обнажавшая ее длинные загорелые ноги.

Ее красота больше не трогала Закери. За обаятельной внешностью он разглядел настоящую ее сущность, и она была ему безразлична.

Но Дана проигнорировала его выпад, присела на краешек кровати и, кокетливо улыбаясь, прикрыв зеленые глаза темными пушистыми ресницами, произнесла:

— Дорогой, неужели ты ни капельки не рад моему приходу? Может, я хотя бы получу поцелуй?

И она наклонилась к нему — тело напряжено, глаза закрыты, будто это единственный способ выдержать его прикосновение.

— Ты что, оглохла? Убирайся, оставь меня! — завопил он.

Дверь открылась, и вбежала взволнованная медсестра.

— Мистер Вест, вас уже слышит вся больница. Пожалуйста, перестаньте кричать!

— Уходи, уходи! — продолжал он рычать.

Дана сползла с его кровати, откинув за спину золотистые волосы, и бросилась из палаты, притворясь оскорбленной. Как только за ней закрылась дверь, Закери истерически захохотал. Решив, что он на грани нервного срыва, сестра позвала врача.

— Не беспокойтесь, доктор, — заверил его Закери. — Я в порядке. Просто у меня была посетительница, которая с трудом заставила себя поцеловать жабу, а та не превратилась в принца.

Он шутил, но реакция Даны на его внешний облик глубоко запала ему в душу. Это помогло ему осознать, как он на самом деле выглядит. Единственные женщины, кроме Флоры и других родственниц, кого он видел после аварии, были медсестры; но они натренировались не обнаруживать свою реакцию на травмы. Дана же продемонстрировала ему, как на него будут смотреть большинство женщин.

Может, именно по этой причине он не отправился до сих пор на поиски девушки в белом — он боялся, что она испугается, увидев его изуродованное лицо.

Чтобы перестать думать о том, что всколыхнул в нем звонок сестры, он надел свитер, старый пиджак и пошел в сад рубить дрова.

Несколько минут спустя он услышал звук подъезжающей машины. У него редко бывали гости. Удивленный и не слишком обрадованный нежданным вторжением, он обошел коттедж и увидел около ворот женщину.

На какую-то долю секунды у него появилось странное чувство, что он знаком с ней, но, рассмотрев поближе, он решил, что никогда ее не видел. Это была очень бледная стройная женщина с правильными чертами лица, подчеркнутыми прической — собранными сзади в пучок волосами.

Последним к нему приходил журналист, выискивавший какой-нибудь материал для статьи. Закери прогнал его, пообещав, что в следующий раз сломает ему шею.

— Можно я так и напишу, мистер Вест? спросил журналист, почувствовавший безопасность, только сидя в машине. Им кажется, что они очень остроумны! У Закери никогда не хватало времени на прессу.

Может, это очередная журналистка? — старался он понять, крикнув ей: «Кто вы? Что вы хотите?» Он даже не попытался скрыть раздражение.

Когда она представилась, он неожиданно вспомнил ее, несмотря на то что прошло столько месяцев. Она ему не нравилась. Она была холодной, чопорной представительницей женского пола. Закери хорошо помнил ее накрахмаленные белый фартук и шапочку, которые почти хрустели при движениях; он подозревал, что она крахмалила даже нижнее белье. Она олицетворяла собой тип женщин, которых он больше всего не выносил. Чересчур организованная, вечно занятая, стремящаяся всеми повелевать, как его сестра. А что самое плохое, так это ее манера говорить с ним — она старалась успокоить его, будто он капризный ребенок, глаза были наполнены жалостью.