Томминокеры - Кинг Стивен - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

Дуган промолчал, выругавшись про себя, и поднес ко лбу руку. Именно здесь была сосредоточена головная боль, начавшаяся как только они пересекли пограничную черту.

Все присутствующие в церкви ждали, когда преподобный Гухрингер начнет свою проповедь. Он слыл мастером на эти вещи.

И вот он начал:

— Мы провожаем в последний путь Руфь Мак-Косленд…

Большинство жителей Хейвена сидели, держа у рта носовые платки. Возможно, некоторых приезжих это удивило, но это была вынужденная мера. Как звезды падают с неба в августе, так выпадали зубы у хейвенцев. Но не только с ними происходила эта беда. Некоторые приезжие тоже потеряли по зубу на следующий день.

У некоторых смертельно болела голова, и эту боль невозможно было снять таблетками.

И у большинства из них во время проповеди и после нее, и в особенности на следующий день, стали появляться разные идеи. Они приходили внезапно, и многим хотелось закричать: «Эврика!», но они не смели нарушить тишину, царившую на похоронном богослужении.

Жители Хейвена хорошо видели эти перемены и радовались от души. Они понимали, что чем больше людей побывало здесь сегодня, тем больше «превратившихся» и «превращающихся» будет на свете, и таким образом они выполнят требования Великой Идеи.

Дуган и Хиллмен ехали по трассе. Дуган чувствовал себя несколько угнетенно, но не смог бы объяснить почему. Конечно, старик сумасшедший, мысль о том, что Хейвен стал змеиным гнездом, — паранойя. К этому прибавилось нервное напряжение, растущее где-то в глубине души Страшилы. Нервы ни к черту, — подумал он.

— Почему ты держишься за голову? — спросил Ив.

— Потому что она болит.

— Если ветер подует, станет немного легче.

Боже, что он здесь делает? И почему ему так нехорошо?

— Я чувствую себя так, будто кто-то бросил таракана в мой кофе.

— Угу.

Дуган посмотрел на него:

— Но ведь ты себя так не чувствуешь, верно? У тебя все хорошо?

— Я устал, но голова у меня действительно не болит, и я спокоен.

— А почему она должна у тебя болеть? — торопливо спросил Дуган. Разговор напоминал ситуацию из «Алисы в стране чудес». — Головная боль, мне кажется, не передается на расстоянии.

— Если тебя и еще шестерых ребят запереть в тесной комнате, то через десять минут у всех вас будет болеть голова, верно?

— Ну, наверное, так. Но то…

— Конечно, нет. Да и с погодой нам повезло. Именно поэтому я думаю, что то, что мы ищем, обладает огромной мощностью, потому что ты это уже ощутил. Я вижу, что ощутил. — Хиллмен помолчал, потом вдруг загадочно проронил:

— У тебя уже есть какие-нибудь идеи, Страшила?

— Что ты имеешь в виду?

— Ладно, — Хиллмен облегченно вздохнул. — Если появятся идеи, скажи об этом мне.

— Это безумие, — Дуган, казалось, по-настоящему рассердился. — Все, что ты говоришь, — бред. Давай-ка, разворачивайся и поехали назад. Я хочу вернуться, Хиллмен.

Ив внезапно сосредоточился на одной фразе, звучащей в его мозгу. В последние три дня, проведенные в Хейвене, он узнал, что Брайен, Мэри, Хилли и Давид могли читать мысли друг друга, он же мог их только чувствовать. Но его мысли они прочесть не смогли ни разу. Его заинтересовало, не являются ли причиной этому осколки в его голове.

— Что это? — внезапно спросил он Дугана.

— О чем вы го…

Ив свернул на обочину, поднимая клубы пыли. Они уже на милю с небольшим отъехали от городской черты; до фермы старого Гаррика оставалось около трех-четырех миль.

— Ничего не думайте, ничего не говорите, просто скажите мне, что думаю я.

— Вы думаете про какой-то осколок… Но это безумие! Люди не могут читать мысли других людей!

Дуган замолчал. Он повернул голову и уставился на Ива. Ив слышал его хриплое дыхание. Глаза Дугана расширились.

— О каком-то осколке, — повторил он. — Вот о чем вы думаете, и еще о том, что…

— Что они не могли читать мои мысли, — сказал смеясь Ив. Голову его украшала кепка, которая нередко встречается на шоферах дальних рейсов. Вот в чем причина?! Так просто! Он решил еще немного проверить Дугана. А что если представить себе… трактор?

— А что сейчас?

— Трактор. Но вы неправильно представляете себе щиток управления. Мой отец фермер. Я вырос на ферме. Эти тракторы, они…

Внезапно он замолчал, потом резко рванул на себя ручку двери и выскочил из машины.

— Когда-то давно Руфь спросила, прочитаю ли я молитву на ее похоронах, если ей не суждено пережить меня, — говорил тем временем преподобный Гухрингер, — и я рад, что могу выполнить ее желание.

Дик Аллисон скосил глаза влево и увидел лицо стоящего рядом Ньюта. Ньют выглядел усталым. За его спиной Джон Харли неприкрыто зевал; его голубые глаза не выражали ничего, кроме скуки.

Да, здесь был весь Хейвен. Как по команде, встали горожане, образуя единую семью, единое целое, которое никто не сможет разорвать.

Бобби Тремейн взял за руку Стефани Кольсон и сжал ее. Она слегка вздрогнула, глядя на него широко раскрытыми коричневыми глазами, глазами лани, встревоженной выстрелом из охотничьего ружья.

(на шоссе) (слишком близко к кораблю) (один из них — коп) (коп, да, но особенный коп — коп Руфи, он любил ее) Руфь сразу же узнала бы эти голоса. Да и некоторые из приезжих вдруг услышали их и встревоженно заозирались по сторонам, не понимая, что происходит, не зная, что уже заражены инфекцией Хейвена.

— Где можно еще найти такую храбрую и самоотверженную женщину? — вещал тем временем преподобный Гухрингер. — Она одна стоила многих. В ней жило сердце ее мужа, а жизнь ее проходила только по божьим законам. Она пряла пряжу…

Новый всплеск внутренних голосов заполнил церковь:

(жаль, что я не смог) (….) (что?) (….) (чушь собачья — пряла пряжу! Как…) (….) Странно, как будто разговаривают два голоса, но мы слышим только один, — возникла коллективная мысль, и все глаза обратились к Бобби. Только один человек в Хейвене имел теперь авторитет, и этим человеком была она, Бобби Андерсон. Два голоса, второй, наверное, принадлежит твоему вечно пьяному другу?

Внезапно Бобби поднялась с места и решительно начала прокладывать себе дорогу к выходу. На нее оглядывались, а преподобный Гухрингер даже прервал свою речь.

— Простите, — бормотала Бобби, — простите меня… простите меня…

Наконец она выскочила в вестибюль, а оттуда — на улицу. Другие — Бобби Тремейн, Ньют, Дик и Брайен Браун — последовали ее примеру. Но этого никто, кроме жителей Хейвена, не заметил. Все приезжие, казалось, находились в полусне, полутрансе.

— Прости меня, — сказал Батч Дуган. Он сел в машину, захлопнул дверцу и вытер рот носовым платком. — Мне уже лучше.

Ив кивнул.

— Не нужно ничего объяснять. Для этого нет времени. Но я хочу, чтобы ты кое-что послушал.

— Что?

Ив на всю громкость включил радиоприемник. Затем снял с головы кепку:

— А теперь послушай, что творится у меня в голове.

— Какого черта…

— Не спорь со мной. Просто послушай. Не говори ничего. Я и так знаю, что ты ничего не слышишь. Дело в том, что в голове у меня два осколка. Военные сувениры. Тот, который побольше — здесь.

— Да, но…

— Говорю тебе, не спорь. Приложи ухо к шраму вот здесь, под волосами, и слушай.

Батч глупо хихикнул. По приемнику надрывался Френк Синатра. Он приложил ухо к указанному месту — и отшатнулся. Там, в голове, тихонечко играла музыка. Он ошарашенно взглянул на Ива, потирая щеку.

— Началось это за полторы недели до того, как я уехал из города. Теперь моя голова вполне может работать как радиоприемник. Эй, с тобой все в порядке?

Рука Дугана оставила на щеке красное пятно. Очень мило. Голова — радиоприемник. Отлично сказано. Старик решил совсем свести его с ума.

— Все отлично, — вслух сказал он.

— Теперь ты веришь, что здесь что-то происходит? Что в Хейвене что-то меняется?

— Да. Я… — Он вздохнул. — Да.

— Хорошо. — Ив притормозил и затем вновь выехал на дорогу.

— Эта… штука… она изменила в городе всех, Страшила Дуган. Всех, кроме меня. Я могу принимать головой разные станции, как приемник, но это и все. Я не могу читать мысли… и у меня не возникают идеи.

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая