Жребий (Жребий Салема) - Кинг Стивен - Страница 32

• Предыдущая
• 32/108
• Следующая

Бен огляделся и за столиком неподалеку от стойки увидел Проныру Крейга, сидевшего перед полупустым стаканом.

— Привет, Проныра, — отозвался Бен, усаживаясь. При виде знакомого лица ему полегчало, и потом, Проныра ему нравился.

— Решил маленько пожить ночной жизнью, а, корешок? — Проныра улыбнулся и хлопнул Бена по плечу. Бен подумал, что тот, должно быть, получил деньги, потому что уже само дыхание Проныры прославило бы «Милуоки».

— Ага, — ответил он. Он вытащил доллар и положил на стол, испещренный круглыми отпечатками множества пивных стаканов, которые там перебывали. — Как жизнь?

— Просто отлично. Что думаешь про этих новых лабухов? Классно, а?

— Порядок, — сказал Бен. — Ну-ка, прикончите эту штуку, пока она не выдохлась. Я ставлю.

— Весь вечер ждал, чтоб кто-нибудь сказал это! Джеки! — заорал Крейг. — Неси моему корешу кувшин! Будвейзера!

Джеки принесла кувшин на подносе, где в беспорядке валялась мокрая от пива мелочь, и сняла его на столик, отчего на правой руке вздулись мускулы под стать премированному борцу. Она взглянула на доллар так, словно это был таракан какой-то новой породы.

— С вас бакс сорок, — сообщила она. Бен выложил еще одну бумажку. Девушка взяла обе, выудила из разнообразных луж на подносе шестьдесят центов и сказала:

— Проныра Крейг, когда ты так вопишь, ты похож на петуха, которому сворачивают шею.

— Лапуля, ты чудо, — отозвался Проныра. — Это Бен Мирс. Книжки пишет. — Будем знакомы, — сказала Джеки и исчезла в полумраке.

Бен налил себе стакан пива. Проныра последовал его примеру, профессионально наполнив стакан до краев. Пена нависла над ними, грозя перелиться — и осела обратно.

— Твое здоровье, корешок!

Бен отсалютовал стаканом и выпил. — Ну и как твоя писанина?

— Отлично, Проныра.

— Видел, как ты крутился с малышкой Нортон. Она настоящий персик, иначе не скажешь. Тут ты лучше выбрать не мог.

— Да, она…

— Мэтт! — завопил Проныра, напугав Бена до того, что он чуть не выронил стакан." Господи, — подумал Бен, он правда похож на петуха, прощающегося с этим светом.”

— Мэтт Бэрк! — Проныра бешено замахал, и седой мужчина поднял в знак приветствия руку, начиная пробиваться сквозь толпу. — Вот мужик, с которым тебе надо свести знакомство, — сказал Проныра Бену. — Мэтт Бэрк — головастый сукин сын.

Приближающийся к ним мужчина выглядел лет на шестьдесят. Он был высокого роста, в чистой, расстегнутой у ворота фланелевой рубашке, а волосы, такие же белые, как у Проныры, были подстрижены армейским ежиком.

— Привет, Проныра, — сказал он.

— Как жизнь, корешок? — спросил Крейг. — Хочу, чтоб ты познакомился с парнем, который живет у Евы. Бен Мирс. Книжки пишет, вон как. Чудный парень. Он взглянул на Бена. — Мы с Мэттом росли вместе, только он получил образование, а я хрен с маслом. — Проныра хихикнул.

Бен поднялся и от души потряс сложенные щепотью пальцы Мэтта Бэрка. — Как дела?

— Спасибо, отлично. Читал одну из ваших книжек, мистер Мирс. «Воздушный танец».

— Пожалуйста, зовите меня Бен. Надеюсь, книга вам понравилась.

— Мне она явно понравилась гораздо больше, чем критикам, — отозвался Мэтт, усаживаясь. — Думаю, со временем к ней придет успех. Как жизнь, Проныра?

— Бьет ключом, — ответил тот.Бьет ключом, как всегда. Джеки! — завопил он. — Тащи Мэтту стакан!

— Подождешь минутку, пердун старый! — заорала Джеки в ответ, отчего за ближайшими столиками рассмеялись.

— Прелесть что за деваха, — заметил Проныра. — Дочка Морин Толбот — Да, — согласился Мэтт. — Джеки у меня училась. Выпуск семьдесят первого года. А мать — пятьдесят первого.

— Мэтт учит английскому в средней школе, — сообщил Проныра Бену. — Вам будет о чем поговорить, еще как.

— А я помню девушку по имени Морин Толбот, — сказал Бен. — Она приходила к моей тетке и забирала стиранное белье, а возвращала все сложенным в плетеную корзинку. Без одной ручки.

— Так вы из Удела, Бен? — спросил Мэтт.

— Мальчишкой я жил тут некоторое время у своей тетки Синтии.

— У Синди Стоуэнс?

— Да.

Пришла Джеки с чистым стаканом, и Мэтт налил себе пива.

— Ну, значит, мир и впрямь тесен. Когда я первый год преподавал в Салимовом Уделе, ваша тетя была в выпускном классе. Как она поживает, хорошо? — Она в семьдесят втором умерла. — Простите.

— Она перешла в мир иной очень легко, — ответил Бен и снова наполнил стакан. Музыканты отыграли и гуськом потянулись к стойке. Шум болтовни едва заметно притих.

— Вы вернулись в Иерусалимов Удел написать про нас книгу? — спросил Мэтт.

В голове у Бена раздался предупредительный звонок.

— Наверное в каком-то отношении,отозвался он.

— Для биографа этот городок мог оказаться и хуже. "Воздушный танец” вышел отличной книжкой. Думаю, в нашем городке могла бы сложиться еще одна превосходная книга. Когда-то мне казалось, что я сам смогу ее написать.

— А почему не написали?

Мэтт улыбнулся — в легкой улыбке не было и следа горечи, злобы или цинизма:

— Не хватило одного жизненно важного ингредиента: таланта.

— Не верьте, не верьте, — вмешался Проныра, сливая в стакан опивки из кувшина. — У старины Мэтта таланта вагон и маленькая тележка. Учить в школе — работа что надо. Школьных учителей никто не ценит, но они… — Он покачнулся на стуле в поисках завершения. Его очень сильно развезло. — Соль земли, — закончил он, набрал полный рот пива, скривился и встал. — Пардон… схожу отлить.

Он убрел прочь, натыкаясь на людей и громко окликая их по именам.

Те, нетерпеливо или добродушно приветствуя Проныру, пропускали его, и наблюдать за его продвижением к мужскому туалету было все равно что наблюдать за пинболльным шариком, который, подпрыгивая, мчится вниз, к подкидывающим его шпенькам.

— Вот вам крушение отличного человека, — сказал Мэтт и поднял палец. Почти немедленно появилась официантка. Она обратилась к нему «мистер Бэрк». Девушка казалась слегка скандализованной тем, что ее давнишний преподаватель классического английского сидит тут и поддает с субъектами вроде Проныры. Когда она повернула прочь, чтобы принести еще один кувшин, Бен подумал, что вид у Мэтта несколько смущенный.

— Мне Проныра нравится, — сказал Бен. — У меня возникло такое чувство, что когда-то в нем много чего было. Что с ним случилось?

— О, тут рассказывать нечего, ответил Мэтт. — Бутылка одолела. Одолевала-одолевала, с каждым годом — чуть сильнее, а теперь прибрала целиком. Во время Второй мировой он за Анизо получил Серебряную звезду. Циник бы счел, что, погибни Проныра, его жизнь имела бы больший смысл.

— Я не циник, — сказал Бен. — Мне он все равно нравится. Но, думаю, будет лучше, если сегодня вечером я подвезу его домой.

— Было бы прекрасно, если бы вы это сделали. Я теперь хожу сюда послушать музыку. Люблю громкую музыку, а с тех пор, как слух начал сдавать —больше, чем когда-либо. Вас, как я понимаю, интересует дом Марстена. Ваша книга о нем?

Бен подскочил.

— Кто сказал?

Мэтт улыбнулся.

— Как это в старой песенке у Мартина Гэя? «Мне нашептало виноградное вино». Ароматная яркая идиома, хотя, если подумать, образ немного нечеткий. Возникает такая картина: склонив ухо к «Конкорду» или «Токаю», стоит человек и внимает. Я говорю бессвязно? Нынче я частенько говорю бессвязно, перескакиваю с одного на другое, но редко пытаюсь справиться с этим. Откуда я узнал? Джентльмены из прессы называют это «информированными источниками»… собственно говоря, от Лоретты Старчер. Она — библиотекарь в местном оплоте литературы. Вы несколько раз заходили просмотреть в камберлендском «Леджере» статьи, касающиеся старинного скандала, а еще брали у нее два публицистических сборника на криминальные темы, где были очерки о нем. Кстати, Лаберт написал неплохо — он в сорок шестом приезжал в Удел и сам проводил расследование. Но вот опус Сноу — просто словесный мусор.

— Знаю, — машинально отозвался Бен.

• Предыдущая
• 32/108
• Следующая