Любовное состязание - Кинг Валери - Страница 59
- Предыдущая
- 59/68
- Следующая
Он вновь отвесил ей поклон, и опять непослушное забрало с лязгом упало, заставив своего владельца отпустить еще одно крепкое словцо, после чего Конистан повернулся к Скотби и заметил, что, помимо разболтанного шарнира в петле шлема, его беспокоит также сползающий к щиколотке наколенник.
Эммелайн замерла, точно пораженная громом. Краем глаза она заметила, что все остальные джентльмены тоже застыли на месте, и только Скотби, опустившись на усыпанный клочьями сена пол, принялся дергать вверх-вниз плохо пригнанный наколенник. А она так и стояла на пороге, не в силах вымолвить ни слова или тронуться с места. Конистан ничего ей больше не сказал, а окружающие с большим трудом и далеко не сразу, со смущенным покашливанием и перешептываниями вернулись к осмотру рыцарских доспехов.
Чья-то рука подхватила ее под локоть. С удивлением обернувшись к человеку, столь своевременно пришедшему ей на помощь, Эммелайн встретилась взглядом с добрыми глазами Гарви. Он вывел ее из амбара, заметив по дороге, что вроде бы в этот вечер им предстояло увидеть спектакль в исполнении труппы из Эмблсайда.
– Да, – подтвердила она механически, как слепая, переставляя ноги по тропинке.
Торни продолжал крепко поддерживать ее под руку. После долгого молчания он заметил:
– Я вижу, вы сильно расстроены. Ему не следовало обрушивать свое признание вам на голову ни с того, ни с сего, черт бы его побрал! Но, должен признать, это выглядело впечатляюще.
– Да, – повторила Эммелайн. Пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах, она не слышала слов Торнуэйта. Невидимая постороннему глазу битва раздирала ей грудь. Там свистели стрелы, раздавались выстрелы, скрещивались клинки: растущая любовь к лорду Конистану боролась с принятым некогда решением относительно собственного будущего.
– Вы только посмотрите на этих уток! – воскликнул Гарви. – Каждая величиной с фрегат, да еще с тремя рогами!
– Да, – в третий раз повторила Эммелайн.
Смысл его слов дошел до нее не сразу. Утки с тремя рогами? Что это взбрело Торни в голову, что он такое несет? Эммелайн бросила на своего доброго приятеля по-прежнему отрешенный взгляд и в конце концов различила у него в глазах и на губах задорную улыбку. Она покачала головой, словно надеясь таким образом прояснить свои мысли, и наконец рассмеялась. Господи, до чего же все это нелепо! Конистан сделал ей предложение в конюшне, на глазах у всех мужчин!
– А я уж было подумал, разрази меня гром, что мы потеряли вас навсегда! – живо отозвался Гарви. – Никогда в жизни не видел такого остановившегося взгляда! Дорогая, с вами все в порядке? Он просто оглушил вас своим признанием, негодяй!
– Гарви, лорд Конистан действительно сделал мне предложение руки и сердца?
– Боюсь, что да!
– О, Боже, что же мне делать? – простонала Эммелайн, чувствуя, как ее сердце предательски подливает масла в огонь, полыхающий у нее в груди.
– Поступайте, как считаете нужным, Эммелайн! Я взял себе за правило всегда делать только то, что вздумается, и пусть иногда мои решения выходят мне боком, не могу сказать, что мне хоть раз пришлось пожалеть о таком жизненном принципе.
Крепче ухватившись за его руку, Эммелайн вздохнула:
– Ах, если, бы для меня все было так просто!
Казалось, он готов был вступить с нею в спор, и она быстро сменила тему разговора. Гарви схватил намек на лету и вновь коснулся деликатного вопроса только при расставании.
– Вы с Конистаном отлично смотритесь в паре, особенно когда он ведет вас в танце! Что же еще нужно людям для счастья в браке?
– В самом деле, что же еще? – улыбнулась Эммелайн, ущипнув его за щеку, и отослала назад в конюшню.
К вечеру, – когда тот же красивый и ловкий, как акробат, актер, что в первый вечер изображал шута, войдя в роль Петруччио, принялся измываться над несчастной Катариной, – среди гостей, по наблюдению Эммелайн, не осталось никого, кто не был бы наслышан о том, что Конистан публично признался ей в любви и попросил ее руки. И уж конечно, ни одна из женщин не преминула в течение вечера улучить минутку, чтобы подойти и заговорить с нею о столь волнующем предмете. К полуночи они довели несчастную хозяйку до нервного истощения, поэтому она была счастлива, когда последняя из юных леди наконец ретировалась к себе в спальню.
Едва переставляя ноги от усталости, Эммелайн направилась к себе, но, уже повернув ручку двери, вдруг поняла, что если не поговорит с кем-то из близких о мучающей ее дилемме, у нее точно начнется истерический припадок, от которого ей вряд ли удастся оправиться. Поэтому вместо того, чтобы скрыться в собственной опочивальне, она направилась в апартаменты матери.
Войдя в спальню, девушка опустилась на колени у постели и нежно провела рукой по щеке леди Пенрит в надежде разбудить ее, не встревожив слишком сильно. Единственную свечу, что была у нее в руке, Эммелайн поставила на ночной столик рядом с постелью и тихим шепотом окликнула спящую. Ей было очень совестно будить свою обожаемую мамочку, но другого выхода она не видела. Через мгновенье ресницы леди Пенрит дрогнули, она тихонько застонала.
– Простите, мамочка, – прошептала Эммелайн, охваченная чувством вины и раскаяния. – Спите, я не хочу вас тревожить. Поговорим завтра. Это не так уж важно.
Погруженной в темные и теплые глубины сна леди Пенрит лишь с величайшим усилием удалось очнуться навстречу пламени свечи, пробивавшемуся сквозь сомкнутые веки. Ей не хотелось просыпаться, но легчайшее прикосновение к щеке и звавший ее тихий голос не позволили ей вновь погрузиться в сон. Эммелайн нуждалась в ее помощи.
Свет стал уплывать. Услыхав скрип открываемой двери, леди Пенрит позвала:
– Эммелайн, погоди!
Язык плохо повиновался ей: настойка опия и другие лекарства, которые ей приходилось принимать для облегчения страданий, делали ее такой нескладной!
– Мамочка? – тихо спросила Эммелайн.
– Останься здесь, детка. Поговори со мной. Мне так трудно…
Эммелайн вернулась к постели, поставила свечу на ночной столик и вновь погладила щеку матери.
– Мне необходимо поговорить с вами. Случилось нечто такое… Я не знаю, что мне делать.
Легкая улыбка тронула губы леди Пенрит.
– Ты? Ты не знаешь, что тебе делать? Этого не может быть!
Ответ прозвучал очень невнятно, но Эммелайн с облегчением отметила, что мать по крайней мере поняла ее слова.
– Понимаете, сегодня днем на глазах у всех мужчин Конистан сделал мне предложение. – Она запнулась, услыхав, как мать тихонько засмеялась, а потом продолжила:
– Конечно, это выглядело нелепо до ужаса, но, как ни странно, это именно то, чего от него можно было ожидать.
– А он… он рассчитывает, что ты примешь его предложение? – осторожно спросила леди Пенрит, причем Эммелайн показалось, что она дышит с трудом.
– Не знаю. Я никогда не давала ему повода думать, будто жду от него предложения…
– Значит, он человек большого мужества, – вставила ее мать, – раз решился сделать предложение юной леди на глазах у всех своих друзей, не зная, каков будет ее ответ.
– Но какой же ответ я должна ему дать?
– Дорогая, – вздохнула леди Пенрит, закрывая глаза, – тебе придется задать себе всего один вопрос: любишь ли ты его?
Эти слова стрелой пронзили сердце Эммелайн. Ей пришлось выждать минуту, пока терзавшие ее страхи не улеглись настолько, чтобы позволить ей ясно выразить свои мысли.
– Даже если бы я его любила, мамочка, не думаю, что мне следует выходить замуж.
– Но почему же нет, дитя мое? – глаза леди Пенрит вновь открылись от удивления. Она с трудом протянула руку к Эммелайн и улыбнулась, когда дочь с нежностью накрыла ее пальцы своей рукой. – Тебя это мучило на протяжении всех последних лет, верно? Ты почему-то считаешь, что замужество не для тебя.
Эммелайн склонила голову к материнской подушке и ответила:
– Я не такая хорошая и не такая сильная, как вы, дорогая мамочка. Вы несете свой крест с таким спокойным достоинством! Мне никогда не стать такой, как вы, и я не хочу обременять своего супруга… – она так и не смогла закончить свою мысль, почувствовав, что в ней содержится косвенный упрек матери.
- Предыдущая
- 59/68
- Следующая
