Ипатия - Кингсли Чарльз - Страница 32

• Предыдущая
• 32/78
• Следующая

На повороте дороги эти назидательные соображения Рафаэля были нарушены громким женским криком.

Молодой еврей поднял голову и увидел вблизи, между дымящимися развалинами фермы, двух свирепого вида негодяев, которые вели за собой молодую девушку. Ее руки были связаны за спиной. Она беспрестанно оглядывалась, как бы ища чего-то на пожарище, и старалась вырваться из лап мучителей.

– Подобный образ действий непростителен для какой бы то ни было блохи, не правда ли, Бран? Но почем я знаю? Быть может, все это для ее же блага, если она попробует спокойно рассуждать. Что ее ожидает? Ее отведут в Рим и продадут там, как невольницу, а затем, по всей вероятности, она заживет несравненно лучше, чем прежде.

– Ну, Бран, как ты смотришь на это? – спросил Рафаэль свою спутницу.

Но Бран не разделяла воззрений господина. Минуты две-три она наблюдала за обоими негодяями, а затем быстро, со сноровкой, свойственной ее породе, кинулась на них и повалила одного на землю.

– О, это самое правильное и самое прекрасное, что можно было сделать в данном случае, как выражаются в Александрии, не так ли? Я повинуюсь тебе.

И, бросившись на второго грабителя, Рафаэль поразил его насмерть ловким ударом кинжала, а потом обратился ко второму, которого Бран схватила за горло.

– Пощады, милосердия! – кричал несчастный. – Даруй мне жизнь! Только жизнь!

– За полмили отсюда один человек просил меня убить. Чье желание должен я исполнить? Оба вы не можете быть правы.

– Жизнь, только жизнь!

– Плотское желание, которое мужчина должен подавлять в себе! – произнес Рафаэль, взмахнув кинжалом.

Через мгновение все было кончено. Девушка побежала к развалинам фермы, и Рафаэль последовал за ней.

– Что с тобой, моя бедная девушка? – спросил Рафаэль несчастную жертву, обращаясь к ней на латинском языке. – Не бойся. Я тебе не сделаю зла.

– Отец мой! Отец мой!

Молодой еврей развязал веревки, стягивавшие ее окровавленные, распухшие руки, но она не остановилась даже, чтобы поблагодарить его, и бросилась к груде обрушившихся камней и бревен. А потом изо всех сил принялась расчищать обломки, отчаянным диким голосом повторяя:

– Отец мой! Отец!

– Вот благодарность блохи по отношению к другой блохе! Смотри, Бран! Что ты об этом думаешь, мой милый философ?

Бран села и тоже стала наблюдать. На нежных руках девушки выступила кровь, в то время как она сдвигала камни; золотистые волосы опустились на лоб, она откинула их назад и в каком-то исступлении продолжала работать. Сообразив, наконец, в чем дело, Бран подбежала и принялась помогать ей изо всех сил. Рафаэль встал, пожал плечами и присоединился к общему делу.

– Да будут прокляты животные инстинкты! Мне стало невыносимо жарко от такой работы! Но что это?

Слабые стоны послышались из-под камней, и вскоре показалась человеческая нога. Молодая девушка припала к ней, жалобно рыдая и повторяя «отец, отец!» Рафаэль ласково отвел в сторону измученную девушку, начал работать вместо нее и вскоре вытащил из-под обломков пожилого человека в блестящей одежде высшего военного чина.

Старик еще дышал. Девушка приподняла его голову и стала осыпать ее поцелуями. Рафаэль оглянулся, ища воду, и, заметив источник, черпнул из него каким-то разбитым черепком, а затем начал смачивать влагой виски раненого, пока тот не открыл глаза и не пришел в себя.

Девушка сидела возле старика; она ласкала возвращенного к жизни отца и орошала слезами его лицо.

– Ну, наше дело закончено, – сказал Рафаэль. – Пойдем, Бран!

Девушка вскочила, бросилась к ногам еврея и поцеловала его руки, называя своим спасителем и освободителей ниспосланным самим Богом.

– Это неправильно, дитя мое. Ты должна быть признательна только моей наставнице-собаке, а не мне.

Девушка в точности исполнила его желание и обняла шею Бран своими нежными руками. Как бы понимая ее чувство, собака помахивала хвостом и ласково лизала ее миловидное личико.

– Все это становится чрезвычайно нелепым, – заметил Рафаэль. – Я должен уйти, Бран.

– Ты хочешь удалиться? Неужели ты покинешь здесь старика, оставив его на верную гибель?

– А не все ли равно? Смерть – самое лучшее, что его ожидает.

– Да, ты прав… Это самое лучшее, – прошептал воин, молчавший до тех пор.

– О Боже! Но ведь он мой отец!

– Ну так что же?

– Он мой отец.

– Прекрасно! Верю…

– Ты должен спасти его. Ты обязан, говорю я.

И в порыве возбуждения девушка схватила руку Рафаэля. Он пожал плечами, но, почувствовав странное влечение к прекрасному созданию, решил повиноваться.

– Не имея никаких определенных занятий, я могу приняться за это дело так же, как и за что-либо иное. Куда проводить вас?

– Куда хочешь. Наше войско разбито, воины погибли… По праву войны – мы твои пленные и готовы следовать за тобой.

– Что за жалкая судьба! Вот еще новая ответственность! Почему это я не могу ступить ни шагу, чтобы живые существа, начиная с блох, не цеплялись за меня? Почему судьба заставляет меня заботиться о других, тогда как я и о самом себе не хочу заботиться? Я дарую свободу вам обоим. Мир достаточно просторен для всех нас, а я, право, не требую выкупа.

– Ты, вероятно, философ, мой друг?

– Я? Избави Боже! Я только что выбрался из этой трясины и нахожусь на противоположном берегу! Философия бесполезна в мире, где живут только глупцы.

– Ты и себя к ним причисляешь?

– Без сомнения, достойный воин. Не думай, что я представляю какое-либо исключение. Если я могу что-либо совершить в доказательство своего безумия, то никогда ее отказываюсь от такого удовольствия.

– Ну, так помоги мне с дочерью добраться до Остии.

– Удачное испытание! Представь себе, моя собака совершенно случайно направилась по той же дороге! По-видимому, ты тоже не лишен значительной доли человеческой безрассудности и потому годишься мне в товарищи. Надеюсь, ты не причисляешь себя к мудрецам?

– Богу известно, что нет! Разве я не принадлежу к армии Гераклиана?

– Прекрасно. А вот эта молодая особа, вероятно, из-за тебя лишилась рассудка?

– Возможно. Таким образом мы, три безумца, вместе отправимся в путь.

– И величайший дурак, по обыкновению, окажется опорой и руководителем прочих. Но в моей семье числится уже девять щенят. Я не в силах нести и тебя, и их.

– Я возьму щенят, – предложила девушка.

Умная Бран отнеслась с некоторым сомнением к такой перемене, но затем успокоилась и просунула голову под руку девушки.

– Ого, ты ей, значит, доверяешь, Бран? – тихо спросил Рафаэль. – Право, мне придется отказаться от твоего руководства, если ты потребуешь и от меня такой же наивности. А вон там бродит мул без седока. Мы можем воспользоваться его услугами!

Рафаэль поймал мула, посадил раненого на седло, и маленькая группа двинулась в путь. Они покинули большую дорогу и свернули на боковую тропинку, которая, по словам воина, хорошо знавшего местность, должна была кратчайшим путем привести их в Остию.

– Мы спасены, если достигнем цели до заката, – произнес он.

– А пока, – возразил Рафаэль, – нас охраняет моя собака и кинжал. Кинжал отравлен, о чем я уведомляю всякого встречного. Таким образом мы оградим себя от мародеров.

«Но все-таки, как глупо было с моей стороны вмешиваться во все это дело – продолжал размышлять молодой еврей. – Какой интерес может представлять для меня этот старый бунтовщик? Если мы будем настигнуты и схвачены, мне грозит самое меньшее, смерть на кресте за то, что я способствовал бегству этой парочки. А все-таки довольно странно, что в этом дурацком путешествии я наткнулся на этого почтенного старика, да еще с молоденькой дочерью. Посмотрим, к какому разряду блох они относятся!»

Раздумывая о старике, Эбен-Эзра невольно думал и о его дочери и то и дело поглядывал на нее. Эта девушка была красива, очень красива. Правда, черты ее не были столь правильны, как у Ипатии, в фигуре не было той величественности, но зато в лице выражались бодрость, решительность и нежная задумчивость, – сочетание, которого ему еще не приходилось встречать в человеческих лицах.

• Предыдущая
• 32/78
• Следующая