Драгоценности - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 15
- Предыдущая
- 15/98
- Следующая
– Скоро твой день рождения, Коломбина. Я хочу устроить праздник.
– Эдуардо, ты слишком добр…
Герцог улыбнулся, удовлетворенный тем, что Петра усвоила сдержанность и хорошие манеры.
– Через две недели, дорогая, в театре «Сан-Карло» будет премьера оперы…
Петра просияла. Опера! Она вспомнила вечер, когда стояла в тени колонн, наблюдая за нарядными людьми, входившими в театр. В ту пору Петра даже не мечтала оказаться среди них. И ни разу не посмела попросить об этом герцога. А сейчас он сам пригласил ее! Эдуардо угадывал самые заветные ее желания, даже невысказанные. Она смотрела на него с восхищением, а он продолжал:
– Мария будет петь в «Риголетто» вместе с Ланконой. Тебе понравится. Многие считают Этторе Ланкону самым великим тенором всех времен, ну а Мария, конечно, бесподобна. Пожалуйста, посмотри заранее партитуру с учителем музыки, и тогда ты по-настоящему оценишь оперу. Кстати, тебе нужно новое платье. Завтра я пришлю портного.
Петра схватила его за руки, и они закружились, весело смеясь и целуясь.
– Это будет мой самый прекрасный день рождения! – Петра задыхалась от волнения. – Самый расчудесный. – Ее переполняло желание выразить герцогу благодарность. – Пойдем наверх, Эдуардо. Позволь и мне сделать тебе подарок.
В спальне он обнял ее.
– Нет, – возразила Петра. – Ты всегда был моим учителем, а сегодня предоставь инициативу мне. – Она легонько подтолкнула его к широкому креслу рядом с камином, налила ему бокал вина, а сама присела к туалетному столику и начала представление, в основе которого лежал еще не слишком богатый опыт, чтение любовных романов, разговоры с Марией и… желание понравиться. Но прежде всего Петрой руководил инстинкт, свободный от любых запретов.
Петра вынула гребни и тряхнула головой. Темные локоны пушистым облаком окутали ее. Напевая какую-то мелодию, она встала, томно сняла нижние юбки, и они с тихим шелестом упали к ее ногам.
Герцог откинул голову и прищурился, наблюдая за каждым ее движением и медленно потягивая вино. Посмотрев на его бедра, Петра улыбнулась: ее усилия не пропали даром.
Подойдя к герцогу, она повернулась к нему спиной.
– Расшнуруй мне платье. – Герцог поднялся и освободил ее от одежды. Он оставил на Петре только кулон, подаренный им неделю назад, – изумруд на золотой цепочке.
Петра расстегнула его сорочку и запустила пальцы в жесткие волосы на груди. Потом, притянув герцога к себе, выпустила на волю то, что более всего интересовало ее. Опустившись на колени, Петра провела языком по пенису, будто пробуя на вкус экзотический фрукт. Потом снова усадила герцога в кресло и опустилась на него сверху. Минуту она сидела неподвижно, затем начала двигаться, грациозно, как в танце. Впервые в их любовной практике Петра сама устанавливала ритм и видела, что это возбуждает герцога больше обычного.
Наблюдая за ним, за его лицом, дыханием, даже сердцебиением, она старалась доставить наслаждение и ему, и себе. Их одновременно захлестнули волны экстаза, взорвавшиеся ослепительным фейерверком.
Отдышавшись и придя в себя, герцог с удивлением сказал:
– Ты великолепна, маленькая голубка! Я сотворил совершенную женщину и могу считать, что выполнил свое назначение в жизни.
– Я благодарна тебе, Эдуардо. Ты действительно создал меня, и я всегда буду любить только тебя.
– Нет, Коломбина.
Пораженная горечью в его голосе, Петра посмотрела на герцога. Он печально улыбнулся.
– Ты еще очень молода, Петрина. Я знаю о мире больше, чем ты, поэтому уверен, что однажды ты покинешь меня.
– Нет, Эдуардо. Никогда!
– Тихо. – Он пригладил ее волосы и нежно провел пальцем по щеке. – Ты уйдешь от меня, моя любовь, потому что должна это сделать. Разве я мог сотворить тебя только для себя одного? Придет день – а он обязательно придет, – и ты пожелаешь большего. Я не буду стоять на твоем пути.
Петра попыталась возразить, но герцог приложил палец к ее губам.
– Кто-то однажды предложит тебе лучшее будущее, чем могу предложить я, и ты обрадуешься этому, потому что я научил тебя ценить каждое мгновение жизни. Ты дала мне очень ценный дар, моя Петра. Твоя свобода – это мой дар тебе.
Она испугалась, ибо не могла представить себе жизнь без того, кто стал средоточием ее мира, и крепко прижалась к герцогу.
– Не говори о будущем, – попросила Петра. – Есть только настоящее. Люби меня снова… и снова.
– С наслаждением, синьорина. – Герцог сжал ее в объятиях.
Оставалось две недели до дня рождения, а Петра уже довела портного почти до безумия своими идеями, фантазиями и капризами. Сделав дюжину эскизов, она наконец решила, что должна выглядеть старше и гораздо опытнее, чем на самом деле. Ей хотелось ощутить себя искушенной женщиной, как те, кого она видела той давней ночью, когда пряталась около театра.
В конце концов Петра остановилась на платье из переливчатого фиолетово-голубого шелка с глубоким декольте, отделанным серебристым кружевом. Четыре дня она расхаживала по дому в новом наряде, пока не убедилась, что не наступит на широкую юбку и не упадет на ступеньках театра.
В назначенный вечер герцог приехал за ней в большой карете, запряженной парой белых жеребцов. Петра спустилась навстречу ему в холл, прикрыв плечи накидкой из русских соболей и натянув длинные шелковые перчатки голубино-серого цвета. Антония уложила ее волосы в высокую прическу, и локоны соблазнительно выбивались из-под венка с цветами апельсина. В ушах Петры сверкали бриллиантовые серьги, подарок герцога, в руках она держала шелковый веер, пользоваться которым ее научила Мария. Девушка сияла от счастья.
– Великолепно! – воскликнул герцог и достал из кармана небольшую коробочку, перевязанную серебристой ленточкой. – На память о сегодняшнем событии, – пояснил он.
Развязав ленточку, Петра увидела прекрасную брошь в форме птицы. Сердце было сделано из редкого розового бриллианта, а лапки – из рубинов.
– Знаешь про феникса, Петра?
– Это мифическая птица, восставшая из пепла?
– Сегодня вечером завершилось твое превращение. Ты восстала из пепла того ада, в котором родилась, и совершенно преобразилась. Поэтому феникс – твой символ. Ты всегда будешь высоко парить. – Он приколол брошь к накидке.
– Я люблю тебя, Эдуардо, – тихо сказала она.
– Я запомню это навсегда, – серьезно ответил герцог и подсадил ее в экипаж.
Подъехав к театру «Сан-Карло», Петра постаралась сдержать свой пыл. Самый знаменитый оперный театр в Европе, более известный, чем «Ла Скала» или «Ла Фениче» в Венеции, сверкал огнями. Изысканно одетые дамы, украшенные драгоценностями, оживленно обменивались репликами перед началом спектакля.
– Внутри все из дерева, – объяснил герцог. – Даже мрамор – это искусно окрашенное дерево. Поэтому в театре такая великолепная акустика.
Когда они вошли в ложу, на них наставили множество серебряных лорнетов и театральных биноклей. Герцог кивнул одному или двум приятелям, а всех прочих словно не заметил. Богатый, изысканный, он появлялся в обществе с прекрасными любовницами и сразу становился центром внимания. Но сегодня на него смотрели с особым восхищением.
Петра пыталась держаться так же спокойно, как и ее спутник, хотя это давалось ей с огромным трудом. Девушка слышала тихие вопросы: «Кто она?» «Думаете, испанка?» «Посмотрите на волосы и осиную талию, – прошептала женщина в ближайшей ложе. – Она, должно быть, родственница императрицы Елизаветы».
Герцог взял накидку Петры, и она улыбнулась ему так ослепительно, что мужчины, видевшие это, затрепетали от восхищения.
– Я хочу послушать Ланкону, – сказал герцог, усаживая свою даму. – Говорят, он строен, а это редкость для тенора. Полагаю, он знает тайну, как сохранить хороший голос, не растолстев.
Свет погас, оркестр взял первые аккорды, и занавес поднялся. Смущение Петры тотчас исчезло. Она во все глаза смотрела на сцену, поскольку никогда не представляла себе ничего более прекрасного и величественного.
- Предыдущая
- 15/98
- Следующая
