Драгоценности - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/98
- Следующая
– Все было совсем не так. – Стив застонал, как раненое животное.
– А как? Отправив жену в ад, ты спрятал состояние и ждал, пока она умрет, чтобы наслаждаться потом своим богатством? Как все было, ублюдок?!
– Это был ад. И он продолжается.
– Продолжается? Ты хочешь сказать, что ты в аду? Где же он, твой ад? – Джозеф схватил зятя за пиджак, но Стив оттолкнул его, и старик упал.
– Перестань! – заплакала Беттина, обхватив голову руками и съежившись в кресле. – Петра, пусть они прекратят.
Пет обняла мать.
– Все хорошо, мама, все хорошо. – Она взглянула на мужчин. – Посмотрите, что вы с ней делаете, и перестаньте ссориться. Сейчас же!
Стало так тихо, что было слышно только тяжелое дыхание Джозефа, всхлипывания Беттины и финальные аккорды первой симфонии Малера.
Стив смотрел на жену, свекра, дочь. Что сказать им? Как объяснить им то, чего он сам не понимает. Ведь ему не удалось найти украденное наследство, он не смог продать свою единственную драгоценность и воспользоваться ею. Чувство вины, злость, стыд, напряжение – все это терзало и мучило его.
Они все смотрели на него, ждали и надеялись услышать объяснение, но Стив молчал. Внезапно он стал задыхаться. Ему больше нельзя оставаться здесь. Надо уйти. Стив схватил пальто и выбежал из квартиры.
– Стефано? – прошептала Беттина. – Папа? Куда он пошел, папа?
– В ад, надеюсь, – буркнул Джозеф. – Но не волнуйся, Тинта, мы позаботимся о тебе. Он нам больше не нужен.
– Стефано, – позвала Беттина. – Петра! Папа! Я хочу к мамочке. Петра, мой ребенок. Где мой ребенок? Отдайте мне моего ребенка!
Она завыла. Пет хотелось заткнуть уши и спрятать голову под подушку. Но она попросила деда принести матери лекарства и, взяв ее за руки, повторяла:
– Я здесь, мама. Это Петра, я здесь. Со мной все хорошо. Я твой ребенок, мама. Все хорошо, у нас все хорошо.
Только через час Беттина успокоилась и заснула. Пет стояла и смотрела на беспорядок в комнате. Пахло горелым пирогом. Брошка-русалка лежала на полу. Пет опустилась на колени и подняла ее.
Так и не поднимаясь с колен, она смотрела на то, что осталось от их веселого Рождества.
Глава 8
Стив не вернулся. Один из его полупьяных приятелей-итальянцев явился к ним через несколько дней после Рождества за его одеждой и другими вещами. Он дал им клочок бумаги с адресом квартиры, которую снял Стив, но Джозеф был слишком зол, чтобы встречаться с зятем, а Пет слишком обижена на отца.
Ее настроение становилось все хуже с каждым днем. Она пыталась понять, почему Стив так поступил в далеком 1960 году. И почему сейчас сбежал вместо того, чтобы все объяснить. Откуда взялась драгоценная половина флакона, почему отец так долго прятал ее и называл дьявольской?
Ответов не было, и в конце концов Пет перестала терзать себя мучительными вопросами. А вскоре у нее возникли другие тревоги.
На следующий день после Рождества Пет замерла на пороге комнаты матери, увидев, что та методично отламывает крылья у рождественского ангела из папье-маше.
– На вид ты такая милочка, – злобно бормотала она, – но я разгадала тебя. Я знаю, что ты шлюха, негодная маленькая шлюха. – Отломав крылья, Беттина начала сдирать шелковую одежду. – Шлюха, шлюха, шлюха, – твердила она, разрывая ангела и разбрасывая его части по полу.
Пет уже давно предупредили, чтобы она не плакала при матери, так как это ухудшает состояние Беттины, и она сдержала слезы. Ее охватила невыносимая безнадежность, с которой было трудно совладать.
– Мама? – Пет коснулась ее плеча.
Беттина вздрогнула так, будто обожглась, и отпрыгнула, взмахнув руками.
– Нет! Я не буду, не хочу. Убирайся. Не трогай меня.
Пет отошла.
– Все хорошо, мама. Никто больше не тронет тебя, никто не причинит тебе вреда.
Беттина металась, ее взгляд обежал маленькую комнату, словно она искала опасность.
– Нет, нет, нет, – бормотала она.
– Тише, мама, – успокаивала ее Пет. – Пойдем в постель. В спальне безопасно. Они не найдут тебя там.
Беттина позволила дочери взять себя за руку и повести в спальню. Она легла, приняла лекарство и вскоре заснула.
И только тогда Пет дала волю слезам. Она рыдала, считая, что все ее надежды рухнули.
А Беттина снова погрузилась в мрачный мир прошлого.
Пет каждый день звонила доктору Беттины в Йонкерс. Увы, он не говорил ничего утешительного. Пет уже привыкла к поражениям, но и сейчас не прекращала попыток вернуть мать к нормальной жизни.
Ее незаменимым другом стала Джесс, приехавшая в Нью-Йорк на каникулы. Эта девочка постоянно поддерживала Пет, и та впервые в жизни осознала, как плохо ей было одной. Они разговаривали часами, и Пет делилась с Джесс всем, что накипело на душе. Злостью на отца, покинувшего семью, тревогой за деда, все более дряхлевшего. Пет поняла, что настоящий друг всегда выслушает ее и не осудит, а когда нужно – даст хороший совет.
Через неделю после Рождества Пет решила ненадолго отлучиться из дома, чтобы вручить Джесс сделанный своими руками подарок – серебряные филигранные серьги. Она решилась оставить мать, поскольку та спала и скоро должен был вернуться дедушка.
Но, вернувшись, Джозеф обнаружил, что вся квартира уставлена горящими свечами. Горячий воск залил все, а кое-что и прожег. Пламя одной свечи уже подбиралось к занавеске. Посреди комнаты стояла на коленях Беттина.
– Ийс-ка-дал в ийс-ка-даш…
Это был Каддиш, иудейская молитва за мертвых. Джозеф не подозревал, что дочь знает ее. Он и сам слышал эту молитву лишь однажды, когда умер его тесть.
Тонкая грань, отделявшая Беттину от безумия, была поколеблена, и Джозеф опасался, что навсегда. Он тут же позвонил в Йонкерс, и через неделю после Нового года Беттина вернулась в больницу.
Их квартира опустела, и Джозеф сразу постарел на десять лет. Он ел, спал и работал, но не ходил в голландский клуб, не читал, не курил свою трубку, считая невозможным позволить себе даже маленькое удовольствие, когда его дочь так ужасно страдает.
Джесс вернулась домой. Она просила мать позволить ей остаться в Нью-Йорке, поскольку Пет нуждается в помощи, но Салли отказала. Джесс хотела симулировать приступ диабета, но Пет убедила ее не делать этого.
Оставшись одна, Пет старалась занять себя чем угодно, лишь бы не думать. Она училась, готовила домашние задания, вела хозяйство и каждый день ходила в мастерскую Джозефа, пытаясь создать там что-то стоящее.
Стив постоянно звонил им, но Джозеф сразу же опускал трубку. Пет тоже отказывалась разговаривать с отцом. В конце концов Стив перестал звонить, но каждые две недели присылал чек на имя Пет. Ей очень хотелось разорвать эти чеки, но врожденная практичность удержала Пет от этого.
Здравомыслящая Джесс убедила подругу изменить отношение к отцу.
– Ты несправедлива к нему, – сказала она Пет через пять месяцев после ухода Стива.
– А я и не хочу быть справедливой, – отрезала Пет, но ее голос прозвучал не слишком уверенно. Злость постепенно прошла, и она очень скучала по отцу.
– Черт побери, Пет! Я мечтала бы иметь отца, который так заботился бы обо мне, поддерживал меня, когда я болею, и рассказывал сказки со счастливым концом, если у меня появляется страх смерти… А мой только вызывает доктора и флориста и вовремя оплачивает счета.
– Он бросил меня.
– Твой отец запутался и испугался. Прошло уже столько времени. Поговори с ним начистоту.
Внезапно Пет отчетливо вспомнила ласковое лицо отца. Она насмешливо улыбнулась.
– Черт тебя побери, Уолш. Почему ты всегда права?
Стив ответил на ее звонок сразу, будто ждал возле телефона.
– О, bambina, я так рад, что ты позвонила! Я скучаю по тебе.
Слезы покатились по щекам Пет, когда она услышала любимое прозвище.
– И я, папа. И я.
– Мы можем увидеться? Мне надо о многом тебе рассказать.
– Я тоже хотела бы тебе кое о чем рассказать, папа.
- Предыдущая
- 38/98
- Следующая