Госпожа моего сердца - Кинсейл Лаура - Страница 25

• Предыдущая
• 25/97
• Следующая

– Сейчас, – сказал кто-то другой, – ракушки не должны так быстро портиться.

– Запах другой, – упорствовал Рук. Ему никто не ответил.

– Генри, – сказал резко, но негромко Рук, – ты покинул свое дежурство, не дожидаясь смены. – Он сделал шаг и, схватив виновного за воротник, вытащил его в середину. Прежде, чем Генри успел куда-нибудь юркнуть, Рук закатил ему такую затрещину, что тот полетел наземь. – Том Уолтер! – закричал Рук своему военному помощнику. Тот быстро поднялся на ноги. – Связать его и его напарника, Джона. Десять плетей, как только рассветет. Разжечь костры. И если кто-нибудь будет шуметь и разбудит ее величество, связать и дать двадцать плеток. – Он ткнул рукой в сторону Аллегрето. – Этого тоже стеречь.

Он сделал паузу, чтобы проверить, не последует ли неповиновение с их стороны, но Уолтер повернулся и пошел к Джону исполнять его приказание. Аллегрето неподвижно сидел в темноте.

Рук посмотрел на шатер и заметил, что между полосками ткани, прикрывавшими вход, показалось бледное лицо. Он понизил голос почти до шепота.

– Моя госопжа, ее никто не беспокоил?

– Побеспокоили, – ответил насмешливый голос принцессы. – Разве можно спать в этом шуме? Что происходит? Где Аллегрето?

Тот издал какой-то странный звук.

– Ваше величество, ничего особенного, – ответил Рук. – Прошу вас вернуться в шатер и отдыхать дальше.

Но вместо этого она накинула на себя накидку и вышла из шатра.

– Так в чем дело? – повторила она требовательно.

– Ночью умер мой оруженосец.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на него расширенными глазами.

– Моя госпожа! – Аллегрето стонал с какими-то жалостливыми интонациями, словно причитая. – Чума!

– Он умер не от чумы, ваше величество, – немедленно возразил Рук. – Запах совсем иной.

– Запах! – повторила она.

– Да, моя госпожа. Вам никогда раньше не был знаком чумный запах?

Она молчала некоторое время, затем решительно подняла руку.

– Откройте его.

– Зачем? В этом нет необходимости, – попробовал отговорить ее Рук. – Он съел испорченных моллюсков и подавился от рвоты.

– Откройте его, – отрезала она.

Рук наклонился. Раз ей так надо, пускай посмотрит. Нужно только следить за тем, как она это воспримет.

Однако она перенесла увиденное довольно стойко. Более того, чтобы лучше все рассмотреть, она потребовала огня.

Никто не двинулся. Рук сам взял факел и зажег его, затем подошел и стал светить. Она встала на колени и приподняла твердеющую руку Пьера.

– Бедняга, как ему было плохо, – наконец сказала она.

Руку показалось, что она говорила это от души. В ее голосе звучала неподдельная жалость и еще какое-то сожаление. Затем она встала и повернулась к Аллегрето.

– Пошли спать, мой дорогой. Ему уже не поможешь. – Она сделала шаг в его направлении. Аллегрето задохнулся от переполнявших его чувств и попятился в сторону. Из его горла вырвался какой-то хрип. Она поманила его.

– Пошли, не будь глупцом. Этот человек умер от ракушек. Пошли, ляжем рядышком.

– Госпожа… – жутким шепотом ответил тот.

Рук увидел, как она медленно стала приближаться к нему. Это привело Аллегрето на грань приступа. Сейчас она явно делала все только из жестокости. Конечно, как и Рук, она была уверена, что это не чума. В противном случае она не стала бы трогать Пьера.

– Ты не любишь меня, Аллегрето? – прошептала она обиженным тоном, продолжая приближаться к нему и протягивая ему руку. – А я вот все еще люблю тебя.

Аллегрето застонал и бросился от нее.

– Не трогайте меня! – завопил он. – Отойдите!

Она остановилась.

– Я не подойду, – ответила она искаженным голосом. – Я не стану подходить.

Принцесса Меланта слегка покачнулась и обернулась к Руку.

– Помоги мне… помоги дойти до моего шатра. Я чувствую слабость.

Прежде чем Рук сумел что-либо вымолвить, она рухнула на колени. Он бросился к ней, подхватил ее обмякшее тело, встал, держа ее в руках, и, потрясенный происшедшим, стал внимательно глядеть на ее обнаженную шею.

Страх с новой силой охватил его. Он понес ее в шатер, ничего не видя перед собой. В ушах у него звенело, глухо отдавались удары сердца. Он уложил ее на мягкие подстилки, позвал ее фрейлину – наверное, кричал при этом – но из-за сильного сердцебиения не мог расслышать, ответил ли кто-нибудь.

Нет, никто не ответил. В абсолютной темноте шатра ему совершенно ничего не было видно. Он пошарил рукой, нашел фонарь, высек искру, ударив кремнем по стали. Затем зажег фонарь. В его свете он увидел ее. Она улыбалась ему, опираясь на локоть и подняв палец, призывая молчать.

От удивления он буквально открыл рот, а затем его охватил гнев. Он резко встал, коснувшись головой шелкового потолка. Меланта подняла руку, точно собираясь удержать его, но Рук был слишком взбешен. Он схватил фонарь, рывком откинул полог и бросился наружу.

– Моя госпожа прекрасно себя чувствует, – проговорил он сквозь зубы и, кивнув в сторону Пьера, сказал: – Мне нужно два человека, чтобы похоронить его.

Никто не двинулся с места. Аллегрето скользнул в тень. И даже помощник Рука сделал шаг назад.

– Он будет являться к нам, – пробормотал кто-то.

– Будьте вы прокляты! – зарычал Рук. – Не нужно мне вашей помощи, шайка презренных трусов. Я сам похороню его с помощью монахов. – Он поднял тело Пьера и повернулся к своему коню. Коню не нравился груз, он раздувал ноздри, подозрительно втягивая воздух. Но, вообще-то, он был достаточно приучен перевозить мертвые тела, так что в конце концов успокоился. Рук взял его под уздцы и в неясном лунном свете повел его в сторону смутно вырисовывающихся вдали деревьев, прося прощение у Бога и у души Пьера за то, что собирался сделать.

Никаких монахов поблизости не было. Ближайший монастырь находился еще так далеко, что он ни разу не слышал колоколов его церкви. Он просто хотел избавиться от этих испуганных лиц, разговоров о чуме. Ему хотелось уединения и покоя, чтобы похоронить Пьера без суеты. Ему было необходимо самому копать землю, так, чтобы заныли мышцы и заболели руки – пусть болит его тело, а не душа.

Он совсем не боялся привидений. Он похоронил всю свою семью в неосвященную землю, и единственное, что посещало его с тех пор, это их слабые голоса, которые стонали в болезненном бреду. Бедный немой Пьер не имел даже этого.

Меланта спала. Она пыталась проснуться, но снова погружалась в сладкий сон без сновидений. Часть ее сознания, которая никогда полностью не засыпала, подсказывала ей, что нужно было срочно пробуждаться и вставать, но, кажется, она потеряла способность управлять своим телом. Снова и снова она погружалась в покой и уют забытья.

Весь шатер был залит светом, окрасив находящиеся в нем предметы в розовый цвет. Это удивило, а затем потрясло ее, и она все-таки заставила себя вернуться к действительности. Как трудно это оказалось. Труднее, чем когда-либо.

Что-то изменилось, но что, она никак не могла понять. Наконец Меланта совсем избавилась ото сна, и вдруг поняла, что она совсем одна. Не было Аллегрето, который никогда не отходил от нее, не было тихо снующей Кары.

Весь лагерь был каким-то необычайно тихим. Ее Зеленый Рыцарь всегда старался изо всех сил утихомирить отряд, чтобы, она это знала, дать возможность его госпоже насладиться утренними часами сна. Но сейчас он, кажется, преуспел сверх всякой меры. Ни разговоров, ни даже шагов, ни звуков загружаемых или разгружаемых вещей.

Значит, она всех переспала. Или же они все еще не отошли от ночных страхов и сидят в подавленном состоянии. Она вздохнула и потянулась, наслаждаясь свободой и покоем.

Меланта улыбнулась, вспомнив, как ее рыцарь, глаза которого выражали презрение, очень вежливо и обходительно говорил с ней. Да, он презирал ее. Презирал, но, все же, желал ее.

Это было совсем новое сочетание чувств для Меланты. Она не привыкла к презрению в свой адрес. По крайней мере, не от мужчин, испытывавших к ней страсть. Она бы даже хотела попробовать развить отношения с ним, если бы не Аллегрето. И не Джиан.

• Предыдущая
• 25/97
• Следующая