«Белая чайка» или «Красный скорпион» - Кирицэ Константин - Страница 28

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая

Дверь шкафа была заперта. Он не помнил, запирал он ее или нет, не помнил и где ключ. В карманах ключа не было, в замке дверцы тоже, может быть, он его оставил на столе или на какой-нибудь полке, куда-нибудь засунул или потерял на пляже. Надо было взламывать дверцу. Стараясь не слишком шуметь, он приставил левое плечо к одной створке, взялся правой рукой за другую и стал пытаться их раскрыть, постепенно наращивая силу. Дверцы поддались неожиданно и с большим шумом. Раздался металлический щелчок замка, а затем, словно эхо, послышался другой, странный звук. Не эхо… Тихо стучали в дверь номера. А за окном, казалось, собиралась новая буря. Под вспышки ослепительных молний все ближе и ближе раздавались оглушительные раскаты грома… Стук в дверь тоже становился все настойчивее и громче. Задергалась дверная ручка. Делать было нечего. Нужно реагировать. В два бесшумных прыжка журналист оказался у двери, схватил ручку и резко рванул дверь на себя. Перед ним стоял Ион Роман.

— А-а-а. Это вы… — успокоился Владимир Энеску и пригласил гостя войти. — Прошу простить. Этот мрак — сущее наваждение…

— Я к вам уже приходил, — с упреком сказал Ион Роман. — Час назад, но никто не ответил. Хотя вроде виднелся свет…

— Мне показалось, что я слышу стук в дверь, но я не в состоянии был встать с кровати. Ноги будто бы свинцом налились…

— Под впечатлением… несчастного случая?

Тон вопроса Иона Романа был странным, а выдержанная им пауза могла подразумевать своего рода официальное предупреждение. Владимир Энеску испугался, что не сдержит себя и взорвется.

— Было бы лучше, если бы вы остались счетоводом, — произнес он. — Думаю, вы понимаете, что я хочу сказать… Не знаю, что меня вынудило сказать вам об этом.

Ион Роман ничего на это не ответил. Ни словом, ни жестом, ни взглядом. По примеру Тудора он укрылся в полумраке.

— Коль скоро вы здесь… — продолжал журналист, наугад перелистывая толстую тетрадь в черной кожаной обложке. — И поскольку у меня больше нет сил марать бумагу… Иногда полезно просто выговориться… Не странно ли? Я исписал десятки страниц, часто за этим занятием меня заставал рассвет, но не хотелось выпускать перо из рук. Здесь собраны мои идиотские впечатления… Не идиотские, а банальные, ибо ничего значительного за неделю, которую я тут провел, не случилось. Ничего значительного, но при этом я исправно делал записи каждый вечер, словно творил молитву… И больше не в состоянии вывести даже восклицательного знака…

— Понимаю… — сказал Ион Роман. — Вы, как бы сказать, вели своего рода дневник. Это уже кое-что…

— Не что иное, как набор пошлостей. Странно — писал о всякой ерунде, а когда дошел до драмы, меня словно паралич разбил…

— Это эмоции, — попытался помочь Ион Роман. — Вы были друзьями, проводили вместе время… Все произошло внезапно, в один кошмарный момент.

— Мне подумалось то же самое — сцена кошмара, но главную роль в ней сыграл кто-то другой… Я видел, как Раду в бессилии заметался в нескольких метрах от яхты… Я бы доплыл к нему, но помешал водоворот Большого омута. Я еле выбрался на берег. А Пауль уже преодолел вал и приближался к лодке…

— Я видел Раду в бинокль, — сказал Ион Роман. — Помню его лицо: сплошной ужас, маска дикого ужаса…

Владимир Энеску больше не мог сдерживаться.

— Нет! Я не верю, что Раду утонул. Не могу в это поверить. Я обратил внимание на его ноги, когда Пауль вытащил его на берег. Именно поэтому я не могу написать ни строчки. На его лодыжках будто бы побывали железные кандалы. Видны следы. Раду не утонул. Его утопили. Кто-то утащил его на дно.

— Я тоже об этом подумал, — сказал Ион Роман, тронутый искренностью журналиста.

— Я видел, что вы рассматривали его лодыжки. И был уверен, что вы заметили эти кольцевидные следы…

— Да, — признал сыщик. — Я их заметил. Может быть, даже искал. Но мы не имеем права руководствоваться одними чувствами, впечатлениями или внешними признаками. Мы должны искать факты, которые бы содержали в себе ответы на некоторые холодные, ясные и безжалостные вопросы: кто? зачем?

— Я понимаю вас. Меня тоже преследуют эти вопросы. Но я не вижу никакого ответа…

— За прошедшую неделю ничего не случилось? — спросил Ион Роман. — Вы дольше всех живете в гостинице. Не обратили ли внимания на какие-нибудь факты или события, которые могли бы подсказать нам ответ? Как правило, человека не убивают в момент ярости или секундного затмения. Почти каждое убийство является следствием постепенного процесса, особенно в нашем случае, если, конечно, факт убийства подтвердится. Для того, чтобы утопить человека на глазах у свидетелей, требуется значительное хладнокровие, нужны подготовка и решительность, так как дело это весьма рискованное.

— Это — не результат минутной вспышки ярости…

— Вы могли бы здорово нам помочь. Попытайтесь вспомнить, не приключилось ли за последние дни с Раду Стояном чего-нибудь особенного, какой-нибудь конфликт, ссора…

Владимир Энеску бросил тетрадь на кровать:

— Не хочу даже думать об этом! Это значило бы искать преступника здесь, среди нас. Это слишком!.. Такое преступление не может быть совершено на почве заурядного конфликта или ссоры… Может быть, я непоследователен и нелогичен. Но я предпочел бы несчастный случай…

— И я бы предпочел несчастный случай, — сказал Ион Роман. — Но мы не можем руководствоваться предпочтениями. Парень погиб на наших глазах, и это нас кое к чему обязывает… Не только к бдению у тела усопшего…

— Не знаю… — вымученно произнес Владимир Энеску. — Не знаю. Раду действительно за последние дни сильно изменился. Казался беспокойным, неуверенным, испуганным, но причины для этого были, и вполне обычные… Извечные конфликты чувств…

— Кое-что я тоже заметил, слышал разные разговоры. Если бы вы могли припомнить детали…

Журналиста опять было охватило чувство протеста, он напрягся и покрылся испариной.

— Только не это! — ужаснулся он. — Это все равно что подсматривать в чужую постель и при этом еще фотографировать. Если бы я был хоть в чем-то уверен…

Ион Роман понял, что дальнейшие разговоры бесполезны. Лучше было оставить журналиста одного… с вопросами, возникшими в ходе беседы, с растущим беспокойством и коварной бессонницей. Уже у порога он обронил:

— Дай бог, чтобы нам не пришлось идти дальше этой сентиментальной беседы, чтобы мы оба заблуждались. Но я сильно опасаюсь, что очень скоро придется заглядывать не только в чужие постели, но и под них…

Владимир Энеску внезапно обрел ясность мысли. Слова Иона Романа подействовали на него, как ушат холодной воды. Как их надо было понимать? Как угрозу? Как предупреждение? Как сигнал тревоги? В руках он продолжал мять толстую тетрадь в черной обложке.

22.50

— Я убежден, что он мог бы нам помочь, — сказал Тудор, когда Ион Роман закончил свой отчет. — Все зависит от того, как он воспримет твои последние слова. Сигнал тревоги? Как предупреждение? Как угрозу?

— Ей-богу, — произнес сыщик, — хотелось вырвать тетрадь, и не знаю, совладаю ли я с этим желанием. У меня предчувствие, что из нее можно много выудить… А вот, должно быть, капитан Винтила…

Машина затормозила на полной скорости, а грохот захлопывающейся дверцы напомнил звук выстрела. Капитан по диагонали пересек холл, не заметив, что по пути опрокинул несколько табуреток. Он пытался сохранять спокойствие и тщательно подбирал слова:

— На обратном пути я заехал в морг, — произнес он. — То, что я там узнал — гораздо важнее того, что случилось в порту. Поэтому позвольте начать с конца… Судмедэксперт пришел к твердому убеждению, что смерть Раду Стояна была вызвана не попаданием воды в дыхательные пути, а сердечным приступом. Специальное исследование будет лишь простой формальностью. Термин «твердое убеждение» принадлежит эксперту. Следует отбросить версию самоубийства. Версия убийства не исключается. Однако пока еще нельзя окончательно поставить крест и на версии несчастного случая.

— Существует ли возможное объяснение этого несчастного случая? — спросил Тудор. — Или только гипотеза?

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая