Весь жар - Мэтер Энн - Страница 29

• Предыдущая
• 29/41
• Следующая

Она снова перевернулась на спину и зарылась пальцами ног в покрывало. Противоречивость характера Димитри завораживала ее, и хотя ему ближе к сорока, чем к тридцати годам, Джоанна была абсолютно уверена, что она вовсе не единственная женщина, думающая о нем. Он явно очень опытен. Эти потрясающие поцелуи на пляже говорили о том, что он в делах любви не юноша. Димитри точно знал, как разбудить ее чувства, и каковы бы ни были мотивы его поступка, своей цели он добился. Вывод из всего этого был... какой? Она нахмурилась. Все ясно. Как могли устоять ее чувства к Джимми при таком физическом увлечении Димитри Кастро?

Она резко села на постели. Что толку размышлять об этом, с суровой горечью сказала она себе. Димитри она не интересует, — он сам сказал, что находит ее, Джоанну, наивной и по-детски неопытной. Он так именно и сказал! Зачем же она терзает себя несбыточными мечтами?

Джоанна соскользнула с кровати и нетерпеливо зашлепала к ванной. Она примет душ, приятный холодный душ, а потом оденется, выйдет на патио [8]— и забудет об этом ужасном человеке!

Когда Джоанна вышла, Мариса сидела на патио. Она вопросительно взглянула на приближающуюся к ней сводную сестру. Джоанна решила быть общительной и вежливой, и поэтому, улыбнувшись, сказала:

— Ну как твое горло, Мариса, получше?

Мариса поколебалась, — казалось, она в чем-то сомневается, — а потом ответила:

— Намного лучше, спасибо. Как тебе здесь нравится отдыхать?

Джоанна посмотрела на Марису с нескрываемым удивлением, потом, взяв себя в руки, ответила:

— Очень нравится. Это чудесное место.

— Верно, — кивнула, соглашаясь, Мариса. — Наверное, мне очень повезло, что я здесь живу.

Джоанна с готовностью поддержала миролюбивый тон.

— Конечно же, — согласилась она, устраиваясь в шезлонге. — Целый день ничего не делать, а только греться на солнышке! — Потом она нахмурилась. — Но со временем, думаю, это здорово надоест.

Мариса подумала.

— Вероятно. Но я не думаю долго здесь оставаться после... — она замолкла и только тут полностью повернулась к Джоанне. — Послушай, — обратилась она к сестре, — я знаю, что вела себя довольно глупо с тобой с тех пор, как ты приехала, и хотела бы извиниться. Я разговаривала с отцом, и вдруг мне показалась такой глупостью эта наша вражда.

Джоанна не верила своим ушам.

— Прямо не знаю, что и сказать, — неловко начала она.

Мариса улыбнулась.

— И не говори ничего, — ответила она. — Я ревнивая дура, и это знаю, но... я люблю Константине, и, наверное, потому что ты очень привлекательна, я видела в тебе угрозу своему счастью и ничего не могла с собой поделать.

Джоанна покачала головой. Она представляла, что же такое мог сказать их отец, что так подействовало на ее сестру. Но Джоанна не умела долго обижаться, поэтому приняла извинения Марисы, не вникая в причины, их вызвавшие. А потом они дружно сидели и вели обычные девичьи разговоры. Было приятно обсуждать современную моду с человеком, знающим в этом толк, и, отправляясь переодеваться к ужину, Джоанна подумала, что день, начавшийся столь ужасно, мог в конце концов закончиться так приятно.

В этот вечер Константине ужинал у них, но Мариса не бросала ревнивых взглядов в сторону Джоанны, когда та была вынуждена разговаривать с молодым греком. Однако то, что сообщил Константине, взволновало Джоанну гораздо больше, чем она хотела признать.

Когда они все вместе сидели в гостиной и пили кофе после ужина, он спросил тихонько, так, что слышала только она:

— Что произошло сегодня утром между тобой и Димитри?

Джоанна покраснела и пожала худенькими плечами.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — ответила она, отхлебнув из своей чашки.

Константине поднял темные брови.

— Ты, должно быть, шутишь! — нервно заметил он. — Весь день к нему страшно подойти! Я старался держаться от него подальше... Я боялся за свою жизнь!

— О, не надо преувеличивать! — охнула Джоанна и взглянула в сторону Марисы, призывая ее на помощь, но та, к сожалению, разговаривала с отцом. Впервые со дня приезда Джоанна видела их рядом, и у нее мелькнула мысль: с чего бы это они так сблизились?

Константине сказал что-то по-гречески и поднялся на ноги.

— Хорошо. Очевидно, ты знаешь, о чем я говорю, но не хочешь обсуждать это. А я думал, что мы друзья.

— Но мы и есть друзья! — горячо воскликнула Джоанна. — Ох, Константине, не будь ребенком! Мы с Димитри не нравимся друг другу, вот и все!

Константине прищурился.

— Ты думаешь?

— Какое это имеет значение? — Джоанна покачала головой.

— Это уж решать тебе, Джоанна, — заметил он, пожав плечами.

— Ох, да оставь же меня в покое! — попросила она устало, ей вдруг надоели его расспросы. — Иди побеседуй со своей невестой.

Константине посмотрел на нее обиженно, но послушался, а Джоанна откинулась на спинку кресла и постаралась забыть всех братьев Кастро.

Следующие два дня были приятными. Теперь, когда Мариса перестала дуться, Джоанна нашла ее прекрасной подружкой. Она плавала, как рыба, ныряла, даже каталась на водных лыжах, хотя и не могла продемонстрировать свои способности, так как Джоанна не умела водить катер на требующейся для этого скорости. Но они вместе купались и загорали, много говорили о своей жизни и своих всевозможных увлечениях. Марису интересовало все о Джимми, она без конца расспрашивала сестру, выясняя малейшие подробности о человеке, за которого та собиралась замуж. Ей интересно было знать о жизни семейных пар в Англии, так как в Греции женщинам было твердо отведено место дома, и, когда Джоанна объяснила, что она намеревалась продолжать работу после медового месяца, Мариса пришла в ужас.

— И ты не возражаешь? — спросила она удивленно.

— Конечно, нет, — улыбнулась Джоанна. — Кроме того, для женщины недостаточно одной работы по дому.

— Но ведь у вас наверняка будут дети, — стояла на своем Мариса.

— Не сразу, и не так много, как ты, возможно, воображаешь, — несколько сухо заметила Джоанна. — Британские семьи обычно бывают небольшими.

Мариса покачала головой.

— Мне бы это не понравилось, — твердо заявила она. — Я хочу всегда быть дома и заботиться о Константине, делать все для него: готовить еду, следить за одеждой. И еще хочу много детей. Константине говорит, что единственный ребенок всегда одинок, как я.

На ум Джоанне непрошенно явился Димитри. Не приходилось сомневаться, что именно таковы и его взгляды, хотя он, кажется, никогда не считал женитьбу целью в жизни.

— Скажи мне, — вдруг спросила Джоанна, — почему ты единственный ребенок? Я хочу сказать... я так поняла, что наш отец хотел иметь много детей...

— Да, верно, — кивнула, вздыхая, Мариса. — Но мама очень болела, когда я родилась, и ей запретили еще иметь детей.

— Понимаю, — Джоанна склонила голову. — Должно быть, для нее... для них обоих это было очень тяжело... смириться с этим.

Мариса пожала плечами.

— При данных обстоятельствах, может, это и неплохо, — грустно заметила она и нахмурилась. — Когда отец только заболел, он считал, что это несерьезно, понимаешь, и продолжал работать. Но через некоторое время его здоровье настолько ухудшилось, что он уже не мог больше трудиться. Мы жили в Афинах. Там очень красиво. И жизнь намного интереснее!

Голос ее звучал мечтательно, и Джоанна посочувствовала младшей сестре. В конце концов, прелести Дионисиуса необходимо с кем-то делить. Единственному ребенку, каким была Мариса, на острове вдвойне одиноко. Возможно, ее собственная жизнь в Англии не полна развлечений, но, по крайней мере, у нее есть возможность встречаться со множеством людей.

Во вторник вечером Димитри пришел на виллу навестить ее отца, но уже после ужина, когда Мэтью был в своей комнате, Джоанна не видела его. Он все время пробыл с Мэтью и ушел, не прощаясь, без церемоний. Джоанна говорила себе, что рада этому, и все же в глубине души жила боль от сознания, что в субботу утром она уезжает и, возможно, больше никого из них не увидит. Отец как будто нарочно избегал всякого упоминания о ее приближающемся отъезде и, казалось, постоянно находился в спокойном и бодром настроении, что немного обижало Джоанну.

• Предыдущая
• 29/41
• Следующая