Весь жар - Мэтер Энн - Страница 5

• Предыдущая
• 5/41
• Следующая

— С человеческими чувствами и слабостями, — добавила она.

Димитри направился к дверям.

— Пойдемте, — сказал он, — я отвезу вас домой.

— Я предпочла бы побыть одна, — твердо заявила она. — Я сообщу вам о своем решении завтра.

— В двенадцать.

Димитри говорил холодно и деловито: пока он и не мог ей сочувствовать. Она кивнула, и после ее ухода Димитри быстро прошел в свой номер. Налил себе чистого виски, ослабил узел галстука и бросился на кровать. Он чувствовал огромное облегчение, оттого что разговор их закончился, и в то же время сознавал, что есть в Джоанне Николас нечто совершенно особенное, что не позволяло ему сразу перестать думать о ней. Даже так сердито распекая ее там, внизу, он чувствовал, как сильна ее притягательность, помимо его воли пришли в волнение его чувства. Ему было отчасти забавно наблюдать за этой своей слабостью, и он заставил себя направить размышления в другое русло.

Джоанна с некоторой неохотой поворачивала на Литимер-Роуд. Ей очень не хотелось встречаться сейчас с тетей и дядей. Тетя Эмма единственная сестра ее матери, и неудивительно, если она проявит мало сочувствия к словам Джоанны о смертельной болезни отца. Тетка определенно во всем продолжит линию своей сестры, и ее будет нелегко убедить, что Джоанна не может не принимать во внимание рассказанное Димитри Кастро.

И, разумеется, ей еще предстоит встреча с Джимми. Он ясно дал понять свое отношение к происходящему, и его резко неприязненное чувство к другому мужчине было инстинктивной попыткой показать собственные права на Джоанну. Ситуация складывалась очень непростая, но у Джоанны исчезло чувство обездоленности, которое раньше ее так угнетало. Возможно, непростительной ее виной было размышлять о рассказанном ей Димитри Кастро в день, когда все мысли и воспоминания должны быть посвящены памяти ее матери. Но несмотря на все, что произошло когда-то, Мэтью Николас оставался ее отцом, и новость о том, что он умирает, сильно расстроила ее. Джоанна, разумеется, совсем не помнила его, а то немногое, что рассказывала о нем мать, было не лестным. Однако Джоанна обязана признать, что он все равно ее отец и, раз так, является самым близким человеком на свете.

Она дошла до двадцать седьмого дома и толкнула калитку. В передней гостиной горел свет, сумеречный день требовал искусственного освещения. Сквозь задернутые тюлевые занавески она могла разглядеть тетку с мужем, кузена Алана у телевизора и Джимми, стоявшего у окна и восторженно замахавшего, едва он ее заметил.

Едва Джоанна ступила в прихожую маленького домика, он вышел к ней навстречу, помог снять пальто и сказал:

— Ты пропадала целую вечность! Надо было позволить мне встретить тебя и довезти до дома.

Джоанна сумела слабо улыбнуться, машинально поправила прическу.

— Мистер Кастро предлагал довезти меня, — тихо сказала она, — но я предпочла добраться на автобусе. Мне надо было подумать.

— Подумать? О чем? — сразу нахмурился Джимми.

Джоанна вздохнула.

— О многих вещах. — Она направилась к двери, не обращая внимания на его попытку остановить ее. — Чай есть? Очень хочу чаю.

Шурша платьем, из гостиной вышла тетя Эмма.

— Наконец-то, Джоанна! — воскликнула она. — Надо сказать, давно пора. Чем ты занималась? Уже почти шесть часов!

— Чай есть? — спросила племянница, не отвечая на вопрос тетки.

— Разумеется. Хотя лучше приготовить новый, этот заварен давным-давно. Мы все перекусили бутербродами. Я решила не ждать тебя. Миссис Твейнс ушла, ей надо накормить мужа.

Джоанна кивнула.

— Хорошо, тетя Эмма, я сделаю все сама. Вам всего хватило?

Тетка смахнула с глаз слезы.

— Я была не особенно голодна, — всхлипнув, выговорила она. — Джоанна, чего хотел от тебя этот человек? Эти иностранцы! Никогда им не доверяла. Видишь, что случилось с твоей дорогой мамой...

— Не надо сейчас, тетя Эмма! — воскликнула Джоанна, поспешно минуя ее и проскальзывая в крошечную кухоньку. — Джимми, освободи, пожалуйста, чайник, хорошо, милый?

И Джимми с теткой вынуждены были на время смириться с нежеланием Джоанны вводить их в курс дела. Поэтому тетя Эмма вернулась в гостиную, и стало слышно, как она вполголоса разговаривает со своим мужем. Джоанна улыбнулась. Она могла догадаться, о чем говорила тетка. Тетя Эмма считает ее, Джоанну, недостаточно чуткой. А правда заключалась в том, что Джоанна просто была не из тех людей, которые могут показывать свое горе публично, и потому она казалась иногда холодной и бесчувственной.

Джимми вылил содержимое чайника в раковину и занялся мытьем тарелок. Если его и мучило любопытство, он умело скрывал это. Джоанна с нежностью наблюдала за ним. Он так добр, так надежен, так мил! Она улыбнулась и порывисто обняла его за талию.

— Эй! — воскликнул он, довольный, и повернулся к ней. — Что это? Кухонная любовь?

Джоанна покачала головой.

— Ничего особенного. Ох, Джимми, то, что я должна рассказать, вряд ли тебе понравится!

Лицо Джимми помрачнело.

— Да? Почему?

Джоанна вздохнула и отодвинулась от него, чувствуя, как от ее слов переменилось у него настроение.

— Мне придется поехать в Грецию, — без предисловий сообщила она. — Меня хочет видеть отец.

На лице Джимми сразу отразились потрясение, недоумение, гнев, быстро сменявшие друг друга.

— Не может быть, чтобы ты говорила всерьез!

Она, помедлив, кивнула.

— Боюсь, это слишком серьезно, Джимми. У меня есть на то причины...

— Какие могут быть причины? — перебил он. — Бог мой, всего несколько часов назад мы вспоминали, как твоя мать была брошена мужем и как ей пришлось одной растить тебя, экономя каждый грош! И теперь, когда еще свежа ее могила, ты не можешь размышлять о поездке к человеку, виновному во всем, только потому, что он прислал за тобой своего гонца!

— Нет, — запротестовала Джоанна. — Это вовсе не так. — Она вздохнула, стараясь подобрать слова, чтобы объяснить. — Мой отец очень болен... он умирает. И он хочет меня видеть...

— Поздновато пришло к нему такое желание, а? — с едкой насмешкой заметил Джимми, настроение у него совсем испортилось. — Как это можно назвать? Раскаяние на смертном одре? Или хочет замолить свои грехи?

— Нет!

Джоанна отвернулась, перебирая чашки и блюдца. Она знала, Джимми не поймет ее, но что оставалось делать? Ей надо ехать. В этом она была совершенно уверена. Не имело значения, кто и что говорил, она была вынуждена признать, что хотя бы часть из рассказанного Димитри Кастро было правдой.

— Джимми, — умоляюще проговорила она, — попробуй понять.

Джимми с грохотом задвинул ящик со столовыми приборами и снова наклонился над раковиной.

— Что тут понимать? — сердито рявкнул он. — Я отказываюсь тебя понять.

Джоанна беспомощно развела руками.

— У меня нет выбора.

— Мать ничего для тебя не значила, Джоанна? — воскликнул он.

— Ты можешь говорить так? — прошептала она. — Ты ведь знаешь, как сильно я ее любила.

— И можешь подобным образом относиться к памяти о ней?

Джоанна резко повернулась к нему лицом.

— Ее больше нет! Что бы я ни делала сейчас, ей я не причиню боли! Я должна подумать об отце, пока он еще жив!

— А он о тебе когда-нибудь думал?

Джоанна не собиралась обсуждать это. Она не хотела говорить Джимми о том, что ей рассказал Димитри Кастро, пока сама не узнает обо всем как следует. Если он сказал правду, тогда, наверняка, даже Джимми будет менее агрессивно настроен. Но сейчас он вряд ли ее услышит. Теперь она только сказала:

— Когда мои родители развелись, меня оставили с мамой, и отец сделал несколько попыток встретиться со мной. Но у него ничего не вышло. Мама дала понять, что для меня будет лучше совсем не видеться с ним, и он не стал возражать.

— Да уж, могу что угодно на это поставить! — воскликнул Джимми, поникнув. — Не думаю, чтобы его вторая жена поощряла его интерес к ребенку от первого брака.

• Предыдущая
• 5/41
• Следующая