Три метра над небом. Я хочу тебя - Моччиа Федерико - Страница 22

• Предыдущая
• 22/96
• Следующая

Я поворачиваюсь к Аличе:

— Ну, сколько там осталось?

Аличе смотрит на часы. Осталось несколько секунд.

— Стоп. Теперь все.

— Видишь, я же говорил? Это будет недолго.

Я выхожу из зала аэробики. Яхтсмен бежит посмотреть — как там Негр.

— Не волнуйся, всё в порядке. Он дышит.

Яхтсмен успокаивается.

— Не хрена себе, Стэп, ты же кишки ему выпустил.

— Он ведь сам хотел серьезный бой…. Вот и получил.

Я иду к зеркалу. Смотрю на губу. Она разбита и распухла. Зато с бровью порядок. Ко мне подходит Аличе.

— Если бы это был настоящий бой, и я поставила бы все свои деньги, я бы все потеряла.

— Да ладно тебе, мы бы с тобой договорились, и я бы свалился в первом же раунде.

Подходит Алессио:

— А я бы, наоборот, все деньги себе забрал. Сам не знаю почему, но я сразу понял, что победишь ты.

— Как это — сам не знаешь почему.

Он снова попал в неловкое положение: хочет что-то сказать, а что — не знает. Я прихожу ему на помощь.

— Давай, сними мне перчатки.

— Держи, я тебе принес льда для губы.

Аличе тоже несет мне бумажную салфетку с кубиками льда.

— Спасибо. Скажи своей подруге, чтобы она набрала холодной воды и протерла лицо Негру. Ему будет легче.

— Она уже это делает.

Аличе смотрит на меня со странной улыбкой. Я заглядываю в зал. Антонелла помогает Яхтсмену делать примочки Негру. С помощью косметики, или если случится чудо, девушка получит свое. Яхтсмена или Негра. Даже не знаю, кто из них хуже. Один, скорее всего, ей не заплатит, второй изнасилует. Но меня это не касается. Я сажусь на скамейку. Прикладываю салфетку к губе. Аличе смотрит на меня. Она хочет что-то сказать. Но как и Алессио, не знает, что именно. Я не иду ей на выручку. Никакого желания. Сейчас, по крайней мере.

— Извини, я пойду в душ.

И ухожу со сцены. Оставляю их одних. На минуту представляю, как Аличе и Алессио ужинают вместе: оба пытаются завязать разговор. Феде не пришла бы от этого в восторг. Но это тоже меня не касается. Через миг, забыв обо всем на свете, я захожу в душ.

Тот, кто не видел бар «Ванни», не сможет меня понять. Впрочем, как и тот, кто видел. Останавливаю мотоцикл перед ним. Тут что-то вроде арабского квартала, где много цветных. Женщина с крупными губами и столь же внушительным бюстом разговаривает с лысеющим типом, у которого остатки волос зачесаны так, чтобы замаскировать лысину. На женщине — короткая юбка, открывающая чудные ножки. Конечно, она смеется, слушая рассказ лысого, и при этом отвечает кому-то по телефону, похоже, врет. Лысый притворяется, что ему по барабану, он сует руку в карман пиджака в мелкую белую полосочку. Вынимает сигарету и закуривает. Выпускает кольцо дыма и делает вид, что ему хорошо, а его взгляд так и скользит в вырез платья женщины. Она ему улыбается. Как знать, может, он и раздует в ней огонь. Вокруг царит хаос. Все орут, кто-то просит мороженое похолоднее, парни, сидя на мопедах, обсуждают планы на вечер. Мимо проезжают «Мазерати» в поисках места для парковки. Какая-то «Мерседес» пристраивается во второй ряд. Все здороваются друг с другом, тут все друг друга знают. А вон Джепи, он сидит на мопеде «SH 50»: коротко стриженые волосы, на запястье — татуировка браслета в стиле маори и остатки второй татуировки, сделанной давным-давно на костяшке правой руки. Там еще можно прочитать слово «Боль». Может, он думает, что с такой надписью удары, которые он наносит, будут эффективнее. Я отстранен но улыбаюсь. Он смотрит по сторонам с безразличным видом. На нем — рваная худи, непонятно какого размера. Пробегает рассеянным взглядом на мне: не узнает. Так даже лучше. Мне надо встретиться с одной шишкой, а Джепи не имеет к этому никакого отношения. Шишка… По крайней мере, так мне видится этот тип, описанный отцом. Он говорил о жутко образованном мужчине, высоком, элегантном, худом, всегда одетом как с иголочки, с длинными волосами, темноглазом, в галстуке «Regimental» с чуть ослабленным узлом. Отец особенно подчеркивал эту деталь: «Немного ослабленный галстук имеет очень большое значение, Стэп, но это пока мало кто понимает».

Думаю, никто его об этом никогда и не спрашивал. Я оглядываюсь по сторонам. Не вижу никого, кто мог бы быть «шишкой». Если присмотреться, то и особо худых здесь тоже не видно. Разве что Джепи. Да, честно говоря, Джепи довольно худой. Ему, правда, недостает всего остального. Он так и сидит на своем мопеде «SH 50». Мимо проходит цыганка лет пятидесяти. Джепи рассеянно смотрит перед собой, и цыганка хватает его со спины за руку.

— Один евро за твое будущее. Я приношу счастье.

— Чего тебе? Ты что, рехнулась?

— Поверь мне, дай я тебе по руке погадаю, милый. — Цыганка начинает водить пальцем по руке Джепи, как бы читая. — Ну вот, вижу удачу…

Джепи испуганно отдергивает руку.

— Да иди ты! Не хочу я знать свое будущее!

Но цыганка настойчива и снова хватает его руку.

— Покажи мне хорошенько, всего один евро, я же сказала.

— Да ты не поняла, что ли? Не трахай мне мозги!

Цыганка не отстает. Она начинает рассказывать его будущее. Не просто так, за деньги! Это становится похоже на какую-то смешную игру. И тут Джепи вырывает руку и плюет ей в лицо. И смеется. Цыганка берет край юбки, обнажая коричневые лодыжки, и вытирает лицо. На щеке появляется светлая полоска, с ее черных губ несутся проклятия:

— Пропади ты пропадом! Я тебе еще покажу!

— Что? Что ты сказала? Повтори! Ну, говори, сейчас получишь у меня!..

Джепи спрыгивает с мопеда, чтобы дать ей тумака, но цыганка убегает. На минуту все увлекаются этой сценой, но тут же возвращаются к своей болтовне. Забавно — можно будет рассказать кому-нибудь за ужином или просто к слову упомянуть. Одно точно: Джепи — не тот, кого я жду. Наконец, я вижу его. Вон он. Его вид категорически не вяжется с окружающей обстановкой. Сидит себе за столиком и потягивает из стакана что-то светлое. В стакане плавает оливка. У него длинные волосы, как и было сказано. На нем льняной темно-синий костюм, белая, безупречно чистая рубашка. Легкий галстук в черно-синюю полоску доходит до ремня, ноги скрещены. Из-под брюк видны «Top-Sider» [14], не слишком новые, но и не слишком старые: вполне сочетающиеся с ремнем на брюках.

Если бы у меня и оставалась тень сомнения, то расстегнутая верхняя пуговица рубашки решительно бы его отмела. Это он.

— Здравствуйте.

Он встает. Кажется, он рад меня видеть.

— О, добрый день. Вы Стефано?

Пожимаем друг другу руки.

— Ваш отец так много говорил о вас.

— А что ему остается?

Он смеется.

— Извините. — Ему звонят по телефону: — Привет. Конечно, не волнуйся. Я уже все сказал. Я все сделал. Все нормально. Вот увидишь, они всё подпишут.

Как всякая шишка, он любит слово «всё».

— Извини, у меня встреча. Да, пока. Да, конечно. Конечно, мне подходит, я же сказал.

Он захлопывает телефон.

— Вот зануда. — Улыбается. — Извините. Итак, вы говорили что…

Я начинаю рассказывать о курсах, которые я закончил в Нью-Йорке.

— Значит, трехмерная графика.

— Да.

— Прекрасно. — Он удовлетворенно кивает. Кажется, он разбирается в этом деле. Снова звонит телефон. — Извините, сегодня и вправду сумасшедший день.

Я качаю головой, делая вид, что понимаю. Думаю, у него каждый день такой. Вспоминаю, что и у меня тоже есть телефон. Глупо, но я слегка краснею. Вытаскиваю его из куртки и выключаю. Он замечает это. А может, и нет.

Он заканчивает разговор.

— Отлично, я тоже его выключу, так мы сможем с вами спокойно поговорить.

Значит, заметил.

— Итак, ты будешь ассистентом дизайнера Марк-Антонио Маццокка, — стремительно переходит он на «ты», — он у нас занимается графикой. Большой умница. Ты сейчас с ним познакомишься, он скоро подойдет, это с ним я только что говорил.

Надеюсь, это не тот, с которым он говорил в первый раз: того он назвал занудой.

• Предыдущая
• 22/96
• Следующая