Добрая фея - Митчелл Фрида - Страница 24

Что еще? Нервы ее были уже на пределе, а предстояло еще торжество по случаю дня рождения Доминико, обещавшее затянуться до позднего вечера. Поколебавшись, Хилари все же вошла в кабинет и застыла в томительном ожидании.

— Прикройте плотнее дверь! — распорядился низким бархатным голосом Генри.

Хилари похолодела: выходит, предстоит не пустяковый, а серьезный разговор! Она почувствовала себя так, словно оказалась в клетке с тиграми, но отступать было поздно.

— Закройте же дверь! — повторил Генри, и лишь теперь она повиновалась.

Генри окинул Хилари внимательным взглядом и подумал, что сейчас она очень похожа на трепетную лань с бархатистыми глазами, почуявшую хищного зверя. Но он вовсе не хищник, и не помесь полового извращенца с чудовищем, каким, наверное, ей представляется, судя по ее поведению в последнее время. Но странное дело: стоит ему прикоснуться к Хилари, как она тает! Самое любопытное то, что и он, и она это знают! Именно последнее обстоятельство и вселяло в Генри некоторую надежду.

— Я хочу извиниться за свою мать, — сказал он, но по его тону не чувствовалось, что он действительно сожалеет. — Однако рассудите сами: разве она не вправе интересоваться женщиной, живущей в моем доме? Вполне естественное желание, по-моему. А вы как считаете?

— Я не женщина, а гувернантка Доминико, — сухо ответила Хилари, чем вызвала удивление Генри. — Вы знаете, что я хотела сказать! Я просто на вас работаю, и все! А вот ваша матушка, как мне показалось, составила обо мне ложное впечатление. Вернее о той роли, которую я якобы играю в этом доме!

— Я так не считаю. — Генри встал из-за стола и приблизился к Хилари почти вплотную, но не дотронулся до нее, а лишь пристально взглянул ей в лицо прищуренными черными глазами. — Вы заблуждаетесь, если подозреваете, что моя матушка считает нас любовниками. Она понимает, что вы совершенно не из тех женщин, с которыми можно закрутить романчик.

Она испуганно вытаращила на него глаза.

— В таких, как вы, Хилари, мужчины влюбляются, — с обезоруживающей нежностью добавил Генри.

— Нет! — Она отшатнулась. — Нет!

— Да! — твердо сказал он. — Да!

Хилари не верила ему, это без труда читалось по ее лицу. Потому Генри нахмурился, когда она воскликнула:

— Ведь вы так не думаете, у вас столько подруг!

— Если вас интересует, спал ли я с кем-то после смерти жены, я вам отвечу — нет. А предвосхищая следующий ваш вопрос, добавлю: я вас люблю вовсе не потому, что давно не спал с женщиной.

Он меня любит?! О Боже милосердный, взмолилась Хилари, не допусти, чтобы это оказалось правдой! Пусть все снова станет так, как месяц назад!

— Мне ничего не стоило бы с кем-то переспать, — невозмутимо продолжал он. — Но я не волокита и не сексуальный маньяк, каким, похоже, вам кажусь. Я люблю вас, Хилари! Я говорю это впервые в жизни, хотите верьте, хотите нет.

— Не надо, Генри! Замолчите, умоляю! — прошептала она.

— Но почему? — удивился он. — Вернувшись из Англии, я решил, что просто не приятен вам. Однако за минувший месяц, который мы провели вместе, я понял, что заблуждался. Я вам нравлюсь, Хилари! И, если честно, даже более того…

— Нет!

— Да! — спокойно и уверенно сказал Генри. — Я выполнил все, о чем вы меня просили. Мы с вами играли в друзей, но теперь я не в силах продолжать эту игру.

— Это была не игра! — вскричала она с отчаянием.

— Игра, игра! И вам это известно! Я вас хочу, Хилари! Хочу как женщину, и дружба здесь ни при чем! И не пытайтесь убедить меня, что вы меня не хотите, я знаю, что это не так. Вы хотите меня как мужчину!

И как я только умудрилась вляпаться в эту историю?! Сердце Хилари стучало так, что заломило в висках.

— Вас обидели, я понимаю! — Он погладил ее по спине и взял другой рукой за подбородок. — Но вечно оставаться во мраке воспоминаний нельзя, пора вернуться в жизнь! Иначе можно умереть, не увидев рассвета!

Он коснулся ее губ своими губами, и Хилари задрожала. Она оставалась напряженной, но закрыла глаза, едва Генри стал целовать ее щеки, шею и мочки ушей. По спине у Хилари побежали мурашки, Генри еще крепче прижал ее к себе и страстно поцеловал в губы.

Хилари ахнула, и он начал целовать ее еще горячее. Его пальцы медленно и нежно ласкали ее спину и бедра, и постепенно она почувствовала нарастающий натиск его возбуждающейся плоти.

Хилари обмякла и приникла к Генри всем телом, не в силах противиться зову своего женского начала, бурлению крови в жилах. Ей стало хорошо и приятно в его объятиях… Он сжал ладонями ее набухшие груди и принялся теребить пальцами торчащие соски, проступающие сквозь тонкую хлопчатую блузку. Хилари сладострастно застонала и, обвив руками шею Генри, тесно прильнула к нему.

Хилари чувствовала удары сердца в его мускулистой груди, сильные и ровные. Кровь ударила ей в голову при мысли о том, что он утрачивает над собой контроль. Значит, этот могучий и напористый мужчина подвластен ее женским чарам!

Они целовались неистово, жадно, изо всех сил вжимаясь друг в друга истомившимися телами. Казалось, они стремятся наверстать все упущенное за время совместного проживания в одном доме.

— Скажи, что ты меня любишь, Хилари! — прохрипел Генри. — Ты ведь хочешь меня столь же страстно, как и я — тебя! Признайся! Это очень важно для меня!

Она притворилась, что не слышит его мольбу. Хилари боялась думать над ответами, потому что знала: стоит лишь ей задуматься, как волшебство прекратится. Ей хотелось подольше побыть в объятиях Генри, насладиться сказочным миром, в котором время остановилось и есть лишь настоящее. И в нем Генри, его губы, руки, голос и мужское естество…

Нежность распирала Хилари. Не открывая глаз, она вновь прижалась к нему, но, к ее удивлению, Генри не отозвался на чувственный порыв.

— Генри? — Она открыла глаза и встретилась с его напряженным взглядом. — В чем дело? Что произошло? Почему ты так странно смотришь на меня?

— Скажи мне, что ты сейчас видишь, — бесцветным голосом попросил он.

— Что я вижу? — растерялась она.

— Это я, Генри, а не тот жалкий тип, за которого ты когда-то вышла замуж. Ну почему ты не хочешь признать, что между нами сложились добрые хорошие отношения? У тебя ком встает в горле? Ты просто мне не веришь. Я угадал?

Это было утверждение, а не вопрос. Но Хилари ответила — безразличным, ледяным тоном:

— Это имеет какое-то значение? — Она побледнела и словно осунулась. — Ты сказал, что хочешь меня. Я подумала, что тебе этого достаточно.

— В таком случае, ты плохо подумала! — вскипел Генри. — Ну как же ты не можешь усвоить одной простой вещи! Я вовсе не хочу просто заниматься с тобой сексом. Мне не нужен мимолетный роман, легкая интрижка. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты любила меня, стала частью моей жизни!

— Я и так часть твоей жизни, Генри, — севшим голосом прошептала Хилари.

— Как бы не так! И ты это знаешь. Я старался быть терпеливым, но мое терпение иссякло, я схожу с ума! Разве это не заметно? Я не такой, как твой бывший муженек, я не причиню тебе боль и не растопчу твое сердце. Рано или поздно тебе придется в это поверить, Хилари!

Нет, нет и нет! Я не могу себе этого позволить! — мысленно ответила ему Хилари. Она молча уставилась на Генри широко раскрытыми глазами. Его слова обнажили их отношения, она наконец-то поняла то, чего раньше не понимала.

Я и без того слишком многое себе позволила, но поверить мужчине? Нет, с меня довольно! Я поверила однажды Максу, мне показалось, что я в него влюбилась. Но это давнее чувство не идет ни в какое сравнение с всепоглощающей страстью, которую я испытываю к Генри. И чем же обернулась для меня любовь? Макс предал меня, растоптал все мои надежды, принес мне страдание и горе, а в результате погиб мой ребенок!

Из горла Хилари вырвался болезненный стон, она отвернулась, готовая разрыдаться. Генри обнял ее и хрипло сказал:

— Не плачь, Хилари, только не плачь!

Это я виновата, я убила собственную дочь! — казнила себя Хилари. Врач сказал, что роды начались раньше срока из-за нервного перенапряжения, следовательно, из-за того, что я позволила себе нервничать. Нельзя было так расстраиваться из-за измены Макса, вообще не следовало устраивать сцен, когда я вынашивала в чреве ребенка! Нужно было сохранять самообладание, быть сильной женщиной. Отпустить Макса на все четыре стороны ради сохранения малыша! Но я этого не сделала и поплатилась за свое легкомыслие. За ошибки порой приходится расплачиваться дорогой ценой. Айрин появилась на свет слишком рано, чтобы остаться в нем жить… А как я хотела дочку! Как мечтала о том, что буду целовать и обнимать это крохотное родное существо! Боже, одному Тебе известно, какие муки испытывает мать, потерявшая дитя!