Выбери любимый жанр

Порою нестерпимо хочется... - Кизи Кен Элтон - Страница 17


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

17

— Я думаю… я пытался покончить с собой, прошу прощения; боюсь, я выбрал не слишком удачный способ. Так что, если вы меня извините, я попытаюсь еще раз.

И величественно — насмешка над самим собой лишь острее выявляет его презрение к окружающим — молодой человек направляется к дымящемуся дому. Почтальон в полном недоумении смотрит ему вслед, понимая еще меньше, чем прежде, когда он стоял на четвереньках. Ветер перебирает вырванную траву, и она поблескивает на солнце…

Музыкальный автомат пульсирует и булькает. Армия облаков скрылась из виду. Дрэгеру снится сон о маркированной действительности. Тедди сквозь протертый стакан наблюдает за испуганными лицами собравшихся. Ивенрайт толкает дверь и входит в бар «Успех и Аристократическая Кухня», намереваясь пропустить стаканчик-другой, чтобы избавиться от паралича, сковавшего его конечности, пока он сидел на этом чертовом стуле с прямой спинкой и читал этот чертов преподробнейший отчет, составленный маленькой профсоюзной гнидой, — очень тяжело общаться с этими городскими хлыщами, читать всю эту документацию, вспоминать всех этих благочестивых людей, стоявших у истоков лейбористских игр, но, похоже, всему этому надо учиться, если хочешь участвовать… Но как бы там ни было, надо выпить, встряхнуться, расслабиться за парочкой-другой пива, чтобы доказать этим ослам, что Флойд Ивенрайт, бывший игрок второй лиги и белый воротничок из засранного городишки Флоренс, не хуже других, в каком бы растреклятом городе они там ни родились! «Бармен! — Он с силой опускает оба кулака на стойку. — Неси сюда!»

Ведь и себе надо доказать, что эти потные руки могут сжиматься в такие же кулаки, как когда-то.

В дом на собрание начинают съезжаться родственники, и Хэнк смывается, чтобы освежиться перед очередным раундом. Облака над домом Дженни вытягиваются в величественную линию от моря до самой луны, и ее обзор многочисленных мужчин прошлого внезапно прерывается видением Генри Стампера: руки в карманах брезентовых штанов, зеленые глаза с насмешкой смотрят с лица, которое он носил тридцать лет тому назад, — «Негодяй!» — упрямые, насмешливые глаза, с презрением глядящие на товары, которые разложены в ее лавке на ракушечнике. Она снова видит, как он ей подмигивает, слышит его смешок и незабываемый шепот: «Знаешь, что я думаю?» И вот из полдюжины мужчин, стоявших перед ее дверью тридцать лет тому назад, ее обсидианбвые глаза останавливаются на мужественном лице Генри Стампера, и из всего невнятного хора голосов она слышит только его:

— Я думаю, кто сможет совладать с индеанкой, тот справится и с медведицей…

— Что-что? — медленно переспрашивает она.

Генри, не ожидавший, что его услышат, не утруждает себя поисками более тактичного выражения и повторяет уже с бравадой:

— Справится с медведицей…

— Негодяй! — кричит она; его скрытый комплимент ее силе и отваге воспринимается Дженни как оскорбление и ее народа, и ее пола. — Ты, негодяй! Убирайся вон отсюда! Есть еще индейцы, с которыми тебе не удастся совладать. Меня тебе не зало-мать, пока… пока… — Она напрягает всю свою генетическую память, набирает в легкие воздуха и, откинув назад плечи, выкрикивает: — Пока не истекут все луны Великой Луны и не нахлынут все воды Великого Прилива.

Она видит, как он неуверенно пожимает плечами и, все такой же зеленоглазый и прекрасный, исчезает за глинистый горизонт ее памяти: «Да и кому ты нужен, старый осел?» — но сердце ее все еще возбужденно колотится, а в голове свербит мысль: «Так сколько же точно должно пройти лун и приливов?»

А Ли, найдя свои очки, стирает сажу с единственного оставшегося стекла и изучает свое обгоревшее лицо и бороду в запачканном зубной пастой зеркале в ванной, задаваясь двумя вопросами, один из которых всплывает из далекого туманного детства: «Каково это проснуться мертвым?», второй имеет отношение к более близким событиям: «Мне показалось, кто-то опустил открытку… Интересно, от кого бы на этом свете я мог получить открытку?»

Отражение в зеркале не может дать ему ответа ни на тот, ни на другой вопрос, оно лишь смотрит голодными глазами; впрочем, его это мало беспокоит. Ли наливает в стакан воды и открывает ящик с медикаментами, битком набитый всевозможными лекарствами, — химикалии, словно билеты на любой маршрут, куда душе угодно. Но он еще не решил, в каком направлении отправиться: прежде всего надо каким-то образом прийти в себя после этого взрыва, но, с другой стороны, он чувствует, что надо торопиться, особенно если он собирается отбыть до прихода уже побывавшего здесь госслужащего с каким-нибудь тупоголовым легавым, который начнет задавать кучу идиотских вопросов. Типа: «С чего бы это тебе захотелось проснуться мертвым?» Так в каком же направлении: вверх или вниз? Он останавливается на компромиссе и, приняв два фенобарбитурата и два декседрина, поспешно принимается уничтожать остатки своей бороды.

Покончив с бритьем, он решает уехать из города. Единственное, на что он абсолютно сейчас не способен, это сцены с полицией, владельцем дома и почтовыми служащими — бог знает, кто еще захочет в этом поучаствовать. Встречаться со своим приятелем по квартире он тоже решительно не хочет, так как диссертация того словно конфетти разлеталась по всем трем комнатам коттеджа. Ну и что из этого? Он давно уже понял, что пытаться пересдать экзамены — это лишь бессмысленная трата времени и своего, и преподавателей; он уже несколько месяцев не открывал учебники, и единственной книгой, которую он брал в руки, было собрание старых комиксов, хранившееся у него в тумбочке. Так почему бы и нет? Почему бы не взять машину… не переехать снова к Малышу Джимми… единственное, что… в последний раз, после того как прошлым летом Джимми уехал от мамы, он стал таким смешным… будто… хотя, может, это одни выдумки. Или предположения. В любом случае, пока гром не грянул, как говорится… лучше будет, наверное…

Отражение вымытого и выбритого лица в зеркале потрясает его. Из обоих глаз струились слезы. Похоже, он плакал. Странно, он не испытывал ни горя, ни сожаления — ни одного из тех чувств, которые обычно вызывают слезы, и тем не менее он плакал. Он одновременно испытывал отвращение к себе и страх — это красное чужое лицо с разбитыми очками, бессмысленным взглядом и потоки слез как из водопроводного крана.

Развернувшись, он выскочил из ванной — повсюду были раскиданы книги и бумаги. Он принялся обыскивать комнаты, пока не наткнулся на свои темные очки, валявшиеся на столе среди гор грязной посуды. Он поспешно протер их салфеткой и водрузил на нос вместо разбитых.

Затем вернулся в ванную, чтобы еще раз взглянуть на себя. Очки действительно существенно улучшили его вид — в зеленовато-морской дымке он уже не выглядел так отвратительно.

Он улыбнулся и, приняв позу небрежно-развязного самодовольства, откинул голову назад. Беззаботный взгляд. Он опустил глаза. Теперь у него был вид бездомного путешественника, бродяги. В рот он вставил сигарету. Еще один мазок к образу человека, в любой момент готового сняться с места…

Наконец, удовлетворенный, он вышел из ванной и принялся собирать вещи.

Он взял только одежду и несколько книг, побросал их в сумку своего приятеля, а в карманы распихал попавшиеся под руку клочки бумаги и случайные записи.

Потом он снова вернулся в ванную и аккуратно наполовину опустошил все наличествующие бутылочки с таблетками. Высыпав все это в старую пачку из-под «Мальборо», он свернул ее и запихал в карман брюк, уже лежавших в сумке. Бутылочки он засунул в изношенную туфлю, заткнул ее грязным потным носком и зашвырнул под кровать Питерса.

Он начал было застегивать портативную машинку, но тут на него накатила новая волна спешки, и он бросил ее лежать на столе вверх тормашками.

— Адреса! — Он начал перерывать ящики своего стола, пока не наткнулся на маленькую записную книжку в кожаном переплете, но, перелистав ее, вырвал лишь одну страницу, бросив остальное на пол.

И наконец, держа сумку двумя руками и тяжело дыша, он остановился, огляделся — «о'кей» — и бросился к машине. Сумку он затолкал на заднее сиденье, запрыгнул внутрь и захлопнул дверцу. Звук удара резанул слух. «Закройте окна». Щиток был раскален, как жаровня.

17
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело