Сбиться с пути - Браун Сандра - Страница 10

• Предыдущая
• 10/57
• Следующая

Ему нравилось тесно прижимать ее к своей груди, усаживая на старинные качели на веревке, толщиной с запястье его руки, которой он повесил эти качели на толстой ветке самого большого дерева. Кейдж удерживал ее подле себя дольше необходимого, делая вид, что вот-вот выпустит, а сам только прижимал крепче. Это позволяло ему вдыхать летний аромат ее волос и наслаждаться, чувствуя, как ее стройная спина касалась его груди.

Когда же он ее, наконец, выпускал, она хохотала с детской непосредственностью. Звук ее звонкого смеха по-прежнему звучал у него в ушах. Каждый раз, когда качели возвращали ее к нему, он хватался за сиденье, раскачивая их сильнее, едва касаясь ее бедер. Не совсем, но ощущение было почти полным.

Романтические поэты писали правду о фантазиях юношей по весне. Кровь быстрее бежала по жилам, свежие соки словно наполняли его тело, заставляя ощущать всю полноту жизни и желания, желания быть с ней.

Кейдж мечтал лежать вместе с ней на траве, позволяя теплым лучам солнца касаться ее лица, нежно и бережно, как его поцелуи. Он бы хотел положить голову ей на колени и рассматривать ее лицо. Он жаждал мягко, не спеша, нежно любить ее.

Но в этот весенний день она была девушкой Хола, впрочем, как и всегда. И когда Кейдж больше не мог видеть их вместе, он скрылся в свою машину, чтобы выпить холодного пива из кулера, который стоял там у него. Родители продемонстрировали в ответ высшую степень неодобрения.

В конце концов, чтобы окончательно не испортить всем отдых, а особенно Дженни, поскольку Кейдж знал, что она особенно тяжело переживала разлады в семье, он быстренько распрощался со всеми и укатил из парка на своем черном «корвете».

И теперь он почувствовал то же стойкое побуждение коснуться ее. Даже сейчас, в этом меланхоличном состоянии она выглядела очень трогательной и нежной. Он задумался, выстоят ли стены церкви, если он подхватит ее на руки и поцелует так, как ему хотелось.

— Кто пожертвовал цветы на этой неделе? — спросил Кейдж, прежде чем тело выдало бы его страстные желания.

Каждый год календарь пожертвований четко расписывался между членами общины. Семьи прихожан строго придерживались очередности, предоставлявшей возможность украсить алтарь цветами для воскресного богослужения, обычно в ознаменование особой годовщины.

Дженни прочитала открытку, прикрепленную к букету малиновых гладиолусов.

— Рэндаллы. «Вечной памяти любимого сына, Джо Уайли», — прочла она вслух.

— Джо Уайли Рэндалл. — Кейдж прищурил глаза и улыбнулся.

— Ты знал его?

— Еще бы. Он был на несколько классов меня старше, но мы много времени проводили вместе. — Кейдж оглянулся и окинул взглядом дальние ряды скамеек.

— Видишь четвертый ряд? Джо Уайли и я сидели там вместе во время воскресной утренней службы. Когда до нас дошла тарелка для сбора пожертвований, Джо Уайли прикрепил к ее дну жвачку. Я подумал, что будет весело. Так же решил и Джо Уайли. Мы следили за тем, как тарелка продвигается по рядам из одного края церкви в другой. Можешь себе представить выражение на лицах людей, когда их руки вляпывались в жвачку.

Дженни села рядом с ним, в ее глазах сияли веселые искорки.

— Что случилось?

— Я получил хорошую взбучку. Полагаю, он тоже.

— Нет, я имею в виду, здесь написано «светлой памяти».

— Ох. Его отправили во Вьетнам. — Кейдж на минуту застыл, пристально рассматривая цветы. — Кажется, я больше не встречал его после того, как он закончил школу.

Дженни также безмолвно сидела, словно вслушиваясь в тишину.

— Он был охренительным баскетболистом, — не подумав, сказал Кейдж. Потом немедленно ссутулил плечи и опустил голову, будто бы Господь мог поразить его молнией за ругательство. — Прости. Так нельзя говорить в церкви, да?

Дженни улыбнулась:

— Какая разница? Господь все равно слышит, каждый раз, когда ты так выражаешься. — Внезапно она сделала серьезное лицо и посмотрела на него, словно стараясь проникнуть в душу. — Ты же веришь в Бога, Кейдж?

— Да. — Несомненно, он говорил правду. Его лицо редко бывало таким серьезным. — И по-своему поклоняюсь Ему. Знаю, что люди говорят обо мне. Мои родители думают, что я безбожник.

— Я уверена, они так не думают.

Он с сомнением окинул ее взглядом:

— А что ты думаешь обо мне?

— Полагаю, ты типичный дитя проповедника.

Он запрокинул голову и рассмеялся:

— Слишком упрощенно, не так ли?

— Вовсе нет. Когда ты рос, то вел себя так, чтобы никто и никогда не подумал, будто ты пай-мальчик.

— Я вырос, однако по-прежнему не хочу быть пай-мальчиком.

— Ну, уж в этом тебя сложно упрекнуть. — Желая поддразнить его, Дженни ткнула указательным пальцем ему в ногу, однако немедленно отдернула руку назад. Его мышцы были напряжены, совсем как у Хола, и это слишком хорошо напомнило ей твердые, обтянутые джинсой мускулистые бедра, тершиеся об ее обнаженные ноги.

— Чтобы скрыть смущение, она спросила:

— Помнишь, как ты пытался заставить меня рассмеяться, когда я пела в хоре?

- Я? — с негодованием спросил он. — Никогда не делал ничего подобного.

— Конечно, делал. Строил мне рожи и подмигивал. Издалека, из самого последнего ряда, где обычно сидел с одной из своих девиц, ты же не будешь…

— Что значит «с одной из своих девиц»? Послушать тебя, так у меня их был целый гарем?

— А что, неправда? Не было? Нет?

Кейдж намеренно и со значением опустил глаза и лениво окинул взглядом все ее тело.

— Всегда найдется место для еще одной. Не хочешь заполнить заявку?

— Ох! — вскричала она, соскочив со своего места и уставившись на него с уморительной яростью, уперев руки в боки. — Мне кажется, тебе пора. У меня полно дел.

— Ага, и у меня тоже, — ответил он, вздыхая и поднимаясь. — Я только что подписал контракт на аренду сотни акров земли на месте старого ранчо Парсонов.

— Все хорошо? — Дженни знала совсем немного о его работе, в основном то, что она имела какое-то отношению к нефти, и что он считался успешным дельцом.

— Очень. Мы уже готовы начать бурить скважины.

— Поздравляю.

— Прибереги свои поздравления до того времени, когда забьет первый фонтан. — Он шутливо дернул ее за выбившийся из строгой прически каштановый локон. Повернувшись к ней спиной, он направился к выходу.

— Кейдж? — внезапно окликнула Дженни.

— Да? — Он обернулся, крепкий и привлекательный, опаленный солнцем и ветрами, аморальный и опасный. Его большие пальцы были задвинуты за ремень. Ворот джинсовки поднят вверх, словно подпирая его массивную челюсть.

— Забыла спросить тебя, зачем ты заходил.

Он пожал плечами:

— Да просто так. Пока, Дженни.

— Пока.

Он на мгновение задержал на ней взгляд, потом надел очки и вышел на улицу.

Дженни пыталась повесить мокрую простыню на веревку, не давая сильному ветру вырвать ее у нее из рук. Простыни, которые она уже успела развесить, раздулись, как паруса, и развевались вокруг нее, как гигантские крылья.

Когда же она зажала последнюю прищепку и, удовлетворенная, потерла руки, ее уши внезапно различили страшный рев. Ужасное создание подкралось, скрываясь за сохнущим постельным бельем, и напало на нее. Оно схватило ее большими и сильными руками, не переставая издавать адские звуки.

Дженни тихо вскрикнула, однако ее испуганный писк оказался едва слышен в крепких объятиях сжимавшего ее монстра.

— Ага, испугалась? — прорычал ей в ухо все еще невидимый нападавший, прижимая ее еще ближе.

— Пусти меня.

— Скажи «пожалуйста».

— Пожалуйста!

Кейдж выпустил ее и, смеясь, уставился на простыню, наблюдая за усилиями Дженни выпутаться из складок. Чудесным образом простыня осталась висеть на месте, несмотря на то, что вся перекрутилась.

— Кейдж Хендрен, ты напугал меня до смерти.

— Да ладно, будет тебе, ты же знала, что это я.

— Только потому, что ты уже проделывал это прежде. — Она предпринимала отчаянные попытки убрать с лица свои растрепанные ветром волосы. Однако попытки эти казались столь же безнадежными, как и ее потуги не рассмеяться. Наконец Дженни больше не смогла противиться душившему ее смеху и расхохоталась вместе с ним. — Однажды… — Она прервала свою грозную речь и только погрозила пальцем.

• Предыдущая
• 10/57
• Следующая