Последняя жертва - Болтон Шэрон - Страница 1

Этот роман по праву станет бестселлером.

The Times

Под таким лозунгом выходит новая долгожданная книга Шэрон Болтон. Успешный PR-менеджер и маркетолог, она и предположить не могла, что давнее увлечение литературой принесет ей славу и всемирное признание. Дебютный роман «Жертвоприношение» неожиданно для самой создательницы стал необычайно популярным и снискал восторженные отзывы как критиков, так и широкой читательской аудитории. После блестящего успеха первой книги непросто удивить читателей, но Шэрон Болтон удалось преподнести своим поклонникам новый сюрприз.

Динамичный, захватывающий сюжет романа «Последняя жертва» достоин пера самого Джеймса Хэдли Чейза. Полная мистики интрига завораживает своей реалистичностью. Ведь герои этой истории — обычные люди и… змеи. Опасные, непредсказуемые, коварные, беспощадные рептилии. Но действительно ли они так опасны? Ведь человек, охваченный жаждой власти, мести, богатства, опаснее во сто крат, его жестокость не знает границ! Не потому ли главная героиня романа Клара предпочитает компанию диких животных обществу людей?

Девушка не понаслышке знает, что значит быть отверженным. Уродливый шрам на лице сделал ее изгоем среди сверстников, объектом жалости и насмешек взрослых. Но Клара не сломалась, она нашла занятие по душе — стала ветеринаром в клинике для диких животных. Она жила в одиночестве и относительном покое, но… Поселок всколыхнула страшная новость — в больницу попал человек, которого укусила гадюка. Дальше события разворачиваются с невероятной скоростью: дома заполоняют змеи — ужи, гадюки, — а в детской комнате находят одну из самых ядовитых тропических змей планеты — тайпана. Как она оказалась в Англии? Клара единственная, кто может пролить свет на загадочное поведение рептилий. Ей на помощь приходят полицейский Мэт Хоар и герпетолог Шон Норт.

Глубоко, тонко и точно талантливая писательница раскрывает перед нами внутренний мир героини, ее потаенные мысли, мечты, желания. Распутывая клубок событий, Клара развязывает и тугой узел своей жизни и внезапно находит то, на что не смела и надеяться, — понимание, дружбу, любовь… Извилистый змеиный след приводит девушку к разгадке тайны, корни которой кроются в прошлом. У истоков этой тайны стоит человек-загадка, обладающий удивительной силой воли, безграничным обаянием и… властью над змеями. Почему в городке до сих пор боятся вспоминать о нем? И почему вернулись змеи?

Великолепная история, открывающая тайны человеческого сердца…

Весь этот ужас начался в минувший четверг, с первыми лучами солнца.

Помню, я, выходя из дому, подумала, что утро обещает быть великолепным: теплым и безветренным, исполненным радужных обещаний, — в общем, таким, каким оно может быть только в канун лета. Воздух пока дышал прохладой, но его переливчатость над горизонтом предупреждала о приближающемся зное. Птицы пели так, как будто каждая трель, которую они выводили, была последней, и даже насекомые проснулись пораньше. Стараясь максимально воспользоваться щедротами раннего утра, вокруг меня носились ласточки — настолько близко, что мне иногда приходилось даже зажмуриваться.

Когда я подошла к подъездной аллее, ведущей к дому Мэта, голова у меня тут же закружилась от запаха диких ромашек, растущих за живой изгородью. Его любимый запах. Я на минутку задержалась, вглядываясь в посыпанную гравием дорожку, исчезающую за кустами рододендронов. Ноги сами несли меня за запахом, а в голову лезли мысли о том, что ромашки пахнут переспелыми яблоками и едва различимой горечью дымка, приносимого осенним ветром. Меня неотвязно преследовало желание пройтись по этой аллее, незаметно пробраться в дом и разбудить его хозяина, ссыпав с ладони лепестки ромашки на его подушку.

Я продолжила свой путь.

Достигнув конца переулка, выходящего на Картерс-лейн, я заметила, что дверь домика Виолетты приоткрыта. Невероятно, особенно в такой ранний час. Я подошла к двери и остановилась на пороге, разглядывая в полумраке прихожей облупившиеся стены. Может быть, она и ранняя пташка — старики обычно рано встают, — но при виде открытой двери внутри у меня все сжалось.

Порог был мокрым. Минуту назад здесь прошел кто-то в мокрых сапогах. Возможно, это ничего не значит — просто совпадение. Но ни одно из приходивших мне в голову объяснений не могло развеять растущее чувство тревоги. Я толкнула дверь. Она открылась еще сантиметров на пятнадцать и застопорилась. Что-то изнутри не давало ей распахнуться.

— Виолетта? — позвала я.

Тишина. Молчаливый дом ждал, что я предприму дальше. Я опять толкнула дверь. Она приоткрылась еще на несколько сантиметров, на полу я увидела мокрый след. Я протиснулась в щель и оказалась в прихожей.

Мешок из обычной дерюги, мешавший открыть дверь, был завязан веревкой. Он был похож на мешки с песком, которые использует Служба охраны окружающей среды в случае грозящего наводнения, но я очень сомневалась, что внутри этого мешка находился песок. Я понимала, что он был не настолько тяжелым. И не таким твердым, и не такой правильной формы, как мешок с песком, особенно мокрым. А этот мешок был не просто мокрым, из него так и сочилась жидкость.

— Виолетта! — вновь позвала я хозяйку.

Даже если Виолетта меня и слышала, она не откликнулась.

Дверь в дальнем конце коридора была распахнута, и я видела, что комната пуста. Да и никакого следа Бенни, пса.

Вот отчего моя тревога переросла в настоящий страх. Из-за пса, пусть даже такого старого и больного. Пес, как правило, никому не позволяет незаметно войти в свой дом, он так или иначе реагирует на гостя. Предположим, Виолетта спит, вероятно, она не слышала, как я ее звала. Но Бенни-то должен был меня учуять!

Прекрасно сознавая, что делать это мне страшно не хочется, я повернулась и наклонилась над мешком. Мокрый, твердый, но не песок. Стопроцентно не песок. Я вытащила из кармана маленький перочинный ножик, перерезала веревку — мешок завалился и открылся. Затем я взялась за кончики и вытряхнула влажное мертвое содержимое на потертый линолеум прихожей Виолетты.

Передо мной лежал Бенни. Он казался еще меньше, чем при жизни. К нему не нужно было прикасаться, чтобы понять: пес мертв. Но несмотря на это я наклонилась и погладила его жесткую шерсть. Вокруг морды и шеи он сам себя поранил, но эти раны были неглубокие: он из последних сил царапался, чтобы высвободиться, когда все глубже и глубже погружался в воды пруда или реки, куда его сбросили. Но в мешке он был не один. Я пошевелила рукой, и из мешка выпало что-то еще. Изогнувшись в последней конвульсии, на пол шлепнулась змея — вся в ужасных ранах, искалеченная и даже разорванная в нескольких местах.

Меня едва не стошнило. Я опустилась на холодный пол, понимая, что необходимо найти Виолетту, но ни сил, ни смелости сделать это у меня не было. В моей голове пронеслась самая невероятная мысль.

Было ощущение, что чего-то не хватает. Я вспомнила школьные уроки, когда мы проходили историю Древнего Рима и ловили каждое слово нашего учителя, развлекавшего нас байками о римском правосудии, пытках и казнях. Особенно нам запомнился один способ казни: осужденного — который, кажется, совершил самое тяжкое из преступлений — завязывали в мешок с собакой, змеей или другим животным, возможно, обезьяной или каким-то домашним животным, а потом сбрасывали в Тибр. Большинство ребят смеялись. Это было так давно! Было что-то комичное в таком подборе животных. Даже я так думала. Но мне никогда и в голову не могло прийти, как это ужасно — оказаться вместе с животным, каким угодно, в завязанном мешке, а потом быть сброшенным в реку. Любой стал бы бороться за жизнь — яростно, отчаянно, а повсюду зубы и когти, и легкие заполняет вода. И боль такая!..