Жертвоприношение - Болтон Шэрон - Страница 24

• Предыдущая
• 24/106
• Следующая

– Люди жалуются.

– На меня?

Гиффорд кивнул.

– Кто именно?

– Это имеет значение?

– Для меня да.

– Я ответил, что наблюдал за твоей работой и то, что я видел, вполне меня удовлетворило, а поэтому мне бы хотелось, чтобы ты осталась в команде, и я приложу к этому все усилия. Я также объяснил, что ты оказалась в совершенно незнакомом окружении, а потому первое время нуждаешься в поддержке и понимании. Другими словами, попросил их быть снисходительнее.

– Спасибо, – пробормотала я, но на душе было тяжело. Одного дружески настроенного человека среди десятков, настроенных враждебно, явно недостаточно.

– Не за что, – ответил он.

– А зачем ты мне это рассказываешь?

– Затем, что ты должна знать. Пусть это станет для тебя стимулом. С чисто технической точки зрения твоя работа безупречна, но ты совершенно не умеешь ладить с людьми.

Я понимала, что он говорит правду, но именно это и было самое обидное. Кипя от злости, я поднялась из-за стола и сказала:

– Если вас не устраивает моя работа, дайте этому делу ход в официальном порядке. Но я не позволю отчитывать себя как школьницу.

На Гиффорда мое патетическое заявление не произвело ни малейшего впечатления.

– Прекрати, бога ради! Конечно, если ты хочешь, мы можем дать делу официальный ход. Мы изведем кучу времени и бумаги, а в результате все останется как было, если не считать пространной и унизительной записи в твоем личном деле. До завтра!

С этими словами он развернулся и ушел, оставив меня наедине с искалеченной рукой и оскорбленным самолюбием.

Десять минут спустя ветеринар был вызван, боль в руке стала вполне терпимой, а сама я сидела на изгороди и наблюдала за ковыляющим Чарльзом. Я понимала, что ничем не могу ему помочь, но все равно не хотела оставлять его одного. Я нашла обе пары кусачек и использовала более мощные для того, чтобы срезать остатки колючей проволоки с поваленных столбов старой ограды. Потом я собрала ее и отнесла на задний двор.

Черт бы побрал этого Гиффорда! Я не хотела, чтобы ко мне относились снисходительно, и терпеть не могла, когда мной пытались манипулировать. Подобная тактика была мне слишком хорошо знакома. Впервые я столкнулась с ней еще в начальной школе, когда Салли Картер отвела меня в сторонку и доверительно сообщила, что в классе меня никто не любит, что все одноклассницы считают меня выскочкой, задавакой и всезнайкой. Но потом она добавила, что я не должна из-за этого переживать, потому что лично ей, Салли Картер, я очень нравлюсь и она будет со мной дружить. До сих пор помню разнообразные и противоречивые чувства, которые охватили меня тогда. Я одновременно страдала из-за сознания собственной непопулярности, радовалась тому, что у меня есть хотя бы одна подруга, и ненавидела эту подругу за то, что она испортила мне настроение. Кроме того, у меня возникли смутные подозрения, что эта подруга на самом деле вовсе мне не подруга, если после разговора с ней я так гадко себя чувствую. Позднее на моем жизненном пути встречалось множество таких Салли картер, и я научилась сразу распознавать и их самих, и их топорные, но тем не менее очень действенные методы, с помощью которых они добивались преимущества над окружающими.

Я отнесла кусачки в дом. Дункан очень трепетно относился к своим инструментам и не любил, когда я брала их без разрешения.

Конечно то, что я умела распознавать вышеупомянутую тактику, еще не означало, что я знала, как ей противостоять. С одной стороны, я могла просто игнорировать подобные оскорбительные замечания, с помощью которых на меня пытались оказать давление. Но, с другой стороны, я всегда знала, что меня никак нельзя назвать душой компании: я не умела вести милые светские беседы и неуютно чувствовала себя как в больших компаниях, так и в коллективе; я не умела непринужденно улыбаться, а почти все мои шутки были неуклюжими и неуместными. Я честно пыталась измениться, хотя в глубине души не понимала, чего ради я должна это делать. Черт побери, я профессионал, который добросовестно и компетентно делает свою работу! Я не совершаю преступлений и неблаговидных поступков, не строю козней и не подличаю. Я просто классный парень, и подвергать меня остракизму только из-за того, что я лишена внешнего лоска, просто глупо. Так что идите вы все к черту!

На третьей ступеньке лестницы лежало золотое кольцо.

Я смотрела на него и не верила собственным глазам. Это был широкий золотой ободок, по краям которого был выгравирован какой-то узор. Мелькнула мысль о том, что кольцо уронил Гиффорд. Но Гиффорд не выходил из кухни все время, пока был здесь. Как бы там ни было, это кольцо некоторое время не носили – оно было покрыто коркой засохшей грязи.

Я наклонилась и подняла его. На темно-коричневой корке были характерные углубления. Я села на ступеньки, сняла один сапог и посмотрела на рифленую подошву. Ее узор идеально совпадал с отпечатками на засохшей грязи, которой было покрыто кольцо. Судя по всему, кольцо прилипло к подошве и находилось в таком положении несколько дней, а потом отвалилось вместе с комком грязи, когда я бежала по лестнице. Мое падение тоже могло поспособствовать этому.

Я ощутила приступ паники. Эти сапоги были на мне в прошлое воскресенье, когда я нашла тело, но я сняла их перед входом в дом, когда вернулась сюда за ножом. Полицейские эксперты забрали всю одежду, которая была на мне в тот злополучный день, вместе с кроссовками, в которые я переобулась, но сапоги остались на месте. Кажется, я невольно помешала проведению следствия.

Это ее кольцо. Именно его искали на моем лугу в ту ночь.

Я сидела на ступеньках и напряженно думала. На самом деле мне бы очень не хотелось, чтобы между этим кольцом и несчастной, которую я нашла, существовала какая-то связь. Во-первых, я испытывала сильный дискомфорт при мысли о том, что разгуливала в сапогах, к подошве которых прилипло это специфическое украшение. А во-вторых, если в ту ночь неизвестные действительно искали именно его, значит, кто бы ни убил эту женщину, он, несомненно, все еще находится на острове.

Неожиданно мне стало очень страшно. Я встала и прислушалась. Мне вдруг показалось, что кто-то мог притаиться в доме и подсматривать за мной. Потом я вернулась на кухню и закрыла заднюю дверь. Я даже подумала о том, не стоит ли запереть ее, но вместо этого подошла к раковине и наполнила ее теплой водой. Опустив туда кольцо, я подождала несколько секунд, отмыла его от грязи, вытерла кухонным полотенцем и поднесла к свету, чтобы получше рассмотреть. Потом скорее бессознательно, чем с какой-то определенной целью, попыталась надеть его на безымянный палец. Оно не налезало. Рука бывшей владелицы кольца явно была значительно изящнее моей.

Я вспомнила стройное тело женщины, лежащее на каталке в морге. Неужели я сейчас держу в руках ее кольцо? Когда я разрезала льняной саван, все мое внимание было, естественно, приковано к жуткой ране на груди. Если бы в тот момент с ее левой руки упало кольцо, я бы, скорее всего, этого не заметила.

Но как бы там ни было, кому бы ни принадлежало это кольцо, я обязана была немедленно сообщить об этом сержанту Таллок. Естественно, она будет в ярости. Я не только невольно утащила с места преступления важнейшую улику и продержала ее у себя несколько дней, но еще и отмыла ее от грязи. Короче, сделала все для того, чтобы усложнить жизнь полицейским экспертам.

Положив кольцо на кухонный стол, я подошла к телефону. Но когда я начала набирать номер, луч солнца проник сквозь кухонное окно и упал на золотой ободок, который ярко блеснул, как будто подмигивая мне. Я положила трубку и снова взяла кольцо в руки. На внутренней стороне была выгравирована какая-то надпись.

Слишком легко, подумала я. Все складывалось слишком легко. Покосившись на заднюю дверь, я решила все-таки запереть ее, прежде чем рассматривать гравировку. Ее было сложно разобрать. Мелкий специфический шрифт, которым она была сделана (кажется, он называется курсивом), и изначально-то был не очень разборчивым, а после того как кольцо долгое время пролежало в торфе, надпись вообще с трудом поддавалась расшифровке.

• Предыдущая
• 24/106
• Следующая