Жертвоприношение - Болтон Шэрон - Страница 45

• Предыдущая
• 45/106
• Следующая

– Тора, – сказал Гиффорд. – Боюсь, я должен сообщить неприятную новость. Она тебе наверняка не понравится.

Резко вскинув голову, я отстранилась от него и даже отступила назад. Неужели он считал, что новости, которые он сообщал мне до сих пор, были приятными?

– С завтрашнего дня ты на две недели отстранена от работы с сохранением заработной платы.

Я попятилась.

– Что это за дурацкие шутки?

Гиффорд молчал. Он не шутил.

– Ты не можешь так поступить со мной! Я не сделала ничего дурного.

Он рассмеялся и снова подошел к окну. Я смотрела на его широкую спину, и мне очень хотелось хорошенько пнуть его. Но я не сдвинулась с места.

– Если уж подходить к этому с формальной точки зрения, – сказал он моему отражению в оконном стекле, – то ты много чего сделала. Ты вмешивалась в полицейское расследование, ты ухитрилась нарушить почти все внутриведомственные правила, наконец, ты проигнорировала мои прямые указания. Ты нарушила право пациента на конфиденциальность и создала массу проблем как руководству больницы, так и членам городского совета. – Гиффорд повернулся ко мне, и я увидела, что он улыбается. – Но от работы я тебя отстраняю не из-за этого.

– А из-за чего?

Он начал загибать пальцы.

– Во-первых, если ты останешься в больнице, то будешь продолжать в том же духе, а я не могу защищать тебя вечно.

– Ничего я не буду продолжать. Пусть этим теперь занимается полиция.

Гиффорд покачал головой.

– Я тебе не верю. Во-вторых, как ты очень образно сказала в стоматологическом отделении, в ближайшие несколько дней дерьмо действительно полезет наружу и у многих сотрудников нашей больницы будут неприятности. Я не хочу, чтобы они видели в тебе средоточие или даже причину своих несчастий.

– Меня совершенно не волнует, что обо мне подумают.

– А должно волновать! Ведь тебе предстоит работать здесь и после того, как эта история закончится. Как ты собираешься это делать, если окружающие будут относиться к тебе с неприязнью?

– Если я уеду, то будет еще хуже. Они подумают, что я избегаю их. Черт возьми, если ты скажешь им, что меня временно отстранили, они могут подумать, что я имею отношение к этому убийству!

– Я скажу им, что ты переутомилась и очень расстроилась из-за последних событий. Это сделает тебя объектом сочувствия, а не раздражения. В-третьих, в ближайшие дни я буду очень занят. Мне предстоит свести к минимуму ущерб, нанесенный репутации больницы, не говоря уже о моей собственной репутации. Нет, Тора, я не желаю ничего слышать! – Заметив, что я собираюсь перебить его, Гиффорд предостерегающе поднял руку. – Я не полицейский. У меня свои приоритеты. Для меня превыше всего интересы больницы. А твое присутствие будет меня отвлекать.

Я не смогла бы с уверенностью сказать, какой подтекст он вложил в свои последние слова, но они вызвали во мне совершенно неуместное в данной ситуации чувство радости.

– В-четвертых, – сказал Гиффорд, и радостное чувство исчезло, уступив место тревоге. Значит, было еще и «в-четвертых»? – Я хочу, чтобы ты как можно скорее оказалась в таком месте, где ты будешь в безопасности.

В пылу безрассудных поисков улик и доказательств я совершенно забыла о том, что, говоря словами героев детективных сериалов, где-то поблизости бродит убийца. А я продолжала повсюду совать свой нос, несмотря на то что, судя по всему, кого-то это сильно раздражало. Причем вполне возможно, что этот кто-то работал рядом со мной в больнице.

Гиффорд подошел и положил руки мне на плечи.

– Тебе необходимо хорошенько отдохнуть, – сказал он. – Ты совершенно измучена. Посмотри на себя. В лице ни кровинки, руки дрожат, а зрачки крохотные, как у наркомана. Любая инфекция мгновенно свалит тебя с ног. Я просто не могу допустить, чтобы ты работала в больнице.

Насчет наркотиков он был прав. Я действительно наглоталась какой-то дряни, хотя и не по собственной воле. Неужели это настолько очевидно? Или просто Кенн знает об этом гораздо больше, чем хочет показать? Я снова задумалась о том, как кто-то смог проникнуть в мой кабинет, несмотря на запертые двери. Накануне утром у Кенна это неплохо получилось. Правда, он сказал, что его впустила уборщица, но…

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался поток прохладного воздуха. Кенн больше не смотрел на меня. Его взгляд был устремлен на человека, который стоял на пороге. Я повернулась, чтобы посмотреть, кто это. Вот теперь можно было считать, что день окончательно удался. В дверях стоял Дункан.

– Убери руки от моей жены, – спокойно сказал он, но я видела, что это спокойствие дается ему нелегко.

Еще какое-то мгновение руки Кенна оставались на моих плечах, но теплота ушла. Я отстранилась от него и направилась к мужу, который, судя по выражению его лица, был не особенно рад нашей встрече.

– Почему ты задержался? – спросил Гиффорд.

– Рейс отложили, – ответил Дункан, глядя на него злым, немигающим взглядом. Потом он зашел в кабинет, огляделся по сторонам и рассмеялся неприятным, недобрым смехом. – Ты что, вообразил себя гинекологом с Харли-стрит?

– Я рад, что тебе понравился мой кабинет, – спокойно парировал Гиффорд. – Но его обставлял мой предшественник.

Дункан вздрогнул, как будто его ударили.

– Я просто никак не могу изыскать средства на ремонт и новую мебель, – продолжал Кенн. – Неужели ты никогда тут не бывал? Он что, ни разу не приглашал тебя?

Я стояла, озадаченно переводя взгляд с мужа на Гиффорда. Дункан был в ярости. Я, естественно, подумала, что он злится на меня, но не могла понять, почему он принимает эту ситуацию так близко к сердцу. Допустим, мы с Гиффордом стояли в позе, которую можно было истолковать по-разному, и вполне объяснимо, что моему мужу это не понравилось, но, в конце концов, он же не застал нас кувыркающимися на диване!

– Может быть, вы объясните, что тут происходит? – спросила я и подумала, что в последнее время слишком часто повторяю эту фразу.

Гиффорд повернулся ко мне:

– Все дело в моем предшественнике. До ухода на пенсию он был главврачом этой больницы в течение пятнадцати лет. Мой наставник, можно сказать. Кстати, передавай ему привет.

Я перевела взгляд на мужа.

– Очнись, Тори, – раздраженно сказал Дункан. – Он говорит о моем отце.

Теперь я вообще ничего не понимала.

– Но ведь твой отец работал в Эдинбурге. Ты сам мне об этом говорил.

Вскоре после нашего знакомства Дункан сообщил мне, что его отец врач, анестезиолог, и я, естественно, заинтересовалась. Тогда Дункан рассказал, что отец работал далеко от дома и он видел его только по выходным. Я всегда думала, что именно этим объясняются специфические взаимоотношения в их семье.

– Он вернулся на острова, – объяснил Дункан. – Приблизительно в то время, когда я поступил в университет и уехал из дому. Где твоя машина?

– Понятия не имею, – ответила я. В последнее время произошло столько событий, и они развивались так быстро, что я за ними не успевала.

– Она припаркована у дома сержанта Таллок, – сказал Гиффорд. – Будем надеяться, что с ней ничего не случилось.

Я заснула почти сразу же после того как Дункан сел за руль и машина тронулась с места. Мне снился какой-то странный, бессвязный сон. Вроде бы я должна была делать операцию, но у меня не было ни моих записей, ни инструментов. На операционном столе лежал отец Дункана, а операционная сестра, которая пристально смотрела на меня поверх маски, оказалась его матерью, Элспет. Мы находились в одном из старых анатомических театров. Операционный стол находился в центре, все расположенные ярусами места были заняты, а аудитория состояла исключительно из людей, которых я знала. Там были Дана, Энди Данн, Стивен Ренни, мои родители, три моих брата, университетские друзья и даже руководительница моей дружины герл-гайдов, девочек-скаутов. Не нужно было быть Зигмундом Фрейдом, чтобы распознать классическое тревожное сновидение. Я проснулась от толчка, когда Дункан резко затормозил, чтобы избежать столкновения с отбившейся от стада овцой. Мы ехали не домой.

• Предыдущая
• 45/106
• Следующая