«Черная пехота». Штрафник из будущего - Конторович Александр Сергеевич - Страница 58
- Предыдущая
- 58/81
- Следующая
Из протокола допроса красноармейца 82-й отдельной штрафной роты Миклякова Игоря Сергеевича, 1923 г.р., русского. Направлен в штрафную роту решением военного трибунала 43-й стрелковой дивизии.
– Мы остановились на вашем разговоре с красноармейцем Леоновым. Что же такого интересного было в этом разговоре?
– Мы говорили о том, что в роте стало трудно жить. Командиры стали требовательнее.
– Что на это сказал Леонов?
– Дословно? Ну, примерно так: «Куда ты отсюда денешься? Вон за воротами вертухаи со стволами стоят, а мы тут сидим… Вот на фронт попадем, там и посмотрим. Глядишь, и повернется к нам фортуна передом».
– Кого он имел в виду, когда говорил про вертухаев?
– В этой же деревне располагался Особый отдел дивизии! И там же, при отделе, был взвод. Все говорили, что это из НКВД.
– Что произошло после этого разговора?
– Немцы налетели, стали бомбы бросать. Разбомбили медсанбат. Тогда Леонов поднял бойцов и приказал им бежать на помощь.
– Как именно приказал?
– Я сам не слышал. Но только все, кто слышал, побежали туда вместе с ним.
– Что было дальше?
– Утром мы вышли из деревни. Рота получила приказ выступать.
– Расскажите про стычку с Севергиным. Как вел себя Леонов?
– Спокойно.
– То есть?
– Он даже голоса не повышал. Тихо говорил. Видно было, что он Чалого не боится совсем.
– А что, его надо было опасаться?
– Они Леонову ножом угрожали. И поленом стукнуть пытался кто-то. Я толком не видел, как он сидел и разговаривал. Потом вдруг – раз! И уже на ногах стоит. А этот, с поленом, лежит. Второй тоже упал, я и не понял даже, почему. Потом третий. А Леонов спокойно так стоит и полено в руках вертит. Ловко как-то это у него получалось. Как в цирке.
– Почему – как в цирке?
– А я там жонглеров видел. У них так все ловко происходит! Вещи – как к рукам приклеенные! Вот и у Леонова полено вертится в руке, а понимаешь, что он его не уронит.
– Ну и что дальше было?
– Дальше капитан пришел. Он всех успокоил. Построил и с собой увел. Они только через час пришли, а Леонов – уже позже, когда я спал. Так что я не знаю, когда точно он вернулся.
– Вы вышли из деревни и прибыли в расположение батальона майора Никодимова. Что было там?
– Комроты вместе с лейтенантом Аристовым ушли к майору. Леонова они с собой забрали. Потом он вернулся и заставил нас «вьетнамскую кочергу» делать.
– Поясните.
(Рисунок с «вьетнамской кочергой», выполненный Миклаковым, прилагается.)
– И для чего это нужно?
– Леонов сказал – так гранату можно точнехонько в самую маленькую дырку засунуть, куда забросить трудно или вовсе нельзя. Или за угол высунуть. И она взорвется в воздухе, так осколков будет больше и полетят они дальше.
– И что на это ротный сказал?
– Ему понравилось! Леонов и сказал, что это с финской войны. Так они доты брали.
– Что дальше?
– Леонов стал показывать, как нам работать внутри дота. На пары всех разделил. Объяснил – кто стрелять будет, кто лопаткой рубить. Велел их всем заточить, чтобы края острыми были.
– Пригодилось?
– Да, я видел в доте немцев, которых лопатками зарубили.
– Вернемся к доту. Когда вы увидели Леонова?
– Когда в комнату с пулеметом забежал. Он там стоял и командовал – кому и что делать.
– В бою вы его видели? Так, чтобы он кого-то из немцев своими руками убил?
– Нет. Не видел.
– Что было дальше?
– Принесли трофеи и сложили их в каптерке. Под нее отвели комнату без амбразур, между казематами. Там два бойца стали ленты заряжать. Леонов сел документы немецкие читать.
– Леонов документы немецкие читал? Или просто так листал?
– Читал! Внимательно читал! Потом, когда с немцами по телефону говорил, он их тоже в руки брал и что-то оттуда зачитывал.
– Поподробнее об этом, пожалуйста!
– Когда затрещал телефон, он взял трубку и стал с ними разговаривать.
– На каком языке?
– По-немецки. Они же по-нашему не говорят.
– Вы знаете немецкий язык?
– Нет. Но у нас были разговорники, там есть слова похожие.
– И о чем же они говорили?
– Не знаю, немецким языком не владею. Но они долго говорили. Потом Леонов трубку положил.
– Что потом?
– Он сказал, что немцы скоро пулемет принесут и патроны. Он их ротному пожаловался и сказал, как нам тут плохо. Тот и обещал прислать пулемет и патронов.
– Прислал?
– Прислал. Я тогда за связистом пошел. Вернулись мы, а внизу пулемет стоит и коробки патронные лежат. Когда уходил, не было этого. А в комнате наверху сидели Леонов и унтер немецкий, пили.
– Что пили?
– Шнапс немецкий. Его много было. Несколько фляжек подобрали, и бутылки еще были. Старшой тогда всем выпить разрешил по чуть-чуть. А потом Леонов сказал мне увести этого немца и майору отдать. Руки ему велел связать, чтобы он спьяну не убежал куда-нибудь.
– Все?
– Да. Я фрица этого довел до окопов и передал ротному. Потом немцы наступать стали, стреляли по нам. Я тоже стрелял, даже убил, наверное, двоих. В дот меня ротный не отпустил, сказал – не пройдешь.
– Больше вы Леонова не видели?
– Нет. Он из дота не вернулся.
Оперуполномоченный Особого отдела
43-й стрелковой дивизии
Из протокола допроса Герберта Моргенталя, фельдфебеля второй роты, первого батальона, восемнадцатого пехотного полка.
– Ваше имя? Звание?
– Герберт Моргенталь. Фельдфебель второй роты, первого батальона, восемнадцатого пехотного полка.
– Вы состоите в НСДАП?
– Нет, я не член партии! Я всегда сочувствовал социал-демократам! И голосовал за них.
– Как давно вы в армии?
– С 1939 года. Меня призвали в мае месяце.
– В немецкой армии так быстро продвигаются по службе?
– До призыва в армию служил в полиции. Так что это было учтено. Я сразу получил ефрейтора.
– Расскажите об обстоятельствах вашего пленения.
– 18 августа этого года нас подняли рано, около 6 часов утра. Мы знали, что на нашем участке готовится атака позиций противника. Наш полк должен был прорвать оборону и взять высоту «Рыжая».
– Что было утром?
– Меня вызвал к себе командир роты, обер-лейтенант Хайнц Гофман. Он сказал, что русские попытались напасть на левофланговый дот. Есть убитые и раненые. При нападении был поврежден пулемет. Обер-лейтенант приказал взять трех солдат и отнести в дот пулемет и патроны. Также он приказал взять под свое командование дот и обеспечить огневую поддержку нашим частям. Я получил оружие и боеприпасы и направился к доту. При входе в дот нас окликнули. Я знал большинство солдат в доте, они были из соседнего взвода, но этот голос был мне незнаком. Говоривший назвал меня унтер-офицером, что меня удивило. Я один из старослужащих в полку, и меня многие знали. Да и кроме того, уже было достаточно светло, и он мог видеть мои погоны. Тогда я не придал этому особого значения. Открылась дверь, и мы вошли в дот. На нас напали. Меня сбили с ног, а моих солдат зарубили лопатами и зарезали ножами.
– Итак, на вас напали. Кто?
– Я не видел в темноте. Потом я рассмотрел нападавших. Это были ваши солдаты. Они отвели меня наверх. Там сидел еще один солдат. Он был старше других по возрасту. Ему было около сорока лет. Он мне пояснил, что все солдаты в доте, как и он сам, – штрафники. И все они – рядовые бойцы.
– Каким образом? Он разговорником пользовался?
– Нет. Он вполне прилично говорил по-немецки. Правда, немного в старомодной манере.
– Вам это не показалось странным? Рядовой – и вдруг хорошо говорит по-немецки?
– Нет. Было видно, что наш язык для него неродной. Немец так не будет строить предложения.
– Откуда у вас такие познания в языках?
– Я служил в портовой полиции Гамбурга! Гамбург – большой порт, туда каждый день приходят суда из разных стран. Многие из них бывают несдержанны, в результате чего они попадают в полицию. Я видел многих матросов. Можно заметить, как говорит по-немецки русский или поляк и как это делает француз или англичанин. У них всех есть разница! Ваш солдат говорил по-немецки не как русский!
– А как кто?
– Так не говорят русские, которые учили язык. Так скорее бы сказал американец или англичанин. И еще. Он страшный человек!
– Почему?
– Он сказал мне, что сделает со мной.
– Что же?
(Часть протокола допроса изъята из дела, и находится на отдельном хранении.)
– Дело даже не в том, что он пообещал со мною сделать! Главное – как он это пообещал!
– И как?
– Абсолютно спокойно, будто закурить предложил! Я видел многих следователей в полиции. Среди них были разные люди. Были и очень жестокие, да. Но когда человек говорит такие вещи, он сам меняется, пусть очень ненадолго. Ему и самому это страшно! А этот солдат был совсем-совсем спокоен, не волновался. Я сразу ему поверил. Когда спокойный человек так говорит. Я предпочел все рассказать. А потом он сказал и вовсе страшные вещи! Что скоро всей шестой армии будет очень плохо! Он не врал – он знал!
– Это все?
– Да. Он налил мне водки и успокаивал меня. Хлопал по плечу.
– Сам он тоже пил водку?
– Не помню. Он так быстро стал другим человеком. Сам не знаю почему, но я обратился к нему в конце разговора по-английски! И он ответил мне! Совершенно свободно, вроде бы даже и не заметил того, что я говорю на другом языке! Будто этот язык ему хорошо знаком! Дальше я помню плохо.
- Предыдущая
- 58/81
- Следующая