Портрет Мессии - Смит Крейг - Страница 27

• Предыдущая
• 27/74
• Следующая

Позже Мэллой собирался поведать всю эту историю Джейн Гаррисон, но потом подумал, что тем самым предал бы доверие графини. Мало того, вся эта правда могла выставить его в самом невыгодном свете как агента, которого использует в своих целях иностранная разведка: графиня могла работать и на Израиль. Глупость, конечно, не преступление, но подобной ошибки достаточно, чтобы отозвать агента, даже если он достиг желаемого результата. А если молчать, любые просчеты и забудутся сами собой.

Все остальное время своего пребывания в Цюрихе Мэллой все так же посещал ежегодные приемы графини, но наедине они больше не встречались. День у него выдался свободный, свою знакомую он не видел несколько лет и решил, что стоит нанести ей визит. Впрочем, у этого посещения была еще одна подспудная цель: несколько дней он читал о портретах Христа, написанных в двенадцатом веке, и не вполне понимал, чем продиктовано пристрастие Дж. У. Ричленда к византийским иконам. Решив вскользь упомянуть о них в беседе, Мэллой надеялся, что графиня сможет просветить его на эту тему.

Вилла графини располагалась в предгорьях Альп с видом на озеро Бриенц. Само здание представляло постройку девятнадцатого века, некогда здесь размещался отель, пришедший в полный упадок к тому времени, как графиня его купила. После реставрации она превратила его в свою резиденцию, которую крайне редко покидала. Единственным выдающимся событием были знаменитые ежегодные приемы. Мэллой не слышал, чтобы она сама навещала друзей или посещала какие-нибудь вечеринки. Она была писательницей и ученым. Ей привозили на дом все, в чем она нуждалась, от книг до продуктов. И если она нуждалась в обществе, то не поселилась бы в таком уединенном месте. Сам дом примостился на узком выступе, рядом с ревущим водопадом Гиссбах. Вокруг на несколько миль тянулся лес. С балкона открывался вид на Интерлакен на одном берегу озера и Бриенц на другом. Быть ближе к цивилизации графиня не желала.

Рене, или «ее человек», как она называла слугу по-английски, стоял у одной из дверей и наблюдал за тем, как Мэллой спускается по довольно крутой и местами опасной тропинке, проложенной рядом с водопадом. Другой человек на его месте приветствовал бы Мэллоя дружеским взмахом руки, но Рене просто смотрел. Это был мужчина неопределенного возраста, как и графиня: ему можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Он наголо брил странной формы голову, и, несмотря на темный цвет кожи, определить его национальность не представлялось возможным. Широкие плечи и мощный торс довершали портрет.

Несмотря на внушительные габариты и возраст, Рене двигался легко и грациозно, словно спортсмен. В отличие от своей хозяйки он не обладал способностью к языкам; Мэллой так и не смог определить, какой был для него родным. Рене объяснялся с графиней на ломаном итальянском, куда свободно вставлял немецкие, французские и английские слова, и акцент у него был совершенно непонятный. А о грамматике слуга, похоже, знал только понаслышке.

В одном только Мэллой не сомневался Рене беззаветно предан своей хозяйке; он всегда смотрел на графиню глазами верного и готового на все ротвейлера. Когда до дверей осталось ярдов пятнадцать, Мэллой остановился и спросил его:

— Графиня дома, Рене?

Вопрос был абсурден по сути своей, наверное, потому слуга не удосужился на него ответить. Он просто сжал и разжал огромные кулаки и отошел. Мэллой поднялся на веранду и уже собрался постучать в дверь, но тут появилась сама Клаудия де Медичи.

— Томас! Какой приятный сюрприз! Вы снова переехали в Цюрих?

— Прибыл всего на пару дней, по делам. Сегодня утром я свободен и осмелился нанести вам визит. Надеюсь, не слишком помешал вашим планам?

— Ничуть. Прошу, — Мэллой вошел в элегантно обставленную прихожую. Графиня провела его в гостиную и смешала для них два виски с содовой.

— Работаете над новой книгой?

— Я уже написала свою книгу. И писать другую пока не собираюсь, должно пройти какое-то время.

Графиня улыбнулась почти застенчиво; она была, как и прежде, неотразима. «Да, ничуть не постарела за эти годы, — подумал Мэллой. — Нисколько, с того самого дня, как мы познакомились. Все еще кажется женщиной под сорок. А это значит, — с изрядной долей отчаяния подумал вдруг Мэллой, — что теперь она моложе меня на целых десять лет!»

— Ну а вы, — начала она с улыбкой, словно прочла его мысли, — все еще работаете внештатным редактором?

В вопросе прозвучала некая игривость, может даже намек, и Мэллой улыбнулся.

— Увы. Уже на пенсии.

— Ну, надеюсь, что вы не совсем отошли от дел. Вы еще слишком молоды для такого унылого занятия, как сидеть дома.

— Стараюсь.

— Я слышала, вы живете в Нью-Йорке?

— У вас надежные источники.

— Это одно из преимуществ хороших связей.

Мэллой постеснялся спросить, кто именно выдал ей эти сведения. Уж кто-кто, а графиня умела незаметно получать информацию, зато свои секреты никогда не выдавала.

— А вы счастливы. По глазам видно.

— Весной собираюсь жениться.

— И что же, решили плюнуть на свое счастье, вернувшись к прежним занятиям?

Мэллой не сдержал улыбки, услышав столь сильное выражение. Сам он думал об этом несколько иначе, но, по сути, доля истины в ее словах есть. И он определенно был не первым на свете мужчиной, способным разрушить прекрасные взаимоотношения. Впрочем, ему не хотелось в этом признаваться, даже в шуточной форме. Кроме того, профессию свою он по-настоящему никогда не бросал, просто перестал быть активной фигурой на чужом поле.

— Если ждать, пока снова войдешь в дело, можно и опоздать, — неопределенно ответил он.

— Может, это вообще не ваша судьба.

— Считаю, что мы сами хозяева своей судьбы, графиня.

— А мне кажется, людям свойственно бросаться в ад из-за своих страстей, Томас. Они делают это постоянно. Впрочем, отговаривать вас не стану. Поступайте, как считаете нужным. Что же привело вас сюда? Наверняка пришли по какому-то делу?

Графиня умела читать мысли людей. Язык тела. Провоцировала и ждала реакции. Впрочем, она действовала при этом достаточно деликатно, да и относилась к Мэллою с явной симпатией, так что подобные выпады не слишком его смущали. Но умение этой женщины заглянуть в душу всегда вызывало у него удивление: уж не ясновидящая ли она?

— Просто подумал, вы сможете объяснить мне кое-что.

Слегка наклонив голову, графиня смотрела выжидательно и с любопытством.

— Что вам известно об иконах двенадцатого века с изображением Христа?

— Они мне определенно очень нравятся, хотя, боюсь, тут я в меньшинстве. Но что именно вы бы хотели узнать?

— Допустим, имеется византийский портрет Христа двенадцатого века. Сколько, по-вашему, он может стоить? В денежном выражении?

Графиня улыбнулась с таким видом, точно говорила с ребенком.

— Трудно сказать. Если картина в отличном состоянии, надо прежде узнать, подвергалась ли она реставрации. Ну и потом история ее происхождения. Это очень влияет на сумму. Люди, интересующиеся такого рода живописью, обычно больше ценят ее историю, а не художественные достоинства. Многие иконы появляются на рынке с небольшим переносным алтарем. Это может быть также какой-нибудь уникальный футляр или же дорожный сундучок. И эти предметы сами по себе являются произведениями искусства. Оклады бывают украшены драгоценными камнями, что также влияет на цену, не говоря уже о чисто художественной стороне. Кроме того, возможно, данной иконой владел какой-нибудь знаменитый человек. Изучая артефакты, можно почерпнуть немало информации о жизни особ царских кровей в Константинополе, ведь именно оттуда происходили первые иконы. Так, к примеру, принцесса Анна Комнина, [12]встретившая первых крестоносцев, даже написала книгу, где подробно описывала свои впечатления о предводителях этой армии. В том числе и об относительно малоизвестном Балдуине де Булонь. Именно его бароны избрали первым королем христианского Иерусалима. Если данная икона принадлежала ей и вы можете подтвердить это покупателям — в частности, мне, хотя я и не коллекционер, — предмет вызовет настоящий ажиотаж у ценителей подобных артефактов. Точнее я сказать не берусь — слишком мало информации.

• Предыдущая
• 27/74
• Следующая