Безмолвная - Герритсен Тесс - Страница 2
- Предыдущая
- 2/71
- Следующая
— Тогда вот тебе первый урок: знай, когда пора бежать.
Я толкаю ее к двери.
— Это время наступило сейчас.
Я наблюдаю, как она ест. Для такой маленькой девушки у нее волчий аппетит, она слопала три тако с курицей и большой стакан «Кока-Колы». Она захотела мексиканской кухни, поэтому мы сидим в кафе, где играет музыка мариачи, а стены украшены яркими картинками с танцующими сеньоритами. Хотя черты лица девушки китайские, она стопроцентная американка, от коротко стриженых волос до рваных джинсов. Грубое и дикое существо, которое с шумом высасывает остатки своей «Колы», а затем громко грызет кубики льда.
Я начинаю сомневаться в разумности этого предприятия. Она уже слишком взрослая, чтобы начать тренировки, и слишком дикая, чтобы научиться дисциплине. Мне нужно отпустить ее обратно на улицу, если это то место, куда она хочет отправиться, и найти другой вариант. Но потом я замечаю шрамы на костяшках пальцев и вспоминаю, как близка она была к тому, чтобы в одиночку расправиться с двумя мужчинами. У нее есть талант и бесстрашие — две вещи, которым нельзя научить.
— Ты помнишь меня? — спрашиваю я.
Девушка ставит свой стакан и нахмуривается. На мгновение мне кажется, что я вижу искру узнавания, но затем она исчезает. Девушка качает головой.
— Это было давно, — говорю я. — Двенадцать лет назад.
Вечность для столь молодой девушки.
— Ты была маленькой.
Она пожимает плечами.
— Неудивительно, что я вас не помню.
Она лезет в свою куртку, достает сигарету и прикуривает ее.
— Ты загрязняешь свое тело.
— Это мое тело, — огрызается она.
— Нет, если ты хочешь тренироваться.
Я тянусь через стол и вырываю сигарету из ее губ.
— Если ты хочешь учиться, твое отношение должно измениться. Ты должна проявлять уважение.
Она фыркает.
— Ты говоришь, как моя мама.
— Я знаю твою мать. По Бостону.
— Ну, она умерла.
— Я в курсе. Она написала мне в прошлом месяце. Рассказала, что больна и у нее осталось мало времени. Вот почему я здесь.
Я удивляюсь, увидев слезы, заблестевшие в глазах девушки, и то, как она быстро отворачивается, словно стыдится показать слабость. Но в это уязвимое мгновение, прежде чем она спрятала глаза, она напомнила мою собственную дочь, которая была моложе девушки, когда покинула меня. Мои глаза жгут слезы, но я не пытаюсь скрыть их. Скорбь сделала меня тем, кто я есть. Она была очищающим огнем, который оттачивал мою решительность и усиливал мою волю.
Мне нужна эта девушка. Очевидно, что и она нуждается во мне.
— Мне понадобились две недели, чтобы найти тебя, — говорю я ей.
— Приемная семья — отстой. Я лучше буду сама по себе.
— Если бы твоя мать видела тебя сейчас, ее сердце бы разбилось.
— У нее никогда не было на меня времени.
— Возможно, потому что она надрывалась на двух работах, пытаясь прокормить тебя? Потому что ей не на кого было рассчитывать, кроме самой себя?
— Она позволила миру вытирать об себя ноги. Ни разу я не видела, чтобы она смогла постоять за что-нибудь. Даже за меня.
— Она боялась.
— Она была бесхребетной.
Я подаюсь вперед, в ярости от этой неблагодарной соплячки.
— Твоя бедная мать страдала до такой степени, что ты и представить себе не можешь. Все, что она делала, было для тебя.
С отвращением я швыряю в девушку ее сигаретой. Это не та девушка, которую я надеюсь найти. Она может быть сильной и бесстрашной, но у нее нет ни чувства дочернего долга, связывающего ее с покойной матерью, ни чувства семейной чести. Без связи с нашими предками мы всего лишь одинокие пылинки, брошенные на произвол судьбы и плывущие по течению, не привязанные ни к чему и ни к кому.
Я оплачиваю счет за ее еду и поднимаюсь.
— Когда-нибудь, я надеюсь, ты найдешь в себе мудрости, чтобы понять, чем твоя мать пожертвовала ради тебя.
— Вы уходите?
— Я ничему не смогу научить тебя.
— Почему вы хотели этого? Зачем приехали, чтобы разыскать меня?
— Мне казалось, что я найду кого-то другого. Кого-то, кого смогу обучить. Того, кто поможет мне.
— Для чего?
Я не знаю, как ответить на ее вопрос. На мгновение только металлический звук музыки мариачи льется из динамиков.
— Ты помнишь своего отца? — спрашиваю я. — Ты помнишь, что с ним произошло?
Она смотрит на меня.
— Так вот из-за чего все это, не так ли? Вот почему вы приехали искать меня. Потому что моя мать написала вам о нем.
— Твой отец был хорошим человеком. Он любил тебя, а ты обесчестила его. Ты обесчестила обоих родителей.
Я кладу перед ней стопку наличных.
— Это в память о них. Уходи с улицы и возвращайся в школу. По крайней мере, тебе не придется драться с незнакомыми мужчинами.
Я разворачиваюсь и выхожу из ресторана.
В считанные секунды она выскакивает из дверей и бежит за мной.
— Подождите! — зовет она. — Куда вы идете?
— Возвращаюсь домой, в Бостон.
— Я вспомнила вас. Думаю, я знаю, чего вы хотите.
Я останавливаюсь и смотрю в ее лицо.
— Это то, чего тытоже должна хотеть.
— Что мне нужно делать?
Я осматриваю ее сверху донизу, разглядываю тощие плечи и настолько узкие бедра, что голубые джинсы едва держатся на них.
— Это не то, что тебе нужно делать, — отвечаю я. — Это то, кем тебе нужно быть.
Медленно я приближаюсь к ней. До этого момента у нее не было никаких причин бояться меня, да и с чего бы? Я всего лишь женщина. Но то, что она сейчас видит в моих глазах, заставляет ее сделать шаг назад.
— Ты боишься? — спрашиваю я мягко.
Ее подбородок вздергивается вверх, и она заявляет с глупой бравадой:
— Нет, не боюсь.
— Ты должна бояться.
Глава вторая
Семь лет спустя
— Меня зовут доктор Маура Айлз, фамилия произносится как А-Й-Л-З. Я судебно-медицинский эксперт, работаю в Бюро Судмедэкспертизы штата Массачусетс.
— Пожалуйста, опишите суду ваше образование и квалификацию, доктор Айлз, — произнесла Кармела Агилар, помощник окружного прокурора округа Саффолк.
Маура не отводила от нее взгляда, пока отвечала на вопрос. Было гораздо проще сосредоточиться на лице Агилар, чем видеть свирепые взгляды ответчика и его сторонников, десятки которых собрались в зале суда. Агилар, казалось, не замечала или просто не обращала внимания на них, она обосновывала свою позицию по делу перед враждебно настроенной аудиторией, но Маура очень переживала из-за этого; большую часть этих слушателей составляли сотрудники полиции и их друзья. Им не понравится то, что должна сказать Маура.
Обвиняемым был Уэйн Брайан Графф, офицер Бостонского Управления Полиции, с квадратной челюстью и широкими плечами, выглядящий как всеамериканский герой. Симпатии зала были на стороне Граффа, а не жертвы — мужчины, попавшего на стол для вскрытия Мауры с побоями и переломами шесть месяцев назад. Мужчины, который был похоронен неоплаканным и невостребованным. Мужчины, который за два часа до смерти совершил роковую ошибку, выстрелив в офицера полиции и убив его.
Маура чувствовала все эти взгляды, прожигающие ее лицо, словно лазерные лучи, пока рассказывала свою биографию.
— Я окончила Стэндфордский университет со степенью бакалавра в антропологии, — сказала она. — Получила степень по медицине в Калифорнийском университете Сан-Франциско и там же прошла полную пятилетнюю резидентуру в патологии. Я получила сертификацию в анатомической и клинической патологии. После резидентуры прошла двухлетнюю аспирантуру по специализации «судебная медицина» в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса.
— А вы сертифицированы в вашей сфере деятельности?
— Да, мэм. В общей и судебной патологии.
— А где вы работали до того, как поступили на службу в Бюро Судмедэкспертизы здесь, в Бостоне?
— На протяжении семи лет я была патологоанатомом в Бюро Судмедэкспертизы Сан-Франциско Калифорния. Я также работала клиническим профессором патологии в Калифорнийском университете. У меня есть медицинские лицензии Массачусетса и Калифорнии.
- Предыдущая
- 2/71
- Следующая