Око Каина - Бовен Патрик - Страница 48

• Предыдущая
• 48/80
• Следующая

Элизабет и раньше уже замечала, что с наступлением ночи в пустыне начинается своя жизнь. В темноте раздавались шорохи, царапанье, резкие крики ночных хищных птиц, настигших добычу. Ночь была временем хищников.

— Кто это, ящерица? — спросила Карен.

Длинное гибкое существо проворно взобралось по стене и исчезло под крышей.

— Да, — ответила Элизабет.

Они обе шли впереди, на некотором расстоянии от остальных.

— Первый раз увидела тут живое существо собственными глазами, — сказала Карен. — Иногда кажется, что эта пустыня на Луне.

— Потому что мы всегда выходили на улицу днем. В это время почти никого и не увидишь, разве что ящериц и змей. У них холодная кровь, и они выдерживают здешние перепады температуры. Правда, чтобы поддерживать свой организм в хорошем состоянии, им приходится постоянно переползать из тени на солнце, и наоборот.

Карен с любопытством взглянула на нее.

— Ты где-нибудь училась?

Элизабет пожала плечами.

— Да, проучилась несколько семестров в институте.

— А почему не стала продолжать?

— Появился муж, потом дети. Стало не до того.

— Тебе повезло.

Элизабет недоверчиво покосилась на нее, но Карен, судя по всему, говорила искренне.

— Я о детях, — пояснила та. — Сама я не могу их иметь.

— О…

— Ну, у меня все равно не было бы времени ими заниматься.

Какое-то время они шли молча. Позади о чем-то спорили Камерон и Сесил. Перл шла по другой стороне улицы.

— Хочешь, расскажу, как мы познакомились? — спросила Карен с нарочитой небрежностью и, увидев непонимающий взгляд Элизабет, пояснила: — С Томасом.

— Я… да.

— Ну, сначала они познакомились с моим отцом. Две сильные натуры, два упрямца. Они сразу поладили. — На ее губах появилась легкая, слегка горькая улыбка. — Я была единственной дочерью отца. Думаю, Томас чем-то напоминал ему сына, которого он всегда хотел иметь. Когда они встретились, мне было всего тринадцать. Томасу — двадцать четыре. Отец был завкафедрой медицинского факультета в Калифорнийском университете. Томас — его учеником, одним из самых блестящих. Что казалось довольно странным — он выходец из негритянского гетто. В детстве он входил в одну из подростковых банд. Моя семья взяла его под крыло.

— Можно подумать, вы говорите о сироте…

— Его отец был механиком. Честный работяга, но дома почти не появлялся. Мать тоже не слишком им занималась, хотя он был единственным ребенком. Поэтому он и вырос как сирота. Это как-то сразу становилось заметно. В разговоре у него постоянно проскальзывал подростковый сленг, а кроме того, он любил опекать мальчишек, выросших без отцов, таких же заброшенных, как и он сам. Он это называл «играть в старшего брата».

— Не понимаю…

— Он собирал вокруг себя таких мальчишек и находил для них занятия. Он обивал пороги в поисках кредитов для организации спортклубов, устраивал хоккейные матчи, конкурсы видеоигр, все такое. Всячески старался, чтобы мальчишки были чем-то увлечены, а не болтались по улицам. Помнится, в одной статье мне попадалась такая статистика: в Лос-Анджелесе три миллиона детей меньше тринадцати лет большую часть дня предоставлены самим себе.

Элизабет кивнула.

— Похоже на правду, — сказала она. — Частных детских садов мало, и они дорогие. А для матери-одиночки, у которой нет денег на приходящую няню, необходимость работать превращается в проклятие. Либо ты оставляешь детей одних и целый день молишься, как бы с ними чего не случилось, либо бросаешь работу и миришься с присутствием того, кто зарабатывает.

— Словом, Томас был незаурядным парнем, это чувствовалось с первого взгляда, — продолжала Карен. — И мой отец тоже это заметил. Он начал всячески продвигать его на факультете. Добился для него стипендии, жилья в кампусе, еще чего-то.

Элизабет заметила, что они уже почти приблизились к бару «У Пинка» — до него оставалось метров сорок, — и замедлила шаг. Карен сделала то же самое.

— Ваш отец благородный человек.

— Он любит тех, кто способен принимать вызовы от судьбы.

— Как у Томаса шли дела в университете?

— Он был счастлив. Занимался спортом, читал, слушал музыку и смотрел фильмы ужасов, поглощая пиццу. Он почти не спал. Можно было подумать, что он обрел вторую молодость. — Карен вздохнула. — Однако он не очень-то ладил с однокурсниками, за исключением нескольких девиц. Они в основном были из благополучных семей. Впервые увидели труп на практическом занятии по вскрытию.

— Да, мир, в котором он вырос, наверняка был более суровым…

— Он изображал бездельника и ловеласа. В глазах девиц это придавало ему определенный шарм, но что касается парней…

Карен замолчала. Она шла, слегка согнувшись и засунув руки в карманы, словно на спине у нее был тяжелый рюкзак.

— Когда он сдал выпускные экзамены, — продолжала она, — отец предложил ему съездить вместе с нами на озеро Тахо, чтобы походить под парусом. Раньше Томас никогда никуда не уезжал во время каникул и от перспективы этой поездки пришел в мальчишеский восторг. Вообще это должно было стать для него чем-то вроде посвящения. Отец решил ввести его в круг своих подопечных, будущих медицинских светил.

— Как Томас себя чувствовал в такой обстановке? Не комплексовал?

— Ему было не до того. На берегу стояли накрытые столы, и тут же было все для водного спорта. Он решил прокатиться на водных лыжах. Другие студенты захотели над ним подшутить и что-то сотворили с управлением. В результате на первом же вираже поворотный механизм заклинило, и Томас врезался в понтонный мост.

— И?..

— И ничего.

— Никаких ран?

— Настоящее чудо. Он вылез из воды, ругаясь на чем свет стоит, лицо у него было все в крови, но оказалось, что просто рассечена бровь. Больше ничего.

— И что он сделал?

— Когда он увидел, что остальные смеются, он направился к буфету, схватил громадный половник и ударил по лицу того, кто был ближе всех. После того как его наконец обуздали, одиннадцать человек пришлось отправить в больницу.

Элизабет, не удержавшись, вскрикнула:

— Одиннадцать?!

— Да, причем повреждения были весьма серьезными. Отцу с трудом удалось замять это дело. Никаких жалоб, никаких судебных разбирательств — ничего не было. Впрочем, кому хотелось увидеть себя на первой странице газеты, под заголовком: «Избиение на расистской почве в университете»?

— Так как это все произошло?

— О, это надо было видеть! Он вопил от ярости и лупил всех своей поварешкой по чему попало. Мне тогда было тринадцать, и я смотрела на него во все глаза. Это был воплощенный бунт… Могла ли я не влюбиться?

Элизабет опустила глаза.

— И вы начали встречаться?

— О, разумеется, не сразу! Отец был человеком широких взглядов, но когда речь шла о членах его семьи, он придерживался старомодных воззрений. После окончания университета Томас поехал путешествовать. Он не хотел сразу приступать к работе, на которой ему к тому же, вероятнее всего, пришлось бы делить кабинет с кем-то из бывших однокурсников.

— Куда он поехал?

— Сначала во Францию. Там он некоторое время работал в организации «Врачи без границ», потом в службах гуманитарной помощи, наконец оказался в Африке. Все это время мой отец поддерживал с ним связь. Когда Томас вернулся, мне было семнадцать.

— И прошлые чувства не ослабли?

— Если честно, прежде всего мне хотелось приобрести сексуальный опыт. Кроме того, Томас стал более приятным в общении. Исчезло фанфаронство, появилась мягкость. Однако девиц вокруг него почти не было — именно в то время он пристрастился к алкоголю.

— У него были какие-то проблемы?

— И довольно серьезные. Они возникли в Нигере, во время его последней миссии. Отец всячески пытался его поддержать в тот момент.

— До вашей свадьбы.

— Это была глупость, конечно. Мы оба напились в хлам. Моя семья была в бешенстве, и мне пришлось порвать с ним.

— Вы его больше не любили?

Карен остановилась на ступеньках перед дверью бара и повернулась к Элизабет.

• Предыдущая
• 48/80
• Следующая