«Несвятые святые» и другие рассказы - Архимандрит (Шевкунов) Тихон - Страница 34
- Предыдущая
- 34/85
- Следующая
Вечером нас ждал поезд в Тбилиси, а в Издательском отделе лежало письмо от Владыки Питирима патриарху Илие, где архиепископ просил оказать мне помощь в съемках фильма «Евхаристия».
Я обзвонил своих друзей, которые принимали участие в судьбе отца Августина, и попросил их собраться у Володи Вигилянского сегодня вечером, чтобы в последний раз все обсудить перед поездкой.
Я уже знал, что буду делать. Когда мы вместе с Августином, соберемся и рассядемся за столом, я сообщу, что только что прибыл из Омска. А сам буду внимательно следить за реакцией отца Августина. Потом я предложу послушать историю о том, как в Омске десять месяцев назад появился молодой человек, как он пришел в церковь и назвался сиротой. Расскажу, как над ним сжалились, помогли с жильем и работой, как он вошел в доверие к настоятелю и старосте, и как потом безжалостно обокрал храм, унес утварь, собранные прихожанами деньги и даже взял крест, и не откуда-нибудь, а со святого престола! Все начнут охать и ахать, выражать негодование по поводу такого кощунственного поступка. А я продолжу.
— Вот еще одна история, — скажу я. — Один человек приезжает в Троице-Сергиеву лавру и выдает себя за иеродьякона, не будучи рукоположенным. Больше того, он дерзает служить литургию!
Здесь, конечно, все будут просто потрясены! А я снова продолжу, по-прежнему наблюдая за Августином:
— А вот еще история. Один человек приехал в горы, туда же, где и ты подвизался, отец Августин. И, узнав немало подробностей о жизни иноков, стал выдавать себя за горного монаха, чтобы замести следы своей прошлой жизни и попытаться получить документы на чужое имя. И, представьте, героем всех этих историй является один и тот же человек!
Кто-то обязательно воскликнет, скорее всего Олеся или Лена Чавчавадзе:
— Так кто же это?
А я обращусь к Августину:
— Отец Августин, как ты думаешь, кто же это? Здесь уж не выдать себя будет невозможно!
— Кто?.. — еле шевеля губами, переспросит Августин.
И тут я отвечу, как следователь Порфирий Петрович в «Преступлении и наказании» у моего любимого Достоевского:
— Как кто? Да это ты, отец Августин! Больше и некому!
Здесь уж, по его реакции, все сразу должно стать понятным, скрыть свои чувства будет просто невозможно!
До сбора приглашенных друзей оставалось два часа. Войдя в квартиру Вигилянских, я сразу предложил отцу Августину съездить со мной на такси в Издательский отдел за письмом к патриарху Илие. Тот с радостью согласился прокатиться на машине и заодно посмотреть издательство.
Тут мне пришла в голову мысль, что после разоблачения ему, возможно, удаться сбежать и он снова будет совершать преступления в Церкви. Поэтому я предложил:
— Отец Августин, давай сфотографируемся! И Олесе с Володей оставим фотографию на память.
Он, подумав, нехотя согласился. А я взял и зачем-то брякнул:
— Да и если милиция нас задержит, не надо будет пленку тратить — сразу снимемся в профиль и анфас.
Сказал и тут же пожалел об этом. Августин взглянул так недобро, что мне стало не по себе. Как мог, я перевел слова своего глупого тщеславия на шутку. К счастью, это удалось. Августин разрешил нам сфотографироваться с ним, хотя время от времени недоверчиво поглядывал на меня. Он явно начинал тревожиться.
Улучив минуту, пока он собирался, я отвел Володю на кухню и, закрыв за собой дверь, шепотом сказал:
— Августин, скорее всего, не тот человек, за которого себя выдает! Вполне возможно, он какой-то страшный преступник! Я не шучу. Мы с ним сейчас уедем, а ты срочно обыщи его вещи, вдруг там оружие или что-то такое.
Володя вытаращил на меня глаза и с минуту не мог произнести ни слова. Потом он открыл рот:
— Ты соображаешь, что говоришь?! Ты сумасшедший? Как ты вообще представляешь, чтобы я — и обыскивал чужие вещи?
— Слушай! — сказал я. — Брось свои интеллигентские заморочки! Все слишком серьезно. Речь может идти о жизни твоих детей.
Наконец Володя начал что-то понимать. Не говоря больше ни слова, я прихватил отца Августина и уехал с ним на такси в Издательский отдел.
По дороге мы о чем-то болтали, потом поели мороженого — я хотел дать Володе побольше времени. А когда вернулись, хозяин квартиры предстал перед нами белый как мел. Я быстрее поволок его на кухню, а Августину крикнул, чтобы он встречал гостей.
На кухне Володя еле прошептал:
— Там документы на имя какого-то Сергея (Володя назвал фамилию), крест напрестольный, деньги — две с половиной тысячи рублей, орден князя Владимира… Что вообще происходит?!
— Оружие есть? — спросил я.
— Оружия нет.
В прихожей раздался звонок. Это приехал игумен Димитрий из Троице-Сергиевой лавры. Мы слышали, как его встретил Августин и как они прошли в гостиную.
Но даже несмотря на новые находки, мне все равно до конца не верилось в реальность происходящего. Это было поразительно! Я поделился своими ощущениями с Володей. Он, который своими глазами только что видел и документы, и крупную сумму денег, тоже не в состоянии был поверить, что Августин не тот человек, за которого себя выдает. Приехали Зураб и Лена Чавчавадзе. Когда мы с Володей вошли в гостиную, все были в сборе. Детей мы отправили гулять.
— Ну и что ты нас собрал? — недовольно спросил игумен Димитрий. Ему пришлось ехать из лавры.
Я взглянул на отца Августина. И сразу понял: он обо всем догадался и все — на самом деле правда! И еще я понял, что если сейчас начну свою историю со следователем Порфирием Петровичем, то ситуация будет разворачиваться именно так, как я и намечал, вплоть до «Да это ты, отец Августин! Больше и некому!» С соответствующей реакцией и Августина, и остальных присутствующих. И вдруг мне стало его по-настоящему жалко. Хотя, признаться, было и еще одно чувство — торжество. Торжество охотника, который видит, что еще мгновение — и добыча у него в руках. Но это чувство было явно не христианским.
Поэтому я, отбросив все задуманное и так тщательно отрепетированное, обратился к нему с одним лишь словом:
— Сережа!
Он смертельно побледнел.
Что тут началось!.. Все вскочили на ноги, и все кричали:
— Какой Сережа?! Что тут происходит?! Вы, оба — немедленно всё объясните!!!
Только мы с ним сидели и молча смотрели друг на друга. Когда наконец все немного успокоились, я обратился к нему:
— Сегодня утром я вернулся из Омска. Там я получил последние, недостающие факты из твоей истории. Самое правильное, что я должен сейчас сделать, это набрать номер 02 — и через пять минут здесь будет милиция. Но все же мы даем тебе последний шанс. Ты видел, как искренно мы старались тебе помочь. Если ты сейчас расскажешь всю правду, — с самого начала и до конца — мы, может быть, решим снова тебе помочь. Но если ты солжешь хоть одним словом, я тут же снимаю трубку и звоню в милицию. Мне не надо объяснять, что в этом случае тебя ждет. Сейчас все зависит только от тебя.
Сергей молчал долго. Мои друзья тоже молчали и изумленно смотрели на него, своего любимого «горного монаха», «ангела-маугли»… А я с замиранием сердца в этой полной тишине ждал его решения.
Потом он сказал:
— Хорошо, я все расскажу. Но с одним условием: если вы гарантируете, что не сдадите меня в милицию.
— Гарантия у тебя, Сергей, теперь только одна — твоя абсолютная честность. Как только я увижу, что ты врешь, сюда приедет милиция.
Он опять надолго задумался. Видно было, что он лихорадочно высчитывает, можно ли ему как-то выкрутиться или хоть что-то выиграть. Наблюдать за этим было настолько неприятно, что улетучивались последние остатки жалости к нему.
— С чего начать? — наконец спросил он, вопросительно взглянув на меня.
В вопросе был явный подвох. Он хотел прощупать, что я действительно знаю.
— С чего хочешь. Можешь — с того же Омска. Можешь — с Сухуми. А можешь — и с твоих похождений в лавре. Но лучше давай с самого-самого начала!
- Предыдущая
- 34/85
- Следующая