«Несвятые святые» и другие рассказы - Архимандрит (Шевкунов) Тихон - Страница 52

• Предыдущая
• 52/85
• Следующая

Незадолго до его кончины мы стали замечать за ним удивительные вещи.

Как-то наместник с утра уехал по делам. Я был поставлен дежурить на Успенской площади. В мои обязанности входило в том числе незамедлительно открывать небольшие воротца для подъезжающих машин. А автомобиль к Успенской площади мог подъехать, как правило, только один — наместника. Если дежурный опаздывал к воротам и наместнику приходилось ждать, разгон был неминуем.

Однако теперь, узнав, что наместник уехал во Псков, я решил сходить на коровник, где нес послушание мой товарищ Сергей Горохов. Мы сидели на солнышке и о чем-то увлеченно беседовали, когда мимо нас своей шаркающей походкой, опираясь на палочку, проходил отец Киприан. Поравнявшись с нами, он вдруг остановился и, обратившись ко мне, прикрикнул:

— Эй, Георгий, беги скорее открывать ворота! Наместник возвращается, попадет тебе!

Мы с Сергеем недоверчиво переглянулись. О чем это он? Наместник недавно уехал, он и до Пскова-то еще не добрался. Никаких признаков приближения машины не было.

— Беги, беги, а то пропадешь! — снова прикрикнул отец Киприан и даже потряс своей палкой.

Хоть я и не поверил ему, но все-таки счел за благо распроститься с моим другом и неспешно отправился к своему посту на Успенскую площадь.

Каково же было мое удивление, когда за спиной я вдруг услышал знакомый звук клаксона. Сомнений не было: машина наместника подъехала к нижним воротам монастыря и меньше чем через минуту будет на Успенской площади. Видимо, наместник зачем-то спешно вернулся. Я бросился бегом и еле-еле успел пропустить машину через свои ворота.

Вечером в келье послушников мы спорили, каким образом Киприан мог узнать о возвращении машины наместника, которая к той минуте, когда схимник предупредил меня об этом, была километрах в двух от монастыря. Мои друзья вспомнили, что тоже начали примечать за отцом Киприаном подобного рода особенности.

Вскоре схимник слег, и мы пришли навестить его в Лазаревский больничный корпус. По правде говоря, мы ждали, что он, раз уж стал прозорливым, скажет нам что-нибудь особенно мудрое и важное. Но отец Киприан, глядя на нас добрыми глазами угасающего человека, только улыбался и повторял:

— Господь благословит вас, деточки мои!

Олег Александрович Никитин был не очень церковным человеком. В этой книжке уже есть история об освящении его дома, о черном пуделе и о скульптуре Мефистофеля, подаренной ему на новоселье. Но долгие годы Олег Александрович усердно ратовал за возрождение одного разрушенного храма — Казанской иконы Божией Матери в Рязанской области. Почему именно эта церковь так ему приглянулась, сказать не могу. Но два раза в год — на летнюю и зимнюю Казанскую — он обязательно присутствовал на службе в этом разоренном сельском храме, куда мы, монахи Сретенского монастыря, приезжали служить литургию. Несколько раз Олег Александрович исповедовался здесь и причащался. Так продолжалось много лет, но дальше его воцерковление никак не шло.

В тот же праздник Казанской иконы Божией Матери Господь и забрал Олега Александровича из этого мира. 21 июля 2003 года, на летнюю Казанскую, Никитин почему-то впервые не приехал в храм на службу. Позвонил, сослался на неотложные обстоятельства. Вечером того же дня нам сообщили, что Олега Александровича не стало: на трассе в Подмосковье его водитель не справился с управлением.

Но я хочу рассказать историю, которой Олег Александрович удивил нас, его друзей, уже после своей смерти.

Спустя несколько месяцев после кончины он явился во сне своей дочери Елене. В этом нет ничего особенного, но сон был столь отчетлив, что запомнился Елене до деталей.

Олег Александрович обратился к дочери с настоятельной просьбой. «Пожалуйста, непременно передай от меня поздравление Демиртчану. У него сегодня юбилей!» — настойчиво просил покойный Олег Александрович. Надо сказать, при жизни он никогда не забывал друзей и всегда звонил им в дни рождения.

«Какому Демиртчану?» удивлялась и во сне, и проснувшись Елена. Как ни странна была вся эта история, все же они с мамой, Галиной Дмитриевной, решили позвонить близкому другу и коллеге Олега Александровича, бывшему заместителю министра энергетики Виктору Васильевичу Кудрявому. Тот сразу и без труда ответил на вопрос женщин, поскольку именно в эту минуту собирался на торжества по случаю восьмидесятилетия их с Олегом Александровичем коллеги академика Камо Серобовича Демиртчана.

Просьба Олега Александровича, разумеется, была исполнена. Виктор Васильевич Кудрявый объявил гостям, что имеет особое, очень важное поручение, и передал потрясенному юбиляру поздравление от покойного Олега Александровича Никитина.

Вот такие истории происходят в сегодняшней Москве.

Когда мы начинали возрождать Сретенский монастырь, у нас возникла одна серьезная проблема: среди прихожан почти не было старушек. Все прихожане либо молодые, либо среднего возраста. Когда же в храме стали появляться первые бабушки, мы так возрадовались, что готовы были пылинки с них сдувать. Еще бы! Их появление означало, что старые москвичи признали наш монастырь.

Среди этих бабушек пришла и Любовь Тимофеевна Чередова. В 1996 году мы торжественно отпраздновали ее день рождения — сто лет! Но не это было главным. Любовь Тимофеевна оказалась последней дожившей до наших дней духовной дочерью настоятеля нашего Сретенского монастыря новомученика архиепископа Илариона. В 20-е годы она мужественно отправилась вслед за владыкой Иларионом в ссылку. Не смогла она пробраться лишь на Соловки, где владыка провел большую часть своих тюремных сроков. Она находилась и среди тех, кто в 1929 году хоронил этого мужественного и несломленного подвижника. Она сохранила глубокую преданность владыке Илариону и необычайное духовное единение с ним до конца своих дней.

Любовь Тимофеевна так и не вышла замуж. Была ли она тайной монахиней, не знаю, но вела она настоящую иноческую жизнь. Вполне возможно, что владыка Иларион в те страшные для Церкви годы постриг ее в монашество с обетом, что она никому и никогда об этом не скажет.

Любовь Тимофеевна не сомневалась в святости своего великого духовного отца и молила Господа, чтобы ей дожить до того дня, когда совершится его церковное прославление.

Пока Любовь Тимофеевна была в силах, она приезжала в монастырь. Мы посылали за ней машину, а в храме сажали на стульчик, и так она молилась за литургией. Любовь Тимофеевна прекрасно помнила службы владыки Илариона здесь, в этом храме, и мы почитали ее присутствие в возрождающемся Сретенском монастыре как особое благословение нашего великого настоятеля.

Несколько лет мы готовили материалы к канонизации священномученика Илариона и, надо сказать, боялись, что Любовь Тимофеевна не доживет до заветного часа. Через какое-то время она уже не могла ездить в монастырь. Мы стали причащать ее дома. И всякий раз она с надеждой спрашивала, как идут дела с прославлением ее духовного отца. Ей шел уже сто второй год.

Тем временем в монастырском храме мы отреставрировали небольшой придел и устанавливали в нем иконостас. Среди прочих икон был заказан и образ священномученика Илариона. Конечно, мы написали икону заблаговременно, еще до прославления, но по церковным правилам икона считается освященной, когда подписывается именем святого. Наша икона была пока без надписи и ждала часа, когда церковная власть утвердит почитание священномученика, нашего настоятеля и небесного покровителя. Как бы то ни было, когда иконостас установили, наш храм стал единственным в России, где была икона этого пока еще не прославленного, но очень почитаемого церковным народом ново-мученика.

• Предыдущая
• 52/85
• Следующая