Избранное 2009-2012 - Рубинштейн Анна - Страница 52

Выть иль не выть? Увы, не в том вопрос,

Что мне легчает, если волком вою...

Ни мне сейчас, ни снов моих герою

Нет дела до размеченных полос...

Чужие руки резали мне хлеб,

На мягкий мякиш бед ложились тени...

Не так живу, не там, нигде, не с теми...

Тот, наверху, невовремя ослеп.

Так в чём вопрос? Зачтётся мука мне

Как знанье непоследствий отдалённых?

Иль Бог слепой невстреченных влюблённых

Мне белый крест начертит на стене?

По другую сторону постели –

Незнакомец, странно мне знакомый...

Мы когда-то вместе с ним летали,

Затевая крыльями метели,

Книги полуночные читали

В занесённом облаками доме...

По другую сторону сомнений –

Руки, встречи, слёзы и разлуки...

На моей подушке – снег и дождик,

Сладкий хруст задумавшейся лени,

Смутный неприкаянный прохожий,

Взятый до рассвета на поруки...

По другую сторону любимых –

Жертвоприношения и смута...

Смерть кумира на глазах статистов,

Лица, настоящие от грима,

Сквозняков дыхание в кулисах –

Всех спектаклей старых атрибуты...

По другую сторону событий –

Бывший милый, бывший ненаглядный...

Мой чужой, далёкий и свободный.

Мне бы жить да жить, но мне не быть с ним,

С ним не быть. А быть мне с кем угодно,

С кем угодно... Не одной – и ладно...

Нет, дорогой, ты ошибся – тобой я не брошена.

Нет, я не пла'чу, а волей нежданной раздавлена,

Что постучалась под вечер подругой непрошенной –

Чаю попить... Но была насовсем мной оставлена...

Нет, дорогой, не звони... Я сама. Я ведь сильная.

Нет, я не пла'чу, я просто свободой подкошена.

Прочь отгоню я печалей жужжанье осиное,

Стану принцессой и выкину к чёрту горошину.

Нет, дорогой, ты не прав, я тобою не выжата,

Я не запла'чу, поверь, ты напрасно стараешься.

Силы в кулак соберу и назло тебе выживу,

Выгрызу выход и выползу к людям по краешку.

Да, дорогой, мне одной хорошо... Да, я счастлива.

Да, я смеюсь – над тобой, над судьбой и над пройденным...

Ты обернись, посмотри: в догорающем зареве

Шкуркой лягушьей пылает былая уродина...

Я обрасту новой кожей – ванильной и трепетной,

И поменяю глаза на зелёные волчии...

Что же ты плачешь?.. Ты прав – нынче вечером ветрено.

Ну, уходи... Мы чужие с тобой с этой полночи.

играем в молодость, в энзимы,

со сроком годности играем,

играем в «мы неотразимы»

и «как стемнеет – за сараем»…

        "игра" – Альберт Эм

я наигралась – правда, правда...

ничто уже меня не греет:

ни безрассудная бравада,

ни враг, повешенный на рее,

ни сеть морщинок у подруги,

ни муж, ушедший от неё же,

ни новая тату, упруго

завитая по тёмной коже,

ни шоппинг, шейпинг, рейтинг, петтинг,

ни дайвинг, груминг, тримминг, допинг,

ни виски, что был куплен Петей,

но был вчера Серёжей допит,

ни жаркий пыл объятий страстных,

ни куча тряпок от кутюра...

ничто не греет – вот же блядство.

а мож, тово... я просто дура?

что толку нам от разных логик? мы – нелогичны… пурку па? на нас с укором смотрят боги: ну, набежала шантрапа…

          "пустяк" – Геворк

_________________________

...мы – шантрапа, базара нет, кладоискатели-клошары... когда бы лень нам не мешала, мы были б счастливы вполне, и на волне энтузиазма, не ждя инфаркта и маразма, конечно, были б на коне...

...а так, братва, да хер бы с ним – с конём... видали и покруче... сюжет известен и изучен, от всех иных неотличим: плывём, теченьями влекомы – в пути к погосту от роддома средь прочих равных величин...

...нас всех положено любить? кому положено, тот знает... пиши, поэт, строчи, прозаик (и тот, и этот жизнью бит, а всё равно – дрожит, но пишет) – про карий цвет замёрзших вишен, про предрассветное затишье, про бег времён, что нам не слышен...

...пиши. что делать, коль свербит.

какой покой? – Геворк

          Анне Рубинштейн на "чтожеделательное"

на первый взгляд – ну, шантрапа... а на второй – того похлеще... я над собой смеюсь зловеще, а все ж пытаюсь накропать про вишни, мушмуллу, черешни, про то, куда ведет тропа... надеюсь: пан или пропал... не трагик – больше пересмешник...

во мне шкворчат, как на огне, горячим маслом смех и слезы... я за собой тащу обозы, с войны доставшие вполне... без счета в них тюки неврозов (с годами вырастут в цене, иные – вообще вдвойне)... одна надежда – на склерозы...

но память счастья не дает уйти в неведенье глухое, она ехидно беспокоит: а это помнишь? ё-моё... и мне недрогнувшей рукою, как эскулап, суёт питьё: мол, не надейся – в забытьё... ишь, размечтался – о покое...

покой придет за "Упокой..."

покуда жив – не думай даже...

давись, как сухарем, строкой,

дыши любовью и тоской,

а там, браток, как фишка ляжет...

       "Я промолчал..." – docking the mad dog

_________________

       "Пока горит свеча..." – Уже Другая

__________________

Свеча горела – вольно, хищно, дерзко.

Мела метель, жалея темноту.

И разум, одиночеством истерзан,

меня прижал к оконному кресту...

Вот так... уйдешь? Меня и боль оставив

наедине? Не сорвана печать

со списка правил для боёв без правил,

не снят запрет на письма отвечать,

не выписан рецепт на яд и сроки...

Твой вьюжный пёс залижет все следы,

придёт рассвет, преступно светлооокий,

украсив мир кусочками слюды...

И, перегрет, рассердится Везувий –

окурков пепел в сердце застучит...

Оставлю за спиной игру безумий

лишь по одной из тысячи причин:

ты б не хотел – я это знаю точно –

меня увидеть плачущей во тьме...

И заоконно, может быть – заочно,

я улыбнусь зарёванной не мне,

начну вязать из зимней злобной пряжи

посмертный шарф, колючий, как трава.

А мойры-предсказательницы скажут

единственно возможные слова –

о боли и любви, о том, что будет.

Что будет всё – любовь и боль. И ты.

И что у них, плетущих наши судьбы,

глаза болят от вечной слепоты.