Корсар - Касслер Клайв - Страница 39

• Предыдущая
• 39/77
• Следующая

— Что случилось с самолетом? У вас есть версии?

— Пока мы склоняемся к выводу, что во время полета произошло повреждение хвостовой части. Здесь ее нет, поэтому причин мы не знаем. Через пару минут вертолет отправится осмотреть предполагаемый маршрут «боинга». В результате этого повреждения могла произойти утечка гидравлической жидкости, а также отказ рулей направления и высоты. Без гидравлики могли также отказать закрылки, элероны, предкрылки и спойлеры. В этом случае управлять самолетом стало бы очень сложно, если вообще реально.

— Есть ли информация о том, почему случилось повреждение хвостовой секции? — спросил Гами.

— Пока нет, — отозвался Джуисон. — Сначала нужно ее найти.

— А если не найдете? — спросил Мун, расставляя хитрую ловушку: ему хотелось последить за реакцией Гами. Да, ливиец ему нравился, но работа есть работа.

— Тогда в официальном заключении будет указано «причина не установлена». Если, конечно, не обнаружим других следов.

— Чарльз, обещаю, мы найдем хвостовую секцию! — заверил Гами. — Причина трагедии будет установлена.

— Простите, господин министр, — вмешался Джуисон, — но такое обещание не всегда удается сдержать. Я восемнадцать лет занимаюсь расследованием авиакатастроф и повидал много разных случаев. Помните, как самолет взорвался в воздухе и его пришлось поднимать со дна у побережья Лонг-Айленда? Так вот, здесь все гораздо сложнее. Непонятно, что считать следами катастрофы, а что — делом рук ваших людей. — В ответ на протестующий жест Гами Джуисон поправился: — То есть бедуинов. Я имел в виду, что они ливийцы, значит, ваши люди.

— Бедуинам чужд институт гражданства. Они дети пустыни.

— В любом случае, здесь они все сильно запутали. Я даже не уверен, что, обнаружив хвост самолета, мы сумеем точно определить причину аварии.

Гами выдержал долгий взгляд эксперта.

— Господин посол и другие официальные лица заверили меня, что вы, мистер Джуисон, лучший эксперт в мире. Они убеждены: вы найдете разгадку. Не сомневаюсь, вы со всей ответственностью подходите к расследованию каждого инцидента, однако выражаю надежду, что вам ясна тяжесть сложившейся ситуации.

Джуисон переводил взгляд с Муна на Гами. Он понял: в этом деле политика значит ничуть не меньше криминалистики, и оттого выглядел еще печальнее, чем в начале разговора.

— Когда начинается конференция? — уточнил он.

— Через сорок восемь часов.

Эксперт обреченно покачал головой.

— Если отыщем хвост и если бедуины ничего с ним не сделали, я постараюсь подготовить к этому времени предварительный отчет.

Гами протянул ему руку.

— О большем мы и не просим.

На «Орегоне» объявили режим тишины и приняли все возможные меры предосторожности: даже нос корабля старались держать против ветра, чтобы волны не плескались о борт. На расстоянии тридцати миль корабль окружало кольцо специальных датчиков, которые в пассивном режиме поглощают сигналы радаров и по шифрованным каналам передают данные бортовому компьютеру. Они вычислят любое судно, поэтому включать антирадарную установку не требовалось. Приблизься кто-нибудь к «Орегону», навигационная система малым ходом отвела бы корабль в сторону — для этого припасли серебряно-цинковые аккумуляторы, при работе от которых судно движется почти неслышно. На корпусе и надстройке имелось противорадиолокационное покрытие, поэтому обнаружить «Орегон» можно было лишь визуально.

Пассивный гидролокатор кругового обзора под килем засечет любой подводный объект. Специальная система перехватывает электронные сигналы и радиопереговоры судов, самолетов и береговых станций. Кабрильо проектировал «Орегон» именно для операций, в которых нужно залечь и не высовываться или, как говаривал Марк Мерфи, «сидеть и бдеть». Невидимый корабль мог днями, а то и неделями скрываться под носом у противника и собирать данные о передислокации флота, записывать переговоры и выполнять другие задачи.

Когда Фиделю Кастро из-за болезни пришлось передать власть брату Раулю, «Орегон» двадцать восемь дней прятался у побережья Кубы, прослушивая все разговоры в убежище диктатора. Благодаря корпорации американская разведка постоянно была в курсе происходящего и получила бесценную информацию о скрытых механизмах власти на острове.

В режиме тишины прекращалось все текущее обслуживание корабля. Команда не возражала. Кроме того, закрыли тренажерный зал: там иногда звякали блины на штангах. Даже готовили из полуфабрикатов. Еда, несмотря на все старания кока, была лишь бледной тенью деликатесов, к которым привыкли сотрудники корпорации. Фарфоровая посуда и серебряные приборы уступили место бумажным тарелкам и пластиковым вилкам. Слушать радио и смотреть телевизор разрешалось только в наушниках.

Макс сидел у себя в каюте, увлеченный сборкой модели быстроходного речного катера, которым командовал во Вьетнаме. Хэнли был не из тех, кто живет прошлым и страдает от ностальгии. Для хранения боевых наград он арендовал ячейку в одном из банков Лос-Анджелеса и не появлялся там уже много лет, а с боевыми товарищами виделся лишь на похоронах. Модель он собирал исключительно потому, что до сих пор наизусть помнил устройство катера и хотел отвлечься от работы.

Доктор Хаксли посоветовала ему таким образом бороться со стрессом и гипертонией. Перед этим она рекомендовала йогу, но Максу больше нравились корабли. Он уже собрал и подарил Хуану превосходную модель «Орегона» — теперь та стояла под пластмассовым колпаком в конференцзале. После катера Хэнли планировал заняться колесным пароходом «Миссисипи».

В дверь негромко постучали, и Макс сразу понял: пришел Эрик Стоун. Вот уж кто соблюдал режим тишины от и до.

— Войдите!

Эрик явился с ноутбуком и большой плоской папкой. Выглядел молодой штурман так, словно не спал неделю. Обычно Стоун одевался опрятно: сказывались годы, проведенные в Военно-морской академии, однако на этот раз даже не заправил рубашку, а мятые брюки напоминали половую тряпку.

Макс всегда нервничал, когда кто-то из команды отправлялся в логово врага, но бедный Эрик, похоже, был близок к нервному срыву. Когда Стоуна приняли на работу в корпорацию, Хэнли стал его наставником. Эрик боготворил Хуана Кабрильо, а Мерфи считал братом, о котором всегда мечтал. На чистом, почти детском лице штурмана собрались глубокие морщины, щеки покрылись щетиной: Стоун не брился уже несколько дней.

— Что-то обнаружил? — Макс сразу перешел к делу.

Эрик открыл папку.

— Вот подробные карты района, где сейчас находится Хуан, плюс историческая справка.

— Я в тебе не сомневался.

Хэнли расчистил стол, чтобы можно было расстелить карту.

— Рассказывай, что тут.

Судя по снимкам, Хуан оказался высоко в горах километрах в тридцати от побережья. Вершины почти заслоняли крошечный лагерь, и его было бы сложно обнаружить даже по сигналу с чипа Кабрильо, если бы не огромный карьер по соседству. От карьера к морю тянулась черная линия. Она повторяла все неровности рельефа и упиралась в длинный причал с ветхими постройками. У края долины виднелось еще несколько зданий.

Сначала Эрик указал на береговые сооружения.

— Это развалины английской угольной базы. Ее построили после тысяча восемьсот сорокового года. В тысяча девятьсот четырнадцатом, незадолго до Первой мировой, причал удлинили. Потом он сильно пострадал в Североафриканскую кампанию Роммеля, но немцы все восстановили: здесь был опорный пункт наступления на Египет. Черная линия — железная дорога, она тянется от причала к угольному разрезу. — Палец штурмана скользнул вдоль линии к постройкам на краю карьера. — Раньше здесь был канал, и уголь возили баржами, но потом вода ушла, и ливийцы положили рельсы.

— Похоже, работы возобновлены.

— Так и есть. Месяцев пять назад положили усовершенствованное полотно под более тяжелые вагоны. В карьере снова собираются добывать уголь.

— И никто не заинтересовался, зачем это нужно стране, у которой запасы нефти сорок миллиардов баррелей?

• Предыдущая
• 39/77
• Следующая