Тайная история Леонардо да Винчи - Данн Джек - Страница 66

• Предыдущая
• 66/130
• Следующая

— Как хочешь, — пожал плечами Андреа и, помолчав немного, добавил: — Прости, Леонардо, но ты не оставил мне выбора.

— Выбора?

Леонардо откинулся на стуле, подняв глаза к потолку, словно молился.

— Возможно, если бы тебя не обвиняли в содомии, если бы ты писал и ваял сообразно своему положению и тому, чему тебя учили, вместо того чтобы придумывать какие-то изобретения и собирать машины, которые народ почитает нечистыми, если бы ты держался подальше от книгопродавцев с виа деи Либре тогда у меня, возможно, и был бы выбор. Но ты не даешь себе труда уважать даже церковь. У тебя есть деньги покупать лошадей, однако ты не можешь оплатить своего членства в гильдии художников или пожертвовать пять сольдо на праздник Святого Луки! [46]— все громче говорил Андреа.

— Так ты хочешь сказать, что предпочел Перуджино, потому что я не читаю по пяти раз на дню «Отче наш» и «Аве Мария»?

— Я отдал ему предпочтение, потому что монахи Валломброзы не станут платить нам, пока ты связан с их запрестольным образом. Они даже просили, чтобы то, что написал ты, было вычищено или записано.

— Что?

— Есть и другие покровители, недовольные тобой.

— За этим стоит Лоренцо, — ровно сказал Леонардо.

— Это не важно.

— Согласись, что это так.

— Вся Флоренция знает, что он ненавидит тебя. Что ты ему сделал, Леонардо? Он ведь тебя любил.

Леонардо только покачал головой.

— Ты был слишком занят своими машинами, чтобы замечать, что творится вокруг.

— Но мои машины покупают! Это было бы невозможно, сожми Лоренцо кулак… окончательно.

— Покупают. Но кто? Враги Медичи? Ты слеп, Леонардо.

Леонардо смотрел на свои руки, и они казались ему руками того старика, которого он вскрывал, — холодными мертвыми придатками, кое-как привязанными к запястьям. Они онемели, их покалывало, словно сердце забыло на время гнать кровь в его конечности.

— Зачем ты унижал меня? — спросил он у Андреа.

— Ты о чем?

— Перед тем как объявить, что меня заменит Перуджино, зачем ты унижал меня всей этой чушью о том, что я, мол, не работаю над распрекрасным монаховым алтарем?

— Я был зол. Мне не хотелось просить Перуджино.

— Ах, ну да, я должен был понять, — с сарказмом сказал Леонардо. — Теперь все ясно.

— Я был зол не на тебя, Леонардо. На себя. Но обратил эту злость против тебя.

Леонардо промолчал.

— Потому что я трус. Мне бы надо было встать против всех, кто клевещет на тебя.

— И против Великолепного? — Голос Леонардо смягчился. — Нет, маэстро, ты не трус. Тебе надо думать о семье и других учениках. Будь я на твоем месте, мне пришлось бы поступить так же.

— Спасибо, — сказал Андреа. — Ты мне как сын, а я… да какой из меня отец, ничем не лучше твоего. — Тут он вспыхнул. — Ох, прости! Я не хотел говорить такого. Синьор Пьеро да Винчи мой друг. Я и представить не могу…

Тут они посмотрели друг на друга и оба рассмеялись. Никколо, слегка ошалевший, тоже улыбнулся.

— Что ты станешь делать, Леонардо? — спросил Андреа.

— Поищу дом.

— И правильно. Тебе давно пора иметь собственную мастерскую.

— Художнику, который не получает заказов, мастерская ни к чему.

— Удача еще вернется к тебе. Ты слишком хороший художник, чтобы долго сидеть без заказов. А покуда продавай эти свои бестолковые машины.

— Сторонникам Пацци?

Андреа пожал плечами:

— Быть может, я сумею заинтересовать твоими талантами венецианцев.

— Быть может, — согласился Леонардо.

Наступило горькое молчание.

— Леонардо, а как же я? — спросил Никколо, торопясь развеять неловкость мгновения.

— Андреа?.. — спросил Леонардо.

— Это решать только маэстро Тосканелли, — проговорил Верроккьо.

Никколо кивнул и уставился в пол, словно хотел взглядом прожечь в нем дырку.

Леонардо переехал в тесный неприглядный домишко, который подыскал ему Зороастро. Дряхлые красные кирпичи были мягкими и крошились; скорее всего, они остались от разрушенной башни, срытой для «большей общественной безопасности», когда в 1250 году народ взял под контроль Синьорию. Старые укрепленные башни были некогда средоточием непримиримой вражды между партиями гвельфов и гибеллинов [47].

Плата оказалась на удивление низкой, да иной она и быть не могла при таком состоянии дома. Зато комнаты с высокими потолками, словно в утешение, хорошо держали свет, а из окон хоть немного, но была видна Арно. Такова была новая мастерская Леонардо, где он собирался создавать предмет своей гордости — механические чудеса.

По случайному совпадению дом стоял близ Понте Веккио.

Бывший учитель Леонардо будет его соседом.

Никколо вместе с Зороастро каждый день навещал маэстро Паоло дель Поццо Тосканелли. Зороастро обожал влиятельных знакомых, а мастерская Тосканелли была салоном для художников, путешественников, известных ученых и нового поколения интеллектуалов, что восставало против приверженцев старой науки.

— Тебя приглашают, — сообщил Зороастро, без стука входя в мастерскую Леонардо.

За ним, не переступая порога, стоял Никколо.

Леонардо сидел перед холстом и писал, точно во сне. Захваченный врасплох, он вздрогнул, и его кисть скользнула, смазывая черты сурового изможденного лица святого Иеронима. В этом полотне отразились вся горечь Леонардо и его желание уйти от мира. Он писал святого со старика, которого вскрывал в больнице: впалая грудь, жилистые плечи, тонкая шея, впалые щеки. У ног страдающего святого лежал рычащий лев. Мука и жертвенность.

То был вопль его скорби.

— Значит, ты все же решил снова взяться за кисть. — Зороастро скользнул по картине пренебрежительным взглядом. — Но после твоих прелестных Мадонн я никак не ожидал такого. Это заказ?

Зороастро был щегольски разряжен в пестрые шелка.

Леонардо вспыхнул, будто с него сорвали маску.

— Почему ты врываешься ко мне, даже не постучав? — холодно спросил он. — И кто это меня приглашает?

— Это не совсем приглашение, Леонардо, — сказал Никколо. — Маэстро добрый доктор справлялся о тебе. — Только любимцам Тосканелли было позволено называть его этим прозвищем. — В конце концов, ты все эти недели пренебрегал им.

— Пренебрегать маэстро невозможно, — сказал Леонардо. — Он все время находится в обществе.

— Тем не менее он жаждет твоего, — сказал Зороастро.

— А я не готов ко встрече с обществом. Будь я там, мне не потребовались бы твои услуги, чтобы продавать мои изобретения. И ты не наживался бы на мне и не носил бы этих богатых и безвкусных одеяний.

Зороастро как будто вовсе не был задет. Он поклонился и сказал:

— Но если бы я не был к твоим услугам, о чем ты говоришь так презрительно, у тебя не было бы ни этого прекрасного дома, в коем ты работаешь, ни собственных учеников, ни денег, ни поварихи.

Леонардо улыбнулся и покачал головой.

— Вот видишь? — спросил Зороастро. — Я прав. Так что снимай свой халат и одевайся, потому что у маэстро Тосканелли гость, который хочет тебя видеть.

Было очевидно, что Зороастро упивается предвкушением.

— Никко, передай Тосканелли мои извинения.

— Он велел сказать тебе, что здесь тот, кто одалживал тебе книгу о тайнах цветка, — сообщил Никколо. — Тот, кого зовут Кукан в Венце.

— А, Куан Инь-ци, — сказал Леонардо. — Так он возвратился?

• Предыдущая
• 66/130
• Следующая